Артур заметил его разочарование.

— Каждый ищет свое место в жизни, милорд, — произнес он, будто поясняя что-то. — Не всем удалось родиться под сводами замка и обрести почести с рождения. Я не стремлюсь к власти, но и находиться в услужении у кого-либо не желаю. Меня манит необъятный мир, я многому хочу научиться, но при этом ни от кого не завися, чтобы как можно меньше людей могло мне приказывать. Поэтому-то свободная жизнь вагуса как раз по мне. Я странствовал с бродячими фиглярами и переписывал книги в монастырях, работал на постройке храма, перегонял стада, сопровождал караваны с шерстью, но, бывало, и подаяние просил, а одно время состоял сенешалем у некоего лорда. Жизнь такая длинная, если только успеваешь удержаться на ее шлейфе. Но мой путь не окончен, я пока не нашел своего места, поэтому все там, — он неопределенно махнул рукой, — все еще впереди. Главное — надо уметь радоваться каждому дню, забывать боль и искать… Наверное, свое счастье надо искать.

Артур говорил задушевно и со светлой улыбкой. Гордый Честер подумал, что еще не встречал таких людей. Да нет, конечное же, встречал он всяких бродяг, да вот только никто из них не умел так наслаждаться жизнью. Может, этот Артур блаженный? Но отчего тогда Честер слушает его с какой-то потаенной грустью, будто только сейчас начал понимать, что пропустил в жизни что-то важное?

Они помолчали. Потом Артур протянул руку к лежавшей неподалеку лютне и стал настраивать струны. Он вел себя с вельможным пленником столь непринужденно, что граф подумал: этот парень и впрямь самому королю мог бы сказать «Удачи!». И неожиданно отметил, что ему симпатичен этот пройдоха, с его дерзким обаянием и приветливой улыбкой.

Артур устроился поудобнее и запел:

— О, ангел мой, хранитель мой,

Где был, когда ушел я в мир?

Забыл о грешнике своем,

Когда весь свет мне стал не мил?

Пошли удачу мне и счастье,

Заставь поверить, что ты всюду,

Пускай же отойдет ненастье,

Тогда твоим я вечно буду.

У него был мелодичный сильный голос, Честер заслушался, в кои-то веки поняв свою супругу, которая и слезу порой проливала, когда внимала сладкоголосым проходимцам вроде этого.

— А если ты меня оставишь,

Я сам с бедой сражусь достойно.

Я сильный — ты же меня знаешь.

Только с тобой как-то спокойно.

— Вот за такие песенки знатные дамы охотно покровительствуют странствующему фигляру, — сказал Артур, и Ранульф смутился, как будто этот плут подглядел его мысли. Н-да, хозяевам усадеб надо быть вдвойне настороже, когда такие вот стройные красивые хитрецы распевают у колен их леди. Ну да его супруга уже немолода, хотя ведь и она… Что она? Она сейчас должна думать лишь об одном — как мужа разыскать! И Ранульф резко сказал:

— Графиня Честерская наверняка уже разослала людей по всем дорогам, так что недолго вам распевать. И лучше моли своего ангела-хранителя, чтобы моя леди вместо награды за пение не кинула тебя палачам!

От его громкого голоса проснулся Рис — приподнял голову, какое-то время смотрел на Честера и своего приятеля возле костра, потом откинулся и продолжил отдых. Артур же отложил лютню и опять стал возиться с уткой: осторожно снял с огня вертел, вдохнул аромат жаркого.

— Готова, — удовлетворенно кивнул он, укладывая тушку в сосуд с жиром. И, повернувшись к пленнику, весело поглядел на него из-под длинной челки.

— Возможно, сейчас графиня Честерская как раз и рассылает людей. О нет, сейчас она уже почивает… если не молится о вас. А до этого она сидела и дулась на своевольного супруга, у которого имеется привычка уезжать, даже не поставив ее в известность, куда и как надолго.

Честер уже и рот открыл, чтобы возразить, но не сказал ни слова. Этот плут был прав!

— К тому же, — невозмутимо продолжил Артур, — графиня Честерская очень гордится своей королевской кровью, и если ей донесли, что вы погнались за какой-то девицей, она сочтет это личным оскорблением и затаит обиду.

Но его сыновья…

— Ваши сыновья сначала, скорее всего, тоже не придали значения вашему исчезновению, — опять угадал Артур. — А охота среди Пеквортских холмов сейчас так хороша! Они ведь у вас заядлые охотники, не так ли, милорд?

