Голосом, в котором откровенно звучала душевная мука и растерянность, он принялся умолять королеву позволить ему говорить. Мария было нахмурилась, но, встретившись с умоляющим взглядом Норы, кивнула.

– Ваше величество, я не понимаю. Как мог я совершить этот ужасный грех? - Кристиан смотрел на Марию так, словно в ней было заключено все его спасение, сохраняя в то же время на своем лице выражение оскорбленной невинности. Когда взгляды их встретились, он так и впился в нее глазами, и лишь по прошествии нескольких секунд, словно устыдившись своей вольности, поспешно опустил голову. - Вашему величеству известно, - проговорил он тихо, - что еще ребенком пришлось познакомиться с грехом весьма близко.

– И сейчас, став взрослым, вы сбиваете других с пуги истинного, - вставил Боннер.

Кристиан по-прежнему смотрел на пол. Плечи его, и гак поникшие, опустились, казалось, еще ниже, когда королева прикрикнула на епископа, запретив тому прерывать лорда Монфора.

– Я никогда никому не рассказывал об этом, Ваше величество, потому что мне было стыдно, - начал Кристиан, когда Мария велела ему продолжать. - Я… я даже воевал с отцом, сопротивляясь всем его попыткам меня исправить. Воевал целых два года, до того самого дня, когда он привел меня во дворец, чтобы представить великому королю Гарри.

Мария кивнула.

– Отец часто рассказывал о том, как вы предстали тогда перед ним, разъяренный как загнанный в угол бродячий кот.

– Граф Вастерн, - продолжал Кристиан, - втащил меня в зал и бросил прямо под ноги Его величеству. Я был просто вне себя. Но когда я поднял глаза и увидел лицо короля, я сразу же понял, что нахожусь в присутствии поистине великого человека, и меня охватил страх.

Мария вновь кивнула.

– Все это чувствовали. Мой отец был избран Господом за свое величие.

– Да, Ваше величество. Итак, я испугался, но король лишь рассмеялся этим своим громоподобным раскатистым смехом и постучал меня по голове своей тростью. - Кристиан сделал паузу, отметив про себя, что завладел сейчас всеобщим вниманием. - И потом… - Королева Мария подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова. - И потом… - Боннер так и впился глазами в лицо Кристиана. - И потом Его величество приказал мне взять лютню и петь для него, пригрозив при этом, что, если я откажусь, он велит бросить меня в Тауэр и повесить. И, подыгрывая себе на лютне, я начал петь.

– И что вы пели? - вырвалось невольно у Норы, и она поспешно зажала себе ладонью рот.

– Да, - сказала в нетерпении королева, - что вы пели?

Губы Кристиана дрогнули, и он начал:

Моя глупая девчушка

Убежала в хоровод,

Я остался на опушке,

Но она уж не придет.

Тур- ля-ля, тур-ля-ля,

Но она уж не придет.

Зря прождал я на опушке,

Завтра вновь сюда вернусь.

Но, боюсь, своей подружки

Здесь я больше не дождусь.

Тур- ля-ля, тур-ля-ля.

Здесь я больше не дождусь.

Он сделал это, подумал Кристиан. Он добился того, что настроение королевы изменилось, и страх и подозрительность в ее душе уступили место воспоминаниям. Подобно развеваемым ветром лентам на майском дереве, настроение Марии было подвержено мгновенным переменам по причине какого-то глубокого душевного разлада, которого Кристиан не понимал, но научился использовать в своих интересах.

Королева громко рассмеялась, вызвав улыбки на лицах Норы и Кристиана.

Подобие улыбки появилось и на губах Боннера.

– Слухами о вашем необыкновенном уме полнится земля, но не думайте, что это спасет вас сейчас, лорд Монфор. Вы каждодневно якшаетесь с еретиками.

Лишь благодаря той школе, что он прошел в бытность свою бродягой, смог Кристиан сохранить при этих словах на лице улыбку. Все веселье королевы мгновенно испарилось, и ему почудилось в ее обращенном на него взгляде отблески костров Смитфилда. Не было никаких сомнений, что Боннер знал о Даймоке и подвале.

Епископ ткнул толстым, как сарделька, пальцем в Кристиана и повторил:

– Вы якшаетесь с еретиками.

– Нет.

– Я докажу вам это с помощью одного из них, находящегося сейчас у меня в темнице.

– Одного?

– Одной. Вонючей потаскухи по прозвищу Полли Три Зуба. Она неспособна даже сказать, что такое месса и превращается ли вино для причастия в кровь Христову

Кристиан сжал сильнее предмет, который держал в руке.

