Сьюзан Лесли.

Письмо третье – от мисс М. Лесли к мисс Ш. Латтерель

Замок Лесли, 16 февраля

Я поразмыслила над письмом, которое ты переслала мне, дорогая Шарлотта, и хочу поведать тебе о результатах этих размышлений. Я подумала, что если во втором браке у сэра Джорджа появится вторая семья, то наши доли в его состоянии значительно уменьшатся; а если жена его окажется склонной к расточительству, она станет поощрять нашего отца продолжать вести беспутный и разгульный образ жизни, хоть к тому и нет особой необходимости, поскольку он, боюсь, уже оказался чересчур губителен как для его здоровья, так и для состояния; что именно она станет теперь хозяйкой драгоценностей, которые некогда украшали нашу мать и которые сэр Джордж всегда обещал отдать нам; что если молодожены теперь не приедут в Пертшир, я не смогу удовлетворить свое любопытство и узреть свою мачеху, а если все же приедут, то Матильда больше не сможет сидеть по правую руку от отца… Вот, моя дорогая Шарлотта, какие грустные размышления переполнили мое воображение после внимательного прочтения письма Сьюзан, и они же мгновенно возникли у Матильды, когда она не менее внимательно прочитала его. Те же мысли, те же страхи моментально овладели ее рассудком, и я не знаю, какое именно размышление сильнее всего расстроило ее – вероятное ли уменьшение наших состояний или последствия для нее лично. Нам обеим очень хотелось бы узнать, красива ли леди Лесли и что ты думаешь о ней; поскольку ты оказываешь ей честь, называя своей подругой, мы льстим себя надеждой, что она, должно быть, мила. Брат мой уже в Париже. Он намерен уехать оттуда уже через несколько дней и начать свое путешествие в Италию. Стиль его письма весьма жизнерадостен: он сообщает, что воздух Франции значительно улучшил его здоровье и настроение; что он уже окончательно перестал думать о Луизе с сожалением или любовью и даже чувствует себя в долгу перед ней за ее неожиданный уход, так как полагает, что снова стать холостяком – весьма забавно. По этому письму ты можешь понять, что к брату уже полностью вернулись жизнерадостность и живой ум, некогда столь ему свойственные. Когда он впервые познакомился с Луизой – а с тех пор прошло немногим более трех лет, – он был одним из оживленнейших, приятнейших молодых людей своего возраста… Я уверена: тебе до сих пор не известны подробности их первого знакомства. Так вот, они встретились в доме нашего кузена, полковника Дрюммона, в Камберленде, где брат встречал Рождество, когда ему исполнилось двадцать два года. Луиза Бартон оказалась дочерью дальнего родственника миссис Дрюммон, умершего за несколько месяцев до того в абсолютной нищете и оставившего своего единственного ребенка, которому было тогда лет восемнадцать, на попечении любого родственника, согласного стать опекуном. Миссис Дрюммон оказалась единственным родственником, расположенным это сделать, а потому Луиза поменяла жалкий домишко в Йоркшире на элегантный особняк в Камберленде, а материальные невзгоды, которые могла вызвать бедность, – на элегантные удовольствия, которые можно купить за деньги… По природе своей Луиза оказалась злобной и хитрой; но ее научили скрывать истинные черты своей натуры под маской вкрадчивой любезности, а научил ее этому отец, слишком хорошо понимавший, что замужество – единственная возможность для нее не умереть от голода, и льстивший себя надеждой на то, что, обладая такой необыкновенной красотой, а помимо того и обходительными манерами и показной тактичностью, она сможет заинтересовать какого-нибудь молодого человека, который может себе позволить жениться на девушке без единого шиллинга в качестве приданого. Луиза идеально соответствовала планам отца и была полна решимости осуществить их со всем вниманием и осторожностью. Благодаря настойчивости и прилежанию она в результате так тщательно скрыла свою истинную натуру под маской невинности и кротости, что производила прекрасное впечатление на всех, кто не был давно и близко знаком с ней, а потому истинную ее натуру раскусить еще не успел. Вот что представляла собой Луиза, когда несчастный Лесли впервые узрел ее в доме семейства Дрюммон. Сердце его (если использовать твое любимое сравнение), такое же хрупкое, мягкое и нежное, как взбитые сливки, не могло устоять перед ее прелестями. Прошли считанные дни, а он уже начал влюбляться и вскоре влюбился совершенно; не прошло и месяца с их первой встречи, как мой брат женился на Луизе. Отец сначала был чрезвычайно недоволен таким поспешным и неблагоразумным союзом; но, узнав, что молодожены равнодушны к его мнению, вскоре полностью успокоился и смирился. Поместья возле Абердина, которым владеет мой брат благодаря щедрости своего двоюродного дедушки, не зависящего от мнения сэра Джорджа, оказалось вполне достаточно для того, чтобы позволять и Лесли, и моей золовке вести жизнь элегантную и непринужденную. Первый год их совместной жизни не было мужчины счастливее, чем мой брат, и не было женщины более привлекательной внешне, чем Луиза. Вела она себя так осторожно и внушала такое доверие, что хотя мы с Матильдой часто проводили с ними по нескольку недель кряду, ни одна из нас даже не догадывалась об истинном нраве нашей золовки. Однако после рождения дочери, которое должно было только усилить внимание к Лесли, маска, за которой Луиза скрывалась столь долгое время, неожиданно оказалась отброшена в сторону; и поскольку она, вероятно, не сомневалась в любви своего мужа (вот она-то, если такое вообще возможно, и усилилась после рождения ребенка), Луиза, похоже, перестала поддерживать в нем эту любовь. Таким образом, наши визиты в Данбит стали менее частыми и гораздо менее приятными, нежели ранее. Однако об отсутствии нашем Луиза никогда не упоминала и не сетовала на него; теперь она проводила много времени вместе с юным Денверсом, с которым познакомилась в Абердине (он учился там в каком-то университете) и в чьем обществе чувствовала себя куда как счастливее, чем в обществе Матильды и твоей подруги, хотя, разумеется, таких приятных девушек еще поискать. Тебе известен печальный конец супружеского счастья Лесли; не стану повторять его… Adieu, дорогая Шарлотта; хоть я не упомянула ничего, имеющего отношение к твоему письму, надеюсь, ты отдашь мне должное и поверишь, что я действительно много думаю о горе, постигшем твою сестру, и искренне сочувствую ей. Я не сомневаюсь в том, что здоровый воздух бристольских холмов полностью утешит ее, стерев из памяти образ Генри. Остаюсь, дорогая Шарлотта, всегда твоя