Итак, этот плут знал о нем все. И Честер почти с вызовом сказал, что даже если его семья останется долго в неведении, то его верный сенешаль Рауль…

— А как же леди Беатрисса? — неожиданно спросил Артур.

— Как смеешь ты рассуждать о моей дочери, наглец! — воскликнул граф, опасаясь, что Артур так же хорошо осведомлен и насчет его любимой дочери и уже знает, что на нее у графа вся надежда.

Юноша лишь пожал плечами, оторвал от утки кусочек подрумяненной корочки и метнул в рот.

— Вы упомянули сэра Рауля, — заметил он. — Безусловно, любой лорд должен гордиться, что ему служит столь выдающийся рыцарь. Неоспоримые достоинства вашего сенешаля отметила и леди Беатрисса де Жернон. Причем рыцарь питает к миледи нежную дружбу, замечу, а вернее, искренне любит ее. Но на что они могут надеяться, когда ее отцом является сам надменный Ранульф де Жернон, граф Честерский? Только одно они и могут себе позволить: редкие свидания, когда у графа нет приказов для сэра Рауля и он не следит за дочкой, которой так нравятся прогулки с упомянутым рыцарем. И уж поверьте, в ваше отсутствие, когда в захолустном замке Малпас за ними никто не наблюдает, влюбленные даже будут благословлять небо за ваше отсутствие.

Ранульф сидел, вытаращив глаза, и не мог вымолвить ни слова. Артуру стало его жалко. И чтобы хоть как-то утешить его, сказал, что через какую-то недельку граф сам спокойно возвратится к семье, а все происшедшее будет считать не более чем забавным приключением.

— Ибо вас ждет друг, я же говорил. Просто ваша непримиримость и гордыня не позволили вам встретиться, а ситуация сейчас такова, что без вашей милости не обойтись. С вами просто переговорят и сделают несомненно выгодное предложение. Поверьте, иначе я бы не стал ввязываться в эту историю. Я не сделал бы зла человеку, который столько лет следит за порядком на севере Англии, охраняет ее рубежи как от набегов валлийцев, так и от столкновений с Шотландией.

Когда тебе такую оценку дает чужой человек, не зависящий от твоей милости и потому бескорыстный, это походит скорее на правду, чем на лесть. Граф Честер невольно выпрямился, гордо вскинул голову. Даже подумал, что ему симпатичен этот пройдоха.

Какое-то время они смотрели друг на друга, чувствуя взаимопонимание, в иной обстановке невозможное между правителем севера Англии и обычным бродягой. Потом оба отвели глаза.

— Пора мне будить Метью, — как ни в чем не бывало сказал Артур. — Я достаточно дежурил, скоро рассвет, и мне необходимо хоть немного вздремнуть перед дорогой. Э… Да что это с псом? — удивился он, видя, как до этого свернувшийся калачиком Гро подскочил, вытянулся в струнку, глядя в лес, а шерсть на его загривке встала дыбом. — Лису, что ли, учуял?

Тут Гро зашелся громким лаем — протяжным и злобным. Артур посерьезнел и протянул руку к лежавшей неподалеку палке.

Честер же понял лишь одно — рядом кто-то есть. Люди, к которым он может обратиться за помощью.

Стремительно вскочив, он выпрямился во весь рост в свете костра.

— Сюда! Помогите! Я граф Честерский Ранульф, а эти…

— А я Папа Римский! — весело выкрикнул Артур, тут же вставший рядом, но глаза его так и шарили по лесу.

— Не верьте. Они посмели…

Честер не договорил — вылетевший из темноты камень с силой ударил его в лоб, и граф, как подкошенный, рухнул на землю.

Придя в себя, Ранульф заметил, что небо уже посветлело. Голова гудела, а при попытке подняться все вокруг поплыло, в желудке возник спазм, и его мучительно вырвало.

— Я и опасался чего-то подобного, — возник рядом Метью. — Полежите спокойно, сэр, сейчас головокружение пройдет и станет легче.

Он положил ему на лоб холодную тряпицу, отчего головная боль поутихла.

— Камнем вас эти ребята из лесу уложили. Не то что мы — нежно, кулем с песком по затылку. А эти могли и голову проломить. Да вы еще и выскочили перед костром в вашем бархатном кафтане с золотыми манжетами, вот они вас первого и свалили, как соблазнительную добычу. А вдруг бы пришибли совсем? Что тогда нам делать прикажете? Мы ведь обязались доставить вас в целости.

Граф поднял руку и нащупал огромную шишку на лбу. От прикосновения так и стрельнуло болью.

— Тише, тише. Говорю вам — полежите немного, и полегчает.

