В его обществе она не казалась себе глупой, даже когда ошибалась и говорила нелепости, выявлявшие всю глубину ее невежества. Он даже сделал ей своего рода комплимент, заметив как-то раз, что его удивляет, каким образом такая умная девушка могла получить столь мизерное образование. В лучах этой сомнительной похвалы Кассандра купалась целыми днями. Ей по-прежнему нелегко давался Руссо и другие книги, которые Риордан заставлял ее читать, но, когда он делал для нее краткий пересказ, она легко и верно схватывала суть. Она чувствовала себя гордой и полной энтузиазма; впервые за всю жизнь учение показалось ей радостью, а не мукой.

Все время, свободное от обсуждения книг, брошюр и газетных статей, они проводили в высшем или, наоборот, в низшем обществе, делая вид, что они любовники. Они посещали балы и рауты, званые ужины в тесном кругу, фешенебельные и сомнительные игорные заведения, театры и оперу. Не прошло и двух дней, как по всему городу разнеслась весть о том, что новая подружка почтенного Филиппа Риордана – дочка Патрика Мерлина, того самого изменника, которого повесили в Ньюгейте всего две недели назад, а она даже траур не носит! А впрочем, чего еще ожидать от проклятой француженки? Ах, она англичанка? Ну, все равно ничем не лучше француженки: прожила там всю жизнь и, небось нахваталась от лягушатников всякой дряни, как и ее папаша-предатель. Никто не спрашивал, что в ней нашел блестящий депутат парламента: все были наслышаны о его репутации и о ее красоте. И лишь одно обстоятельство ставило всех в тупик: почему он не вывез ее из убогой трущобы в Холборне, где она жила под присмотром тетки, и не снял для нее уютное гнездышко в Мэйфер? Восхищение Кассандры лицедейскими способностями Риордана росло по мере того, как ей открывалась истинная глубина пропасти, отделявшей то, чем он был на самом деле, от того, чем хотел казаться. Они придумали сложный язык знаков для общения на публике и к концу недели уже представляли собой безупречно слаженный дуэт. Риордан почти не прикасался к спиртному и пригубливал, только когда за ним наблюдали. Кассандра, от природы наделенная умением сохранять трезвую голову вне зависимости от количества выпитого (эту способность она открыла в себе еще в Париже), разработала особый трюк: она залпом выпивала свою порцию почти до дна, а потом быстро менялась с ним бокалами, пока никто не видел. Она научилась держаться прямо, когда он, покачиваясь и спотыкаясь, цеплялся за нее, чтобы устоять на ногах, терпеливо сносила взрывы его недовольства, когда он проигрывал в карты, и, не моргнув глазом, смеялась непристойным шуткам, которыми он обменивался с друзьями.

Лишь к одному она так и не смогла привыкнуть: к тому, как откровенно он прикасался к ней на глазах у всех, вернее, к тому, что для него подобная интимность, по-видимому, ничего не значила и считалась просто частью спектакля. Стоило им показаться на людях, как Риордан начинал давать волю рукам – обнимал ее, гладил, прижимал к себе. Сколько ни старалась, Кассандра не могла остаться равнодушной, так сильно волновали ее эти ласки.

Однажды во время пантомимы в Воксхолле он принялся гладить ее шею и плечи, стоя позади нее прямо посреди веселой толпы приятелей. Ей показалось, что это продолжалось часами. Наконец, слепо глядя прямо перед собой, еле удерживаясь на подгибающихся ногах, она небрежно оттолкнула его руку, хотя в животе у нее все было стянуто тугим узлом потаенных запретных ощущений, а кости превратились в мягкий воск. Позже, когда они остались наедине и он обратился к ней со своей обычной дружеской вежливостью, она почувствовала себя обманутой, чуть ли не грязной, и в то же время необъяснимо беззащитной.

Он ей очень нравился. Она это понимала, но не знала, что на сей счет предпринять. Лучшего друга, чем Риордан, у нее не было за всю ее жизнь. Да, их дружба была чисто показным делом и преследовала вполне определенную цель, но для Кассандры это ничего не меняло: общение с ним было сердечным, веселым и захватывающим; когда они были вместе, она чувствовала себя счастливой. Она понимала, что никакого толку из этого не выйдет, но ей не хватало изощренности или цинизма, необходимых, чтобы оградить себя от него.

– Который час?

Кассандру мало интересовал ответ, спросила она главным образом для того, чтобы прервать молчание, тем более, что тот же вопрос она задавала совсем недавно.

Риордан вытащил часы и щелчком открыл серебряную крышку.

– Половина двенадцатого. Он скоро появится.

