Валлийцы приходили еще пару раз, как-то принесли зарезанного барана и при этом смотрели на Милдрэд так, что она заволновалась: уж не хотят ли они выменять ее за это мясо? Сестра Урсула только рассмеялась, узнав о ее страхах, и снова уверила, что у валлийцев даже стоит поучиться почтению и добродетели. Милдрэд пожимала плечами: ей не понравилось, что они смеялись, когда Родри назвал ее Олвен.

А потом опять пришел волк. Это случилось перед рассветом, когда Родри отправился на свой обход и вдруг кинулся вперед, услышав лай собак и шум отары на другом конце долины. С криками мальчик побежал туда, однако сильные псы справились до его прихода, отогнав хищника. Милдрэд же беспечно спала, так ничего и не услышав.

В этот день Ифор впервые смог подняться. Всю неделю сестра Урсула лечила его, кормила, мазала раны снадобьями, поила крепкими лекарственными настоями. Она считала, что пастух понемногу идет на поправку, так как к нему вернулся аппетит. А услышав про волка, Ифор даже встал, оперся на плечо Родри и отправился туда, где собаки учуяли хищника. Там пастух долго рассматривал следы на земле, что-то говорил мальчику на валлийском, указывая на темневший вдали лес, а потом без сил рухнул на землю. Родри и Милдрэд пришлось тащить бесчувственное тело к хижине на плаще, а вернувшаяся после сбора трав сестра Урсула ворчала, что они позволили еще не окрепшему раненому отойти так далеко.

Оказалось, что Ифор, будучи прекрасным следопытом, отметил — являлся тот же волк, что и ранее. Придя в себя, пастух стал настаивать, чтобы отару отогнали, ибо, похоже, в отдаленном лесу обосновалась волчья семья. Волки обычно живут парами, выкармливая волчат, и пока мать остается с малышами, ее самец отправляется на охоту. И если овец не перегнать, от волка не будет спасения.

Это означало, что Милдрэд вместе с пастушком придется уйти как можно дальше, даже перебраться через вал Оффы на английскую территорию.

Весь день они были заняты перегоном, и Милдрэд так утомилась, что проспала у костра всю ночь. К тому же ее успокаивало сознание, что она на английской земле. Утром же она была озадачена, нигде не обнаружив Родри. Ей пришлось самой следить за отарой, но овцы упрямо двигались в одну сторону, пока не оказалось, что у подножия холма течет ручей, куда они стремились в эту жару на водопой. Милдрэд обрадовало наличие поблизости воды. Теперь она сможет мыться почаще, ибо даже в этих пустынных краях она стремилась выглядеть как леди, часто мыла голову, вычищала грязь из-под ногтей. Ее удручало лишь то, что, бегая по склонам в своей короткой безрукавой тунике, она загорела, будто крестьянка, а волосы ее стали почти белыми. Но когда к вечеру вернулся Родри, он обрадовал ее, подав широкополую соломенную шляпу.

— Это Меуриг ап Рис передал для Олвен. Ну один из тех, что приходили смотреть на тебя. Он сказал, что если такая белокожая девушка будет пасти стада, то ее хорошенький носик скоро покроется веснушками.

Итак, дикие валлийцы тоже могут быть любезными. И Милдрэд улыбалась, глядя на свое отражение в водах источника и примеряя шляпу. Даже пришла к выводу, что ей так идет.

Они находились на английской земле, но за холмистой грядой недалеко от пастбища располагалась недавно захваченная валлийцами крепость Освестри. С ближнего холма была видна ведущая туда старинная большая дорога. Милдрэд порой наблюдала, как по ней движутся люди, проезжают телеги, проносятся верховые.

За три недели безыскусная работа на свежем воздухе оказала на девушку благотворное влияние. В той однообразной жизни, какую она тут вела, чувствовалось нечто древнее и простое, освобождающее от проблем. Спала юная леди под раскидистыми тисами на холме, облюбовав себе уютную складку на склоне. Можно было сказать, что она совсем одичала тут, но возвращаться не спешила. Милдрэд чувствовала, что боится вновь оказаться под опекой настоятельницы Бенедикты, которая предала и их родство, и многолетнюю дружбу с ее родителями. И не хотела вновь встретить подлого соблазнителя Артура. Однако и самой себе Милдрэд опасалась признаться, как ее задевает то, что он даже не пытается ее разыскать. Неужели так скоро забыл? И в подобные минуты на нее находило бессилие и тоска, все становилось безразлично — пусть эти вечно жующие овцы бредут куда хотят, ей все равно, и на оклики Родри она не отзывалась.

