Да, молодой граф Глочестер вынужден принять Юстаса, и они ведут переговоры о некоем замке, захваченном принцем. Юстас готов вернуть замок, если Глочестер примет его условия, но тот не спешит идти ему навстречу. Не давая никаких обещаний, граф Уильям принимает сына короля как гостя, но при этом часто ставит его в неловкое положение. Ибо Юстас не может чего-то требовать, когда молодой Глочестер то приглашает его поглядеть на строительство судов в доках, то затевает охоту, а то вдруг устраивает пиры с танцами, на какие принц вынужден являться, хотя и отсиживается в углу да нервно грызет ногти.

Генрих панибратски похлопал Артура по плечу, напомнив свои слова о том, что Вилли Глочестер сумеет совладать и с таким мрачным монстром, как сынок Стефана. И тут же принялся гадать, как надолго хватит у Юстаса терпения и сколько он будет торчать тут.

— Думаю, Ависа сможет это выяснить для нас, — Артур повернулся к хозяйке и нежно пожал ее руку. — Она вхожа в дом Глочестера.

— Не обольщайся, милый, — красавица соблазнительно повела полными плечами. — С тех пор как Уильям Глочестерский женился, он ведет себя как преданный супруг и не поминает грехи бесшабашной молодости.

— Это Вилли-то бесшабашный! — хмыкнул Генрих. — Насколько я его знаю, от его холодной сдержанности и солнечный луч замерзнет.

— Вы столь хорошо знаете нашего графа, Хел? — блеснула желтыми глазами Ависа.

— Не настолько хорошо, как ты, душенька, — отвлек ее Артур, поочередно целуя пальчики хозяйки. — И признайся: ты ведь не полностью порвала с графом и сумеешь устроить нам встречу с ним?

Ависа не ответила, велев служанке принести блюдо со спелыми вишнями. Они были очень сочными, и губы Ависы скоро покраснели от темно-алого сока. Генрих не сводил с нее глаз; Ависа заметила это и, улучив момент, игриво кинула ему вишню, которую Генрих ловко поймал ртом. Все засмеялись, захлопали в ладоши, а Плантагенет встал и раскланялся, подражая трубадуру, исполнившему номер.

Милдрэд, сидя подле Генриха, тоже смеялась; порой они шептались, склоняясь друг к другу, и Плантагенет разрывался, не зная, какая из красавиц ему более по душе. Ставшая вдруг столь игривой белокурая саксонка или… Он все же понимал, что благородная леди, даже развеселившись, вряд ли окажется столь же сговорчивой, как Ависа. Поэтому, подурачившись и нашептав ей любезности под пристальным взглядом Артура, Генрих обращал выразительный взор на Авису. О, от ее смуглых плеч и пышных полушарий груди у него кругом шла голова. Да и нравились ему женщины постарше, более опытные, манящие, доступные… Но рядом сидит очаровательная саксонка и так весело смеется и строит ему глазки, а щечки ее так разрумянились от вина — просто прелесть. И Генрих маялся, не зная, как быть.

Артуру не нравилось, что Милдрэд льнет к Плантагенету: то позволяет мальчишке целовать себя в щечку, то игриво лохматит ему волосы. Не стоило бы ей столько пить. Вон опять подставляет бокал.

Не сдержавшись, Артур вдруг сильно пнул под столом ногу Генриха. Тот подскочил, улыбка вмиг исчезла с его лица.

— Как ты посмел?

— О, это я вас задел? — Артур заглянул под стол. — Надо же… А я думал, какая-то из кошек Ависы подвернулась. Их тут целый выводок.

В доказательство он и впрямь поймал и устроил у себя на коленях пушистую полосатую кошку.

Внимательно наблюдавшая за ними Ависа поспешила вмешаться:

— Думаю, будет неплохо, если Артур споет для нас. Хел, друг мой, вы наверняка уже слышали его дивное пение?

— Не довелось, — буркнул тот, усаживаясь.

Милдрэд забавлялась. И все же, когда Ависа вернулась, неся лютню, когда обняла Артура, уговаривая спеть и при этом прижавшись к нему своей оголенной грудью, а он и не думал отстраняться, Милдрэд сама была готова пнуть его под столом. Но вместо этого сказала:

— Вряд ли Артур сегодня сможет усладить наш слух. Дражайшая Ависа, вы разве не заметили, что у него перевязана рука? Лучше бы позаботились, чтобы его перевязали.

Ависа посмотрела на Милдрэд, словно только сейчас увидела.

— Когда мужчины едят и пьют, для них это куда полезнее, чем перевязка. Ну же, Артур, спой для меня «Далекий свет».