С этими словами он повернулся к ней, охватывая ее новенькую, с иголочки, розовую льняную «амазонку» неодобрительным – в этом она готова была поклясться – взглядом, и вновь с каменным лицом уставился на дорожку.

– Как я выгляжу?

Она нервно поправила булавку, которой крепилась к зачесанным наверх волосам ее наимоднейшая шляпка. Ладони у нее вспотели в кожаных перчатках для верховой езды. Она не понимала, что с ним творится, почему он так холоден, почему так враждебно настроен именно в эту минуту, когда ей наконец предстояло встретиться с Колином Уэйдом. Сама она была беспокойна, как жеребенок. Нетерпение и тревога снедали ее при мысли о том, что все, над чем они так долго работали, все, за что мистер Куинн заплатил, – все это в ближайшие тридцать минут будет зависеть от ее умения убедительно сыграть свою роль.

Но в тот самый момент, когда она больше всего нуждалась в поддержке Риордана, свободное общение между ними почти иссякло, превратившись в едва заметный ручеек, а в последние несколько минут им вообще приходилось выдавливать из себя слова по капле.

Риордан опять окинул ее взглядом с головы до ног, на сей раз с откровенно оценивающим выражением, которое показалось ей почти оскорбительным.

– Как спелое яблочко, Касс, готовое свалиться счастливчику прямо в руки.

И сами слова, и его презрительно-насмешливый тон прозвучали как пощечина. Кассандра отвернулась и в смятении закусила губу. В чем дело? Что не так? Что она такого сделала?

– Если почувствуешь хоть на секунду, что лошадь тебя не слушается, останови ее сама, понятно? Мы придумаем другой способ привлечь его внимание. Я вообще не выношу, когда женщины галопируют в дамском седле. Ты меня слышала, Касс?

– Я все прекрасно слышала, – холодно ответила она. – Я отличная наездница, мистер Риордан, и вряд ли сумею потерять поводья, управляя этой кроткой лошадкой, можете быть спокойны.

– Вот и хорошо. Значит, ты сможешь сосредоточиться на том, чтобы побольше улыбаться и делать ветер ресницами. Только постарайся не сморозить какую-нибудь глупость, которая раскроет всю нашу игру.

Кассандра уставилась на него, онемев. Что за муха его укусила? Когда, почему, каким образом ее веселый, щедрый, великодушный друг успел превратиться в разозленного, поминутно говорящего гадости незнакомца? Это началось вчера вечером, сообразила она, когда они стали всерьез готовиться к встрече с Уэйдом.

Вновь устремив взгляд прямо перед собой, Кассандра стиснула в руках поводья и мысленно приказала себе успокоиться, не плакать, думать только о том, что ей предстоит. Она так и подпрыгнула в седле, когда мужской голос у них за спиной пожелал им доброго утра, но это был всего лишь один из приятелей Риордана. Он проехал мимо, не останавливаясь.

Небо было затянуто тучами, в воздухе ощущалась томительная предгрозовая духота. В это воскресное утро публики в Гайд-парке было меньше, чем обычно, из-за угрозы дождя. Колин Уэйд катался здесь верхом каждое воскресенье, и Кассандра то начинала опасаться, то почти надеяться, что на сегодня он отменит прогулку. Она беспокойно поправила на шее темно-бордовый «аскот» [25] и оттянула назад рукава жакета, чтобы видны были белоснежные кружевные манжеты.

Костюм для верховой езды, готовый, но прекрасно сидевший на ней, был куплен вчера на деньги, которые дал ей Куинн. Может, именно это разозлило Риордана? Такое предположение заставило разозлиться ее самое. Да какое ему дело до того, на что она тратит свои деньги? И потом, что еще ей оставалось делать? Предполагалось, что она сумеет соблазнить мистера Уэйда. От нее ждали именно этого. Но как же ей этого добиться, если она будет выглядеть замарашкой?

Она испустила судорожный вздох и тотчас же оцепенела, услыхав тихий голос Риордана:

– Вот он.

Впереди на дорожке показался направлявшийся им навстречу всадник – молодой человек на белой кобыле. Когда он подъехал поближе, Кассандра заметила из-под полуопущенных ресниц, что он и в самом деле, как описывал его Риордан, светловолос и хорош собой. Жилет на нем в этот день был зеленовато-голубой, как купорос, а камзол – цвета спелой сливы. Светло-золотистые волосы, зачесанные назад, оставляли открытым прекрасно вылепленное лицо с высоким лбом. В глубоко посаженных глазах угадывалось выражение презрительной скуки. Когда Уэйд увидел их, его брови слегка приподнялись, лишний раз подчеркивая надменность черт. Он холодно кивнул Риордану и уже начал его объезжать, но тут его светло-карие глаза, цветом напоминавшие корицу, заметили Кассандру и остановились на ней. Он натянул поводья.