Когда позже Ранульф смог приподняться, то увидел в предрассветном сумраке, что его спутники собираются, а у догоревшего костра лежат три трупа.

— Их семеро было, — проследив за его взглядом, заметил Артур, вдевая мундштуки во рты мулов и поправляя уздечки. — Люди без закона, согнанные в леса войной. И не самые неумелые, замечу. Нам пришлось изрядно повозиться, прежде чем обратили их в бегство.

Он подошел и подал Честеру руку, помогая встать. И граф уже не проигнорировал помощь. Голова еще кружилась, но Метью уверял, что со временем ему полегчает, правда, просил вести себя смирно, а то опять станет плохо. Причем говорил участливо, даже пообещал, что ехать они будут шагом, дабы милорда не сильно трясло в пути.

Когда фургон тронулся, Артур сел подле Ранульфа, охватив руками колени.

— Милорд Честер, сейчас вы поняли, что невольно оказались под нашим покровительством. Поверьте, если вас схватит кто иной, вам придется несладко, и уж выкуп за вас могут назначить такой, что это сильно скажется на казне графства. Сами знаете — врагов у вас немало. Скажу больше: мы сейчас находимся в королевском лесу Ченет и скоро выедем на большую Личфилдскую дорогу. Места тут не больно оживленные, но не выйдет ничего хорошего, если вы поднимете шум и охраняющие путь дозоры епископа Личфилдского отвезут вас к нему, как пойманную дичь.

Честер только чуть шевельнул бровями. Епископ Личфилдский?

— Так вы не в Личфилд меня везете?

— Нет, сэр. Просто другой лорд воспользовался ситуацией, что епископа Личфилда сейчас не волнует ничего, кроме постройки нового собора, и решил устроить вашу встречу недалеко от его города. И повторю — он друг. Поэтому, учитывая ваше состояние, мне бы весьма не хотелось вновь связывать вас и всовывать в рот кляп. И я прошу, ради вашего же блага, дайте нам честное слово, что не будете, как давеча, шуметь и оповещать каждого встречного, кто вы такой.

При этих словах и правящий мулами Рис, и менявший на голове графа влажную повязку Метью взглянули на своего приятеля, как на сумасшедшего. Но Честер, поразмыслив какое-то время, принял решение.

— Я, Ранульф де Жернон, граф Честерский, даю тебе, бродяга Артур, слово, что доверяю тебе и готов ехать туда, куда ты меня везешь, — приподнявшись, заявил он. — Клянусь в том кровью Господней!

Рыжий Рис даже присвистнул от восхищения, а Метью покачал головой и взглянул на приятеля с уважением, ибо не помнил такого случая, чтобы лорд давал клятву бродяге.

Но в итоге дальнейший путь они проделали почти без происшествий.

Было уже далеко за полдень, когда фургон приблизился к Личфилду, однако Рис неожиданно направил мулов в сторону от главной оживленной дороги. Вот они подъехали к деревянному мосту через речку Тейм, где надлежало заплатить пошлину за проезд, и Артур, проспавший все это время, приподнялся. Дремавший Честер тоже привстал, но, памятуя свое обещание, не высунулся из-под навеса. Более того, Ранульф даже сам прикрылся дерюгой, чтобы его бархатное одеяние не привлекло внимания сборщика дорожной пошлины, осматривавшего фургон. При этом граф подумал, что, если бы не установившиеся между ним и похитителями доверительные отношения, его опять опоили бы сонным зельем, а то еще хуже, спрятали бы в ящик под днищем возка.

После переправы дорога свернула в лес. Честер чувствовал себя уже неплохо, особенно после того, как поел оставленное ему мясо утки. Прислонившись к заднему борту возка, он спокойно глядел на лес вокруг: с обеих сторон дорогу плотно обступали дубы, березы и вязы, кое-где мелькали заросли остролиста. Тем не менее лес выглядел ухоженным, и Честер почти не удивился, когда они выехали к большому имению, где над ручьем вращалось колесо мельницы, стояло несколько домишек и виднелись полоски полей в дальнем краю обширной вырубки. Но главным тут был окруженный частоколом дом, с выступавшей наверху деревянной башенкой, на шесте которой висел флаг владельца. Честер во все глаза смотрел на него: на ярко-зеленом фоне ясно проступали очертания алого грифона.

— Ад и преисподняя! Так это же герб Фиц Миля! Эй, вы, неужели это граф Херефордский осмелился приказать вам выкрасть меня?

— Тише, милорд, — удержал готового выскочить из фургона Ранульфа Артур. — Скоро вы сможете лицезреть его милость и выскажете ему все, что думаете.