«Далекий свет»! А Милдрэд почти поверила, что только для нее одной предназначалась эта песня!

Она едва не заплакала, потянулась к бокалу, но так неловко, что опрокинула его и темное бордоское разлилось по вышитой скатерти. Однако хозяйка только пожала плечами и сделала слугам знак прибраться.

— Я не стану сегодня петь, Ависа, — сказал Артур.

Генрих внимательно оглядел всех троих — смущенно поникшего Артура, демонстративно отвернувшуюся девушку и улыбающуюся Авису.

— Что это за песня — «Далекий свет»? — спросил Генрих, забирая у Артура лютню. При этом он ловко вывел несколько быстрых аккордов, хотя не было похоже, что кто-то хочет веселиться.

— Это песня о недостижимости мечты, — вздохнула Ависа. — О том, что есть некто милее всех, кого хочешь видеть своим, даже когда все против. Это как дотянуться до звезды, что невозможно и в то же время желанно, — низкий голос Ависы чуть дрогнул, стал более хриплым, почти нисходя до шепота: — Поэтому все, что остается, — это мечтать и надеяться.

Она подавила вздох.

Генрих продолжал играть — причем чем дольше затягивалось это неловкое молчание, тем лучше становилась его игра. Даже Милдрэд наконец повернулась; Артур дивился, видя, как ловко перебирают струны короткие, сбитые на костяшках пальцы Плантагенета. Ависа усадила на колени кошку и откинулась на спинку стула, придав лицу выражение благосклонного внимания.

— У меня тоже есть мой далекий свет, — не переставая играть, произнес Генрих. — И этот свет так же недосягаем для меня, как для любого из вас. Даже больше. Ибо та, о ком я мечтаю… Она как солнце. Она светит всем, но к ней невозможно приблизиться. А ведь она из плоти и крови, у нее есть имя, но это имя замужней женщины. Да, я, как трубадур, готов воспевать свою леди, но таких, как я, увы, много, и мой голос теряется в сонме других. Что же остается? Увы, только мечтать. А мои мечты… — Он резко ударил по струнам, они зарокотали, а лицо Генриха стало напряженным, упрямым, глаза сузились. — Мои мечты — это моя жизнь. Ибо каков бы я ни был, что бы мне ни пришлось перенести, я знаю, что она станет моей. Выше, благороднее и прекраснее ее нет во всем христианском мире. Но она стоит того, чтобы ее добиваться… даже вопреки всему! И я клянусь своей христианской верой и тем будущим, какое построю, что однажды стану ей ровней!

Он почти вскричал это, прижал ладонь к струнам, и они вмиг замерли.

— Бог мой, — произнесла пораженная Ависа. — Вы так пели о своей мечте… об этой леди, что я могла бы поклясться: это, по меньшей мере, королева Элеонора!

Генрих резко повернулся и вонзил в нее пристальный взгляд, лицо его потемнело от прихлынувшей крови. Схватив бокал, он залпом опрокинул его и только после этого вновь смог улыбнуться своей беспечной мальчишеской улыбкой.

— Вы большая выдумщица, милая Ависа! Королева Элеонора… Оказывается, и в Англии она известна.

— О ней знают везде, — заметил Артур. — Прекрасная венценосная особа, которая правит половиной Франции, возглавляет крестовые походы, покоряет сотни сердец и задает тон в модах и манерах. Но сейчас, — он поднялся, отодвигая свое кресло, — сейчас мы слишком пьяны и утомлены, чтобы делиться своими мечтами. Думаю, наша гостеприимная хозяйка укажет, где мы сможем передохнуть?

Слуги проводили гостей, освещая дорогу, за каждым несли блюдо с фруктами и бадью с теплой водой. Пока те расходились, Ависа продолжала сидеть у камина, глядя на огонь и медленно проводя унизанной перстнями рукой по шерстке устроившейся на ее коленях кошки. Кошка блаженно мурлыкала, но лицо Ависы было как каменное. Даже когда к ней подошла служанка, чтобы отчитаться, кто и где расположился, она не повернулась.

— Так Артур в комнате с этой… леди? — спросила почти бесцветным голосом.

— Да, госпожа.

Глаза Ависы оставались широко раскрытыми, не мигающими, только полные губы скривились в усмешке.

— Надо же… А ведь он всегда твердил, что полюбит лишь ту, которую сможет уважать. Ха, мужчины! Все они таковы. Что ж, значит, это просто очередное увлечение.

При последних словах она как будто ожила и, отпустив кошку, торопливо вышла. В полумраке почти взбежала по деревянной лестнице, свернула. Ей хотелось подслушать под дверью, дабы убедиться, что Артур — ее Артур! — с той, другой. Но каково же было ее удивление, когда при повороте лестницы неожиданно едва не наступила на него.