– Уэйд, – небрежно проронил Риордан в виде приветствия.

– Риордан, – ответил Уэйд.

Оба они при этом смотрели на Кассандру, а она не сводила взгляда со светловолосого красавца, словно вдруг обнаружила давно потерянный горшок с золотом. Уэйд выжидающе молчал. После демонстративно затянувшейся паузы Риордан весьма сухо и нелюбезно представил их друг другу.

– Мисс Мерлин, – плавно подхватил Уэйд, низко сгибаясь в поклоне и охватывая ее взглядом от сапожек до верха шляпки. – Как поживаете?

Кассандра сняла правую перчатку и протянула ему руку, хотя их разделяло метра два. Не отрывая от нее глаз, он толкнул коленом свою кобылу, побуждая ее подойти ближе, пока наконец животные не встали вплотную друг к дружке, а его начищенный до блеска сапог не уткнулся в юбку ее «амазонки». Уэйд взял ее руку без перчатки, сжал В" своей, затем провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, словно разглаживая то место, которого ему суждено было коснуться губами, и наконец поцеловал. Кассандра шумно перевела дух и при пожатии слегка задержала его пальцы. Она облизнула губы кончиком языка и привычным жестом вскинула голову. При этом тонко вырезанные ноздри Уайда надменно раздулись.

Риордан, все это время сидевший с затаенным дыханием, схватил уздечку Кассандры и, нетерпеливо дернув, оттащил ее лошадь прочь от кобылы Уэйда.

– Мы спешим, Уэйд. Доброго вам утра.

– Спешите? – переспросил златовласый красавец стелющимся, как бархат, голосом. – Я думал, палата на каникулах. Заслуженный отдых, так сказать, достойная награда за все труды, положенные многоуважаемыми членами парламента на принятие мудрых и прозорливых законов во время прошедшей сессии. Государственные заботы, как мне представляется, – дело весьма утомительное.

Его ухмылка превратилась в широкую улыбку, когда Кассандра подавила смешок, прикрывшись перчаткой.

– Куда более утомителен разговор с расфуфыренными шлюховатыми придурками! – огрызнулся Риордан сердитым, слишком громким голосом.

Он пришпорил своего коня и потащил лошадь Кассандры за собой. В спину им раздался рассыпчатый звонкий смех Уэйда. Обернувшись в седле, Кассандра послала ему самую смертоносную из своих улыбок. Он поднял руку и помахал, как бы прощаясь, но в то же время обещая новую встречу; она ответила взглядом, полным понимания, но тут Риордан выругался и заставил ее снова смотреть вперед.

Свернув с дорожки, они остановились. С минуту оба молчали. Теперь, когда все кончилось, Кассандра начала дрожать от пережитого напряжения.

– По-моему, все получилось! Мне кажется, я ему понравилась, как ты думаешь?

Она сняла вторую перчатку и принялась нервно теребить в руках мягкую лайковую кожу.

– Разве ты не считаешь, что все прошло хорошо?

– Я считаю, что все прошло бы еще лучше, если бы этот чертов сукин сын повалил бы тебя прямо там, на скаковой дорожке.

Риордан злобно оскалился, услыхав ее приглушенный возглас и увидев, как кровь прилила к ее щекам.

– По-моему, второй акт уже не потребуется, первый прошел на «ура». Просто ошеломляющий успех, Касс. Должен признаться, я недооценил твои таланты по части выставления себя на продажу в самом выгодном свете. Равно как и твою многоопытность.

Кассандра с трудом перевела дух.

– Ты явно меня недооценил, – проговорила она ледяным тоном, хотя это далось ей громадным усилием.

Грудь у нее болела, слезы, которые она всеми силами старалась удержать, невыносимо щипали глаза. «Ублюдок!» – подумала она с ненавистью. Он все еще сжимал ее уздечку. Кассандра вырвала ее у него из рук и повернула лошадь кругом.

– Погоди! Ты что, собираешься ехать за ним?

– Я всегда довожу дело до конца, мистер Риордан. Прочь с дороги.

– Помни, что я говорил: прекрати немедленно, если почувствуешь, что лошадь понесла, или…

– Я сказала: прочь с дороги!

Крепкий шлепок поводьями по крупу заставил ее лошадь подпрыгнуть, а жеребца Риордана – шарахнуться в сторону. Риордан еще что-то крикнул у нее за спиной, но она не захотела слушать и принялась понукать свою смирную, хорошо выезженную лошадку, стараясь пустить ее в бешеный, якобы неуправляемый галоп. Впереди уже виднелась спина Уэйда, трусившего легкой рысцой ярдах в тридцати от нее.