Однажды, когда на нее нашел такой приступ равнодушия и она совсем перестала следить за отарой, а собаки задремали в тенечке в полуденную жару, овцы и впрямь разбрелись по всему обширному выпасу. Появился Родри, стал шуметь, что если отара рассеется, то будет непросто их согнать, а несколько овец непременно потеряются. Милдрэд слушала его смешанные валлийско-английские выкрики, лениво пожевывая травинку, но мальчишка не унимался, и, чтобы отделаться от крикуна, она пошла куда глаза глядят. И пока Дрок, Лиса и мечущийся вдоль дальней кромки выпасов Родри сгоняли в кучу разбредшихся овечек, Милдрэд поднялась по длинному отлогому склону на гребень холма, бродила там между завалами камней, всматривалась в безоблачное небо, в отдаленные вершины уэльских гор, в этот огромный мир, в котором она чувствовала себя такой одинокой. К маме хотелось… И плакать невесть от чего.

Солнце уже стало клониться к западу, яркий дневной свет постепенно сменился янтарным, более мягким. В это время девушка неожиданно услышала жалобное блеяние из зарослей ежевики. Пробравшись через колючие кусты, Милдрэд обнаружила овцу — а та еще негодующе уставилась на нее и с вызовом притопнула ногой. Милдрэд замахнулась на нее палкой, и тогда глупая животина выскочила из кустарника на вершину холма и затрусила по его гребню в нужную сторону. Милдрэд шла следом, исцарапанная и злая, ворча под нос и поглядывая на хорошо видную с холма дорогу внизу. По дороге ехал крытый фургон, направляясь, скорее всего, в сторону Освестри. Милдрэд наблюдала за ним, машинально слизывая кровь, выступившую из царапины на запястье, как вдруг заметила, что фургон свернул с проложенной колеи и прямо через поле направился в сторону выпаса. Кто это к ним прибыл? У нее на глазах увлекаемая парой мулов кибитка двигалась по длинному склону, пока не уперлась в каменную ограду, служившую границей выпасов. С козел фургончика соскочил рослый возничий в длинном монашеском одеянии и, взяв мулов под уздцы, пошел вдоль ограды, выискивая проход. Причем Милдрэд показалось, что он махнул в ее направлении рукой, будто кому-то указывая. Находясь на открытой вершине холма, она и впрямь была хорошо видна издалека, но пока не испытывала беспокойства.

В это время из фургона появился еще один человек — он вскочил на каменное ограждение и, заслоняясь рукой от солнца, стал смотреть в ее сторону. Высокий, стройный, гибкий, в светлой тунике и с ниспадающими на плечи длинными черными волосами. Артур!

Милдрэд ахнула. Она и не ожидала, что при виде его ощутит такое смятение, но грудь ее как будто опалило изнутри: казалось, она сейчас задохнется и умрет. А Артур помахал ей рукой, соскочил с изгороди и направился к ней. Сначала шел, потом побежал — легко и красиво, словно олень.

И тогда Милдрэд стала медленно отступать, пятиться за кромку холма, а когда решила, что уже не видна из долины, со всех ног кинулась прочь и неслась, пока не укрылась в зарослях у вытекавшего из источника ручейка. Почти упав перед ним на четвереньки, девушка стала жадно пить, словно утомленное животное. Сорвала с головы шляпу, принялась быстро обливать пылающее лицо. И вдруг заметила, что смеется. В ее душе внезапно проснулось недоверчивое радостное чувство, как будто ей наконец подарили то, о чем она долго и горячо мечтала.

Милдрэд опять плеснула в лицо водой, обмыла руки и ноги от пыли, даже попыталась привести в порядок волосы.

— Успокойся! — приказала себе. — Это всего лишь Артур. Артур найденыш и плут, который уверен, что весь мир и все женщины принадлежат ему. Помни об этом. Как и о том, что ты леди! — убеждала она себя, в душе злясь, что ей придется предстать перед ними в этой короткой линялой тунике и в дурацкой широкополой шляпе. И все же умывшись и приведя себя в порядок, она водрузила на голову эту нелепую шляпу с достоинством, будто королевскую корону.

Девушка двинулась в обход холма и стала спускаться туда, где под тисами внизу заметила уже выпряженных мулов, светлый бок стоявшего в тени фургона и услышала далекий лай собак. Похоже, собачонка прибывших не вызвала удовольствия у пастушьих овчарок: можно было видеть, как Родри отгоняет их, а Рис держит Гро, который храбро лает из рук хозяина на лохматых четвероногих пастухов. В итоге Родри с собаками пришлось отойти; монах Метью вынимал из фургона какую-то поклажу, а вот Артура нигде не было видно.

Милдрэд неспешно приближалась. Видела, как, услав собак, вернулся со склона Родри в своей невыносимой в эту жару меховой накидке, как указал в ее сторону рукой. Метью и Рис тоже повернулись и посмотрели на нее, замерев от удивления, Рис даже рот открыл.

«Я выгляжу ужасно!» — вспыхнула девушка, но только вскинула голову с высокомерием истинной леди.