– У вас находится Полли?

Подобная возможность даже не приходила ему голову. Это была настоящая катастрофа.

– Она и еще этот худой как жердь разбойник, который отказывается признавать папу.

– Иниго-Ловкач, - Кристиан едва расслышал собственный голос, настолько тихо он прозвучал.

– Оба они еретики.

– О, Ваше величество, нет! - воскликнула Нора. Все это время ее не было слышно, и королева с Боннером, совершенно забывшие о присутствии девушки, уставились на нее так, словно вдруг заговорил один из покрывавших стены гобеленов. - Простите мне мою смелость, Ваше величество, - Нора бросилась в ноги Марии, - но его преосвященство ошибается.

– Я знаю, что есть ересь и что нет! - взревел Боннер.

– Разумеется, ваше преосвященство. - Голос Норы дрожал, и все же она не замолчала. - Но лорд Монфор общается с этими разбойниками с особой целью.

– Чем можно оправдать общение с приспешниками дьявола, Нора? - вопросила королева.

– Конечно же, стремлением спасти их от ереси, в которой его обвиняют, Ваше величество.

Кристиан возвел глаза к потолку. Господи, ну почему она не ведет себя как мышь и лезет на рожон, продолжая рисковать жизнью? Они никогда не поверят ее сказке, если только он не придет ей на помощь. Нора, между тем, с каждым мгновением смелея все больше, сочиняла дальше свою историю.

– Вот уже несколько месяцев лорд Монфор направляет их на пути к истинной вере, Ваше величество. Помните, как вы всегда сокрушались по поводу того, что наше высшее сословие сбивает с пути истинного простых людей, которых Господь вверил их попечению? Ваши слова проникли лорду Монфору в душу. Он пытается приобщить к истине тех, кто в ней более всего нуждается.

– Чушь! - воскликнул Боннер. - Все это только слова, с помощью которых он пытается отвести глаза добродетели. Все свое время он проводит в пьянках, якшаясь с грешниками, потому что он сам грешен. Взгляните на лицо его греха, Ваше величество.

Боннер подал знак стоявшим у дверей стражника. В следующее мгновение двери распахнулись и, отброшенный сильной рукой, в зал влетел человек и упал лицом вниз на пол рядом с Кристианом. Кристиан рванулся к нему и перевернул на спину. Это был Иниго. Глаза его распухли и превратились в щелочки, губы были разбиты. Он зашелся в кашле, и на губах у него тут же выступила кровь. Все время, пока не прошел приступ кашля, Кристиан обнимал друга за плечи, не давая упасть. Наконец Иниго успокоился, и подняв глаза на епископа, Кристиан молча пообещал себе прикончить негодяя.

Боннер улыбнулся.

– О, Ваше величество, этот человек как раз из тех людей, которых пытался просветить лорд Монфор! - воскликнула Нора. Она все еще стояла на коленях перед королевой, и лицо ее было мертвенно-бледным. - Его зовут Иниго-Ловкач.

– Откуда это тебе известно, девушка?

– Лорд Монфор просил порекомендовать ему священника, к которому он мог бы обратиться за помощью. И… и он также хотел, чтобы я помогла ему подобрать четки для Иниго.

– Все ложь! - вскричал Боннер. - Вор наставляет вора, вот как это называется. Лорд Монфор недостаточно добродетелен для подобной миссии.

Кристиан снял с себя плащ и накрыл им Иниго, после чего встал и повернулся лицом к епископу.

– Вы правы, ваше преосвященство, но в таких делах я не полагаюсь на свою добродетель. Я полагаюсь на это.

Он снял с себя цепочку. На ней висел усыпанный бриллиантами золотой крест. Перевернув крест, Кристиан положил его на ладонь и протянул королеве. С обратной стороны на кресте была выгравирована надпись: "Кристиану. Генрих, король".

Медленно Мария поднялась, не отрывая глаз от креста. Протянув руку, она коснулась выгравированной надписи, и из одного глаза у нее выкатилась слеза

– Он подарил его мне спустя несколько месяцев после того, как я пел для него, - сказал тихо Кристиан. - Чтобы показать, по его собственным словам, что Господь награждает тех, кто ему служит, лучше, чем дьявол. А сейчас я пытаюсь спасти души воров и разбойников, обучая их истинной вере. Признаю, их трудно в чем-либо убедить, Ваше величество, и я ничего не мог добиться, пока однажды не показал им дар короля Гаорри. Поначалу, как и следовало ожидать, их привлекли лишь бриллианты и золото, но, по крайней мере, они стали внимать моим словам.

