Мери инстинктивно бросилась между ним и Энн:

— Я не позволю тебе ее обидеть, Рекхем!

— Да кто тут собирается ее обижать? — усмехнулся он. — Сдавайся и поклянись, что больше к ней не притронешься. И вообще я по твою задницу пришел, не по ее!

— Ты даешь мне честное слово, капитан?

— Даю, Рид.

— Нет, Мери, нет, — упавшим голосом твердила Энн.

Мери, улыбаясь, чтобы успокоить дочь, отстранила ее, потом шагнула к нескрываемо ликующему Рекхему, прошла мимо стоящей на пороге троицы, прямая и гордая… Она нисколько их не боялась. Не он первый пробует сломить Мери Рид, вот только никому это не удавалось.

Рекхем запер Энн в каюте. Она тотчас бросилась к двери и с проклятиями отчаянно заколотила по ней кулаками. Равнодушный к ее оскорблениям, Джон толкнул Мери к трапу и заставил подняться на палубу.

Там они попытались ею овладеть, но у них ничего не вышло: слишком пьяны были все трое для того, чтобы сделать свое дело.

— Не смей больше приближаться к моей жене, — проворчал Рекхем, окончательно выбившись из сил, — не то в следующий раз отдам тебя на растерзание матросам, все до одного побалуются.

— Боишься ее потерять? — усмехнулась Мери.

— Если я ее не получу, так никто не получит. Никто, и уж точно не ты, с твоим невинным видом.

Мери натянула и застегнула штаны, после чего спустилась по трапу. Дверь каюты Энн сторожил Браун.

Назавтра, когда она вышла на палубу, чтобы заступить на вахту, и собралась лезть на мачту, ей в глаза бросился баркас, пристроившийся с правого борта.

— Это еще что такое? — спросила она у Эрла, который был занят тем, что при помощи топенантов поворачивал реи.

— Рыбаки. Их снесло течением, просят, чтобы их взяли на борт и доставили в бухту Драй-Харбор. В обмен на эту услугу предлагают черепах, которых успели наловить.

— Рыбаков снесло течением? — недоверчиво переспросила Мери. — Странно как-то, тебе не кажется?

Эрл пожал плечами и присел на марсе рядом с ней. Паруса как раз в эту минуту надулись, поймав ветер с траверза, и шлюп тотчас заскользил по морю, покрытому легкими барашками.

— Такое иногда случается.

— Сколько их?

— Шестеро. Они спустились в трюм, там несколько наших никак не протрезвеют.

— А Рекхем что говорит?

— Храпит как свинья в объятиях своей красавицы. Рыбаков Корнер подобрал.

Мери покачала головой. Она не могла бы объяснить, почему, но на нее нахлынуло неприятное ощущение опасности, и ей это совсем не нравилось. Она достояла свою вахту, не переставая быть настороже. К тому времени как она спустилась, Рекхем снова оказался у руля, и вид у него был до того высокомерный, что ей захотелось его убить.

Она встала перед ним.

— Что, уже соскучилась, Рид?

— Меня такой малостью не возбудишь, Рекхем, — презрительно отозвалась Мери.

— Не беспокойся, я тебе это припомню.

— Где Энн?

— Отдыхает в каюте. Мы помирились, если тебе понятно, что я имею в виду, — насмешливо ответил он.

Мери не стала продолжать эту тему, совершенно уверенная в том, что капитан девочку запер.

— Я пришла посоветовать тебе остерегаться этих рыбаков.

— Почему? — удивился Рекхем. — Ты что, их знаешь?

— Просто интуиция подсказывает, а она редко меня подводит.

— А моя интуиция мне ничего такого не говорит, — приосанился Рекхем. — Стареешь, Рид! Если хочешь в этом убедиться, пойди загляни в трюм. Сомневаюсь, чтобы они могли сильно повредить нам после всего того, что в себя влили. Будь я на твоем месте, сделал бы то же самое, помогло бы расслабиться…

Мери развернулась и ушла, поняв, что все равно ничего от него не добьется.

Одного взгляда через люк в трюм было достаточно для того, чтобы убедиться в правоте Рекхема. Рыбаки играют в карты рядом с открытыми бочонками рома. На горизонте не видно ни одного паруса, небо чистое. К вечеру они доберутся до бухты. Рекхем, должно быть, прав: она вообразила невесть что.

Мери взяла свою порцию рома и выпила ее, не сводя глаз с двери каюты в надежде, что оттуда выйдет Энн.


Стемнело, наступила ночь, Энн так и не появилась, и Мери отчаянно искала возможность приблизиться к ней и утешить. Они стояли на якоре в маленькой бухточке. Увидев, что Рекхем спустился в трюм к рыбакам, которые за весь день так и не выбрались наружу, упившись до беспамятства, как и большинство матросов, она тихонько подкралась к двери каюты. Теперь ее дочь караулил Харвуд. Мери знала, что тот влюблен в Энн и всегда хотел молодой женщине понравиться.