— Ах!

— Эй, эй, не ходи по моим бедным усталым косточкам! — негромко отозвался снизу юноша.

Он устроился поперек прохода у дубовой двери, за которой отдыхала саксонка, полулежал, упершись спиной в стену, поджав ноги. Ависа присела рядом.

— Ты что, собрался здесь спать? — веселым шепотом, переходя на валлийский, спросила она. — Как сторожевой пес, охраняющий хозяйку?

— Да.

— Ну тогда… Может, тебе будет удобнее в моей постели?

Артур в полутьме взял ее руку и поцеловал.

— Ты славная, Ависа. Я благодарен, что по-прежнему добра ко мне, даже после того, как я тебя отверг.

— То было давно. Я не злопамятна.

— Да и не скучала в мое отсутствие, — игриво заметил он.

Ах, если бы в его голосе не было столько веселья!

— Идем, — потянула она его за руку, но Артур охнул от боли. — Идем, — повторила она, — я не покушаюсь на твое целомудрие, просто хочу тебя перевязать.

Немного позже, когда он был полураздет и Ависа закончила обрабатывать его рану, она не удержалась, чтобы ласково не огладить его худощавое, но мускулистое тело, провела ладонью по покрывавшим пластины груди темным волосам.

— Артур, помнишь, как нам было хорошо вместе? Ну еще тогда, пока ты не знал, что я была любовницей старого графа… а потом его сына. Уж если Вилли Глочестер так возжелал меня, что примчался, едва его родителя предали земле, то отчего же ты отшатнулся, словно опасался подцепить заразу?

Артур молча накинул рубаху и взглянул на Авису, затягивая шнуровку у горла.

— Может, тогда я и любил тебя. Но в то время ты была для меня самым большим разочарованием. Я не знал, кто ты, знал только, что ты навещаешь внебрачную дочь Глочестера в имении Прийс-Холл. Ведь ты не сказала, что это и твой ребенок. Да, ты все скрывала, ты играла моими чувствами, когда после меня отправлялась к своему высокородному Уильяму Глочестеру. Хотя что я для тебя? А Глочестеры изменили твою жизнь. Ты их признанная содержанка, ты богата и независима в этом городе, у тебя могущественный покровитель, и тут твой дом.

— Тут бордель, которым я управляю. А ты слишком высокого мнения о себе, чтобы снизойти до такой, как я.

— Возможно, — просто ответил он, не видя, как лицо Ависы исказилось от боли.

— Что ты знаешь обо мне и о моей жизни, бродяга! — Ее голос стал хриплым, словно ломался. — Я не просто так стала шлюхой. Там, откуда я родом, для красивой девушки возможен только такой путь, чтобы уйти от хлевов и старого вечно пьяного мужа.

— Ну да. Красивая девочка, которая убежала от супруга, чтобы получить бархатную пелерину от принца Мадога из Поуиса. Ангхарад, так звали тебя тогда, когда ты стала греть постель Мадога. И привязала его к себе столь прочно, что он взял тебя с собой в поход на Линскольн. Но там ты сменила свое валлийское имя, стала называться Ависой, дабы твоему следующему покровителю, вельможному Роберту, графу Глочестеру, не приходилось ломать язык. Видишь, сколько я узнал о тебе, моя милая Ависа. И это еще до того, как ты согласилась переменить отца на сына и строила мне глазки, еще не будучи любовницей молодого Уильяма. Так что мы стоили с тобой друг друга: я выдавал себя за человека из свиты Роджера Херефордского, а ты называлась приближенной к дому графа, когда навещала вашу с Глочестером дочь в Прийс-Холле — имении, которое старый граф отписал для девочки. Так что у тебя все в порядке, Ависа, и твое дитя не будет работать в хлеву, от которого ты некогда так стремительно убежала, чтобы покорять мужчин.

— Ты много обо мне знаешь, Артур, — угрюмо произнесла Ависа. — Но знаешь ли ты, что мне не хватает любви? Такой любви, какую ты пробудил во мне, когда так смотрел на меня, когда ты, еще мальчишка, спас меня от разбойников и потом провел со мной ту ночь любви…

— Таких ночей у нас с тобой было немало, Ависа. Если бы ты не предложила мне вступить с тобой в брак в прошлый раз…

— У меня было что предложить такому бродяге, как ты! — резко выпалила Ависа. — Я не бедна, а при том, какие отношения сложились у меня с Уильямом Глочестером, я бы многого могла для тебя добиться!

Артур какое-то время смотрел на нее, потом нежно погладил по щеке.