Он затаил дыхание, глядя на королеву, которая по-прежнему не сводила глаз с креста. Внезапно она пробормотала что-то об отце и о Господе и, стиснув в руке крест, произнесла:

– Я вам верю.

Склонив голову набок, Кристиан улыбнулся Марии.

– Такая ангельская улыбка, милорд, когда, как мы хорошо знаем, по природе своей вы скорее бесенок. - Королева взяла у Кристиана цепочку и, надев ее ему на шею, возложила руку на голову молодому человеку. - Я полагаю, сам Господь говорил с вами устами нашего отца и госпожи Бекет. Ступайте же и заберите с собой нашу Нору и своего бродягу. Недоразумений для одного дня было достаточно. Но, - Мария подняла палец, - запомните. Нам не нравится, что вы бегаете за девушкой, которая обручена. Декорум, милорд. Соблюдайте декорум.

И с этим последним предупреждением Мария удалилась в свою спальню. Кристиан взвалил на плечо Иниго и зашагал вслед за Норой к выходу. Епископ не отставал от них, рассыпаясь в извинениях, пока перед ними не закрылась дверь в королевские покои. Тут он остановился и, пропустив Нору, загородил Кристиану дорогу.

– Д'Атека говорил, что ум твой так же гибок, как и тело.

– Какое отношение ко мне имеет д'Атека?

– Никакого. Но помяни мои слова, Кристиан де Риверс. Ты погряз в пороках и ереси. На твоем месте я начал бы готовить себя к мученичеству, так как если и была на свете душа, нуждающаяся в очищении, так это твоя.

– Чума на тебя, Боннер. И да упаси меня Господь от тех, кто осмеливается судить там, где только Он один судья.

Только выйдя в холл и услышав, как Нора отдала приказание позвать слуг с носилками, Кристиан окончательно поверил, что ему удалось избежать ловушки Боннера. Нора стояла к нему спиной, занятая разговором с лейб-гвардейцем. Господи, она спасла его. Конечно, он и сам сумел бы себя спасти, но она готова была пожертвовать ради него жизнью! Мысль эта вызвала в его душе целую бурю чувств. Здесь был и гнев, и изумление, и страстное желание забыть в ее объятиях о всех своих страхах и ярости.

– Я, кажется, схожу с ума, - пробормотал он. Стараясь отвлечься от мыслей о Норе, он опустил глаза на лежащего без сознания у его ног Иниго. Кто же все-таки устроил эту чудовищную западню? У Боннера, несомненно, никогда не хватило бы мозгов придумать такое одному. К счастью, его маленькая мышка, обратившаяся вдруг в дракона, разрушила западню, прежде чем он в нее угодил.

Как странно, подумал он. Она ревновала его, и в то же время, не раздумывая, тут же бросилась его защищать, несмотря на грозящую ей самой смертельную опасность. И он желал ее. Все еще. Постоянно. Поразительным было это неослабевающее желание, непреходящая прелесть для него этой мышки-дракона… Оставив Иниго, он присоединился к Норе. Лейб-гвардеец отсалютовал ему и тут же исчез, когда Кристиан наклонился и прошептал ей на ухо:

– "Кто светла как заря, прекрасна как луна, ясна как солнце и ужасна как армия под знаменами?"


***

В этот вечер в знаменитом "Лысом пеликане", расположившемся на одной из узких зловонных улочек южного Лондона, было настоящее столпотворение. Заслышав донесшийся с верхней площадки лестницы львиный крик, завсегдатаи этого гостеприимного заведения тут же побросали свои кружки с элем, карты и кости и полезли прятаться под столы и стулья, они, воры и проститутки, мошенники и бродяги, одинаково дрожали от страха, ибо Кит снова был здесь и далеко не в мирном настроении. Внезапно из одной из трех дверей наверху вылетела глиняная чашка и, ударившись о край игорного стола, раскололась на мелкие кусочки. За ней последовала кожаная сумка. При падении она раскрылась, и из нее вывалились ножи и скальпели. Два картежника тут же бросились к ней и, не поделив добычи, начали было тузить друг друга по голове, но донесшийся в этот момент сверху чей-то испуганный крик заставил их мгновенно ретироваться. На площадке лестницы появился разгневанный Марс в батистовой рубашке и штанах в обтяжку, у которого в руках бился, пытаясь освободиться, похожий на хорька человечек в платье и берете, говоривших о его принадлежности к лекарской братии.

– Ах, ты сукин сын, годный лишь на корм червям! - вскричал Марс и, крепко ухватив извивающегося и визжащего человечка за ворот платья, перебросил его через перила.