— Пропусти меня.

Матрос украдкой глянул в сторону палубы и посторонился:

— Не торопись, я постерегу.

Мери улыбкой поблагодарила его и проскользнула внутрь. Энн была настолько поглощена своим занятием — она полировала саблю, — что даже головы не подняла.

— Добрый вечер, — только и сказала Мери, видя, что дочь упрямо смотрит на блестящее лезвие.

Узнав ее голос, Энн бросилась в распахнутые ей навстречу объятия.

— Я так боялась! Так боялась, что они тебя побьют. Рекхем ничего не захотел мне рассказать.

— Все хорошо, Энн. Он хочет всего лишь убрать меня от тебя подальше. Слишком боится тебя потерять.

Энн усмехнулась:

— Дело сделано, это уже случилось.

— Он взял тебя силой? — спросила Мери, приподняв ее подбородок.

— Нет, не осмелился. Он боится тебя куда больше, чем согласен показать. Но существует еще и другая причина. Я беременна. Просто сказала ему об этом, он и утихомирился.

— Тем лучше.

— Мери, но я совершенно не хочу этого ребенка! Во время следующей стоянки я заберу Малыша Джека и исчезну из жизни Рекхема.

— Куда ты собираешься идти? К отцу?

— Ни за что! Если возьмешь меня с собой, я пойду туда, куда ты скажешь. Может быть, искать те самые сокровища, — с заблестевшими глазами прибавила Энн.

— Этот «глаз» тебе хоть о чем-то напоминает, Энн?

Та помотала головой:

— А должен напоминать?

— Да. Если ты готова последовать за мной и доверять мне, я тебе расскажу. Я тебе все расскажу.

— Никогда и никому я так не доверяла, как тебе! — воскликнула Энн. — Рассказывай.

— У меня сейчас недостаточно времени для этого. Рекхем запретил мне близко к тебе подходить. Если он снова застанет нас вместе, то, боюсь, приведет свои угрозы в исполнение. Найдем на острове способ от него ускользнуть. Я не хочу потерять тебя, Энн. Слишком велика моя вина, я должна заслужить прощение.

— Мери! Энн! — прервал их смертельно побледневший Харвуд. — По-моему, вам пора расходиться. И поскорее.

Они обменялись взглядами. Вид у Харвуда был испуганный донельзя. Обе пиратки бросились на палубу. В ту же минуту рядом с бортом тихо остановился шлюп.

— Черт побери! — выругалась Мери. — Это флаг Вудса Роджерса.

Энн и Мери устремились к люку, ведущему в трюм. Рекхем поднимался им навстречу. Не успев испепелить женщин взглядом, он содрогнулся, услышав окрик из рупора:

— Говорит Джонатан Барнет. Я состою на службе у губернатора. Назовите себя, на «Уильяме»!

— Я — Джон Рекхем, с Кубы! — крикнул капитан, пока Мери с Энн, перегнувшись через край люка, безуспешно пытались разбудить пьяных.

Только Харвуд побежал на батарею и принялся заряжать пушку.

— Сдавайтесь мирно, капитан Рекхем, или мне придется вас потопить!

Рекхем не успел ответить — ядро полетело в сторону «Маджести», и грохот выстрела наконец-то разбудил упившихся матросов. Те вроде бы даже потянулись к своему оружию.

Энн заорала на них:

— Встаньте, если вы мужчины! Деритесь!

Никто и не подумал.

Мери подскочила к леерам и увидела, как уходит в море «Реванш». Эти сукины дети бросили их, оставив у них на борту Фертерстона, который явился пьянствовать вместе с Рекхемом.

Она повернулась к Энн. Та, взбешенная и доведенная до отчаяния патологическим безразличием матросов Рекхема, только что разрядила свои пистолеты в двоих из них, надеясь хоть так расшевелить пьяниц. Ничего не вышло, и ко всему еще в ответ на безнадежную пальбу Харвуда пушки «Маджести» теперь поливали шлюп сплошным огнем. Фок-мачта надломилась с сухим треском, пошатнулась, потом рухнула, накренив шлюп. Рекхем горестно оглядел разорение, к которому привела его дурацкая гордость. Они пропали. Взяв рупор, он прокричал, обращаясь к Джонатану Барнету, просьбу о пощаде.

Мери в ярости бросилась к Энн. Их взгляды, полные одинаковой решимости, встретились.

— Никогда! — хором произнесли они.

Харвуд, раненный осколками в руку, поднялся с батареи и подбежал к ним.

Солдаты губернатора уже рассыпались по палубе «Уильяма», чтобы забрать с собой сдавшихся.

Мери не раздумывала. Она не желала окончить свою жизнь, болтаясь на виселице рядом с Энн. Обе они заслуживали лучшей участи.