М.Л.

Письмо четвертое – от мисс Ш. Латтерель к мисс М. Лесли

Бристоль, 27 февраля

Дорогая Пегги,

Я только что получила твое письмо: оно было отправлено в Суссекс, но поскольку я сейчас нахожусь в Бристоле, его переправили мне сюда, и вследствие непостижимой задержки получила я его буквально секунду назад. Я весьма благодарна тебе за содержащийся в нем отчет о знакомстве Лесли с Луизой, их любви и браке, который развлек меня, несмотря на то что мне его часто повторяли.

С удовольствием могу сообщить: у нас есть все причины полагать, что к данному моменту кладовая наша практически полностью опустела, поскольку мы оставили весьма недвусмысленное распоряжение слугам есть как можно больше и позвать на помощь парочку дворовых слуг. С собой мы привезли холодный пирог с голубем, холодную индюшку, холодный язык и с полдюжины мисок холодца, от которых нам посчастливилось избавиться менее чем через два дня после приезда благодаря поддержке, оказанной нам квартирной хозяйкой, ее мужем и тремя их детьми. У бедняжки Элоизы по-прежнему настолько неважные здоровье и настроение, что, боюсь, воздух бристольских холмов, хоть и очень здоровый, не сумел стереть бедолагу Генри из ее памяти.

Ты спрашиваешь, красива ли и мила ли твоя новая мачеха, и я намерена немедленно предоставить тебе подробное описание ее телесных и душевных чар. Она невысока и чрезвычайно хорошо сложена; по природе своей бледна, но обильно румянится; у нее острый глаз и такой же язычок, кои она не преминет продемонстрировать, как только тебя увидит; и, в общем, она очень хорошенькая. У нее удивительно спокойный нрав, если все идет, как ей того хочется, и она очень живенькая, когда находится в добром расположении духа. По природе своей она весьма расточительна и не особо поддается влиянию; не читает ничего, кроме писем, которые получает от меня, и не пишет ничего, кроме ответов на них. Она играет, поет и танцует, но ни в одном из этих занятий не проявляет ни вкуса, ни умения, хотя утверждает, что без ума от всех трех. Возможно, ты захочешь польстить мне и выкажешь свое удивление тем, что женщина, о которой я говорю с такой нелюбовью, могла стать моей близкой подругой; но сказать по правде, дружба наша возникла скорее по причине некоторого каприза с ее стороны, чем уважения – с моей. Мы провели два или три дня вместе с одной дамой в Беркшире, с которой обе оказались в родственных связях… Во время нашего визита погода была замечательной, а наша маленькая компания – достаточно глупой, чтобы у Сьюзан возник неожиданный интерес ко мне, очень скоро переросший в настоящую дружбу и приведший к регулярной корреспонденции. Вероятно, на данный момент она так же устала от меня, как я – от нее; но поскольку она слишком вежлива, а я слишком воспитанна, чтобы признаться в этом, мы продолжаем все так же часто обмениваться письмами, и наши отношения так же прочны и искренни, как и в самом начале знакомства. Поскольку Сьюзан проявляла большой интерес к удовольствиям, которые могут предоставить Лондон и Брайтгельмстон[25], она, осмелюсь сказать, наверняка не сможет преодолеть эту сторону своей натуры, даже ради того, чтобы удовлетворить любопытство, которое, смею заметить, она испытывает по отношению к вам, ценой отказа от излюбленных центров развлечений, и все ради унылого, хотя и освященного веками, мрачного замка, в коем вы обитаете. Возможно, однако, если Сьюзан сочтет, что здоровье ее ослабло из-за слишком большого количества развлечений, она сумеет найти в себе достаточно мужества предпринять путешествие в Шотландию – в надежде, что поездка, по крайней мере, благотворно скажется на ее здоровье, если и не поспособствует ее счастью. Вынуждена заметить, что твои страхи касательно расточительности отца, вашего наследства, драгоценностей вашей матери и высокого положения в замке твоей сестры, вероятнее всего, весьма и весьма обоснованны. У моей подруги четыре тысячи фунтов, и она тратит почти такую же сумму в год на платья и посещение общественных мест, если ей удается ее достать; и потому Сьюзан, конечно же, и пытаться не станет отучить сэра Джорджа от того образа жизни, к которому он давно привык; таким образом, есть определенные основания полагать, что если тебе и Матильде достанется хоть что-то, то вам крупно повезет. Драгоценности безусловно станут принадлежать Сьюзан, и нет никакого сомнения в том, что во главе стола рядом с супругом будет восседать она, а не его дочь. Но поскольку столь грустная тема наверняка тебя расстроит, я больше не стану об этом распространяться…