Она выглядела великолепно! Похудевшая и посвежевшая на воздухе, в массе распушенных, выгоревших до белизны волос, ниспадавших из-под широкополой шляпы, облитая лучами заката из-за спины, она не шла, а появлялась из солнечного света, как некое видение. Поясок подчеркивал тонкую талию, грудь чуть покачивалась при ходьбе, маленькие ножки легко несли хрупкую, грациозную фигурку.

Но лишь подойдя совсем близко, Милдрэд поняла, что вызвала восхищение. Даже Гро на руках у Риса смотрел на нее, высунув язык, будто улыбался. Рис повернулся к Родри.

— Так она Олвен, говоришь?

— Олвен, — утвердительно кивнул лохматый пастушок.

— Конечно же, Олвен! — согласился Рис. Спустив с рук пса, он сорвал одну из росших на склоне маргариток и вдохнул ее аромат.

— А я бы сказал, Игрейна, — задумчиво добавил Метью.

— Эй, вы! — прикрикнула Милдрэд. — Вы что же, не узнали меня? Я Милдрэд Мареско. Леди Милдрэд, — добавила она с таким видом, словно ждала, что они тут же поклонятся ей.

Но кланяться никто не стал — только Гро подбежал, обнюхал ее ноги, а потом все же позволил себя погладить. Рис сообщил, что они кое-что привезли и сейчас устроят тут настоящий пир, — и указал на полную провизии корзину, пока брат Метью шастал по округе, собирая дрова.

— Метью у нас отменный повар, — пояснял позже Рис, когда они разожгли костер и поставили на огонь воду в котелке. — И сейчас мы приготовим для тебя настоящий вкуснейший кол. А то у вас и есть нечего, — добавил он, и Милдрэд даже покраснела. Они и впрямь питались невесть как — в их корзине в тенечке было лишь немного сыра и мех простокваши, принесенный Родри из пастушьего хозяйства. Да еще пара подсохших лепешек, которыми им предстояло питаться до следующей вылазки пастушка на ферму.

— Что такое кол? — спросила девушка.

Оказалось, что это валлийская баранья похлебка, когда мясо ягненка варят вместе со свежевыловленной форелью и длинными стеблями душистого чеснока, который валлийцы считают своим лучшим овощем. Все это было у них в корзине, как и настойка из одуванчиков, присланная для нее матушкой Бенедиктой, — ее изготовливали монахини в обители Святой Марии.

— Это она вас сюда направила? — нахмурившись, поинтересовалась Милдрэд и наконец решилась спросить про Артура.

— Он пошел тебя искать, — весело подмигнул ей Рис.

— Меня? Но вот же я. А ваш Артур, похоже, заблудился.

— Заблудился? Это Артур, который знает в Уэльсе все тропинки до самой горы Сноудон?

— Что такое гора Сноудон? — полюбопытствовала Милдрэд. Она была готова говорить о чем угодно, лишь бы они не заметили, как она напряжена.

Рис был едва ли не возмущен ее вопросом. Как, она не знает про гору Сноудон? Да это высочайшая гора в Уэльсе, если не во всей Англии! Ее вершина подпирает небо, там снег может лежать до середины лета, а облака надолго застревают, зацепившись за ее великолепную вершину. Нет, леди Мареско и впрямь Невеста с Болот, если никогда не слышала про эту славную валлийскую вершину!

— Зато вы тут ничего не знаете про восстание Херварда! — не сдержалась Милдрэд.

Тут даже Метью заинтересовался, но ее рассказ особого воодушевления не вызвал. Ах, это просто сакс, который продолжал воевать с норманнами, когда все остальные уже сдались?

— Между прочим, это мой прадед! — Девушка с гордостью выпрямилась.

Но и это не помогло. Похоже, валлийцы и впрямь не сильно любили саксов. Вернее — им было все равно. И когда на ее заявление о родстве с великим саксонским мятежником Метью просто попросил ее передать ему еще один пучок чеснока, Милдрэд даже поникла.

Однако вскоре ее самолюбие было польщено, когда Рис рассказал, кто такая на самом деле Олвен. Оказывается, так звали легендарную валлийскую красавицу, отцом которой был некий Исбаддаден, Повелитель Великанов. Олвен была восхитительно прекрасна: волосы ее отливали золотом, кожа ее была белее морской пены, руки — прекраснее лилий, а глаза ярче, чем у сокола. Там, где проходила красавица, расцветали белые цветы, — и Рис продемонстрировал Милдрэд сорванную белую маргаритку, как подтверждение, что она и есть Олвен. Ибо само имя Олвен на валлийском языке означает — «белые следы». Много прославленных героев добивались прекрасной Олвен, но получил ее руку только герой Килух. И других жен больше у него не было. Так гласит молва.