Выхватив сабли, женщины с ревом бросились на врага и сражались как никогда. Харвуд рядом с ними бешено вращал саблей, рубил направо и налево до тех пор, пока их, всех троих, не оттеснили к наполовину срубленной, расщепленной фок-мачте и они не запутались в перекрученных фалах и переломанных топенантах. Они были побеждены. Окровавленная рука Харвуда уже не могла поднять саблю, и Энн сочувственно положила на нее ладонь.

— Сдавайтесь, — приказал, выступив вперед, Джонатан Барнет. — Вы окружены.

— Никогда, — снова проскрежетала Мери Рид.

— Хватайте ее! — скомандовал Барнет.

Солдаты бросились на Мери. Несмотря на всю ее отвагу, и ей, и Энн пришлось выпустить из рук оружие. Они еще продолжали отбиваться руками и ногами, но в конце концов их схватили, лишили возможности двигаться и связали.

Барнет встал перед ними. Энн и Мери, вскинув голову, прямые и гордые, с вызовом смотрели на него.

— Преклоняюсь перед вашей храбростью, — заявил он. — Я предполагаю, вы — Энн Бонни и Мери Рид?

Ни та, ни другая не ответили.

— Уведите их, — со вздохом сказал Барнет и удалился.

Женщин подтолкнули к группе пленных. Рекхем уже стоял среди них, пристыженный и смущенный: он видел, как Барнет сунул в руку одному из рыбаков — вернее, охотников за черепахами — туго набитый кошелек. Интуиция не подвела Мери. Их одурачили.

Мери смотрела на «рыбака» с презрением, Энн — со злобой.

Когда их толкали к трапу, чтобы загнать в трюм «Маджести», Энн подняла голову и запела. Мери с Харвудом подхватили мстительно звучащую песню, не обращая внимания на окрики и приказы умолкнуть.

Пусть нас повесят, рог рогоносца,

Пусть нас повесят — мы не продаемся!

А Джон Рекхем лишь опустил глаза, совершенно уничтоженный, и прибавил шагу.

35

Суд над Джоном Рекхемом и основными членами его команды состоялся в городе Сантьяго-де-ла-Вега на Ямайке. Отголоски процесса разлетелись по всему Карибскому морю и достигли, в конце концов, Соснового острова, у которого стояли на якоре «Сержант Джеймс» и «Бэй Дэниел» в ожидании возвращения Мери.

Известие ошеломило четверых мужчин.

Никлаус-младший очнулся первым. Он грохнул кулаком по столу, за которым они собрались, чтобы выпить. Намереваясь пить до тех пор, пока из ушей не польется. Пить, чтобы забыть о своем бессилии и своей растерянности.

— Я не допущу этого, маркиз! Я хочу хотя бы раз обнять Энн, хотя бы один-единственный раз! Мери — она-то нас бы не бросила.

— Ты прав, сынок! — воскликнул Ганс, выпрямляясь во весь свой немалый рост. — Но что мы можем сделать?

— Сняться с якоря, — решил Никлаус-младший, — и отправиться туда.

Он вскочил с места и принялся распоряжаться. Джеймс следовал за ним по пятам. Эти двое сразу поладили, словно братья. В точности как когда-то Ганс и Никлаус-старший.

Балетти с Вандерлуком переглянулись.

— Это не может вот так просто кончиться. Только не с ней, маркиз.

Они обнялись. Мери указала им путь. Ради нее они выдержат все и не дрогнут.

И пока шли маневры с целью вывести «Бэй Дэниел» из бухточки, Никлаус-младший рассказал остальным о том, как Мери пыталась спасти Корнеля от виселицы. У него было достаточно времени для того, чтобы извлечь уроки из их поражения. На этот раз он ничего не оставит на волю случая.

Все вместе принялись составлять план действий, отказываясь признавать над собой власть рока, который недавно одержал над ними такую победу. Ни один из четверых мужчин не желал сложить оружие.

* * *

Мери не смирилась. Ее живот подтвердил ей то, что уже подсказала интуиция. Против всех ожиданий, она беременна. Причем это выяснилось задолго до того, как Энн сообщила ей о собственной беременности. На то, что удастся доносить ребенка, шансов было мало, но все же оставалась надежда, что он продержится до суда: ведь малыш спасет ее, Мери, от виселицы точно так же, как Энн будет спасена своим младенцем. По крайней мере, на какое-то время. Мери верила в Ганса и Балетти. Они не позволят вздернуть ее на виселицу, ничего не предприняв. Единственное, о чем она жалела, это о невозможности открыться Энн: их разлучили, считая слишком опасными. На этом этаже тюрьмы было всего четыре камеры. Остальную часть команды «Уильяма» вместе с капитаном в ожидании суда держали на первом этаже. Суд над мужчинами состоялся через месяц, и сразу после него смертные приговоры стали приводиться в исполнение.