Недомогание Элоизы вынудило нас отправиться в Бристоль в такое немодное время года, что с момента появления здесь мы встретили всего лишь одно приличное семейство. Мистер и миссис Марлоу весьма любезные люди; приезд их вызван плохим здоровьем их маленького сына; как ты уже догадалась, поскольку это единственное семейство, с которым мы можем здесь общаться, очень скоро мы с ними стали близкими друзьями; мы видимся практически каждый день, а вчера вместе обедали. Мы провели очень приятный день и прекрасно поели, хотя, вообще-то, телятина была не дожарена, а в карри не хватало специй. Весь обед я не могла не сокрушаться о том, что не я занималась приправами… В данный момент к их семейству присоединился брат миссис Марлоу, мистер Кливленд; это молодой человек приятной наружности, и кажется, язык у него хорошо подвешен. Я уже посоветовала Элоизе постараться женить его на себе, но похоже, такая перспектива ее совершенно не привлекает. Я бы хотела, чтобы она вышла замуж. У Кливленда прекрасное поместье. Возможно, ты удивляешься, почему я не включаю себя, помимо своей сестры, в матримониальные планы, но, сказать по правде, мне не хочется играть на свадьбе более важную роль, нежели роль управляющего и руководящего обедом; а потому, пока мне удается выдавать замуж своих знакомых и родственников вместо себя самой, я и думать об этом не стану, поскольку подозреваю, что вряд ли у меня будет столько же времени для организации собственного свадебного торжества, сколько обычно бывает для организации чужого.

Искренне твоя

Ш.Л.

Письмо пятое – от мисс М. Лесли к мисс Ш. Латтерель

Замок Лесли, 18 марта

В тот же самый день, когда пришло твое последнее любезное письмо, Матильда получила письмо от сэра Джорджа, отправленное из Эдинбурга, в котором сообщалось, что он намерен доставить себе удовольствие и на следующий день представить нам леди Лесли. Это, как можешь догадаться, очень удивило нас, особенно после того, как твое мнение о ее светлости дало нам основания полагать, что вероятность ее посещения Шотландии в то время, когда Лондон предлагает столько развлечений, очень невысока. Однако, поскольку в обязанности наши входило испытывать восторг от такого проявления любезности, как визит сэра Джорджа и леди Лесли, мы подготовили было им достойный ответ, свидетельствующий о радости, которую мы испытываем, ожидая подобной благодати. К счастью, мы вспомнили, что поскольку до замка они доберутся уже на следующий день, к вечеру, то отец не сможет получить нашего письма до отъезда из Эдинбурга, и потому удовольствовались тем, что предоставили им возможность считать, что мы так счастливы, как должно. Молодожены прибыли в девять часов вечера в сопровождении одного из братьев леди Лесли. Ее светлость полностью соответствует присланному тобой описанию, за исключением того, что я не нахожу ее столь хорошенькой, какой ее, кажется, считаешь ты. У нее недурное лицо; но в ее миниатюрной фигуре есть нечто столь жалкое, что по сравнению с элегантностью нашего с Матильдой роста она кажется карликом. Теперь, когда любопытство леди Лесли и желание увидеть нас (несомненно, очень сильное, раз заставило ее преодолеть расстояние в четыреста миль) полностью удовлетворены, она начинает намекать на скорый отъезд в столицу и изъявила желание, чтобы мы к ним присоединились. Мы не можем отклонить ее приглашение, поскольку оно поддерживается распоряжением отца, да к тому же еще и уговорами мистера Фицджеральда – несомненно, одного из приятнейших молодых людей, каких мне доводилось видеть. Еще не решено, когда мы отправимся в путь, но когда бы это ни произошло, мы, несомненно, возьмем с собой и малютку Луизу. Adieu, дорогая Шарлотта; Матильда присоединяется к наилучшим пожеланиям тебе и Элоизе от всегда твоей