Он поднялся, подошел к мольберту и сдернул с него ткань. У него упало сердце, когда он увидел, как Марта отомстила.

Портрет Элеанор было не узнать. Он был изрезан чем-то острым, и от холста остались одни лохмотья. Из груди его вырвался тихий стон, и он медленно опустился на колени, чувствуя, как стало нечем дышать. Она с тем же успехом могла вонзить нож ему в сердце.

16

— Меня не проведешь, деточка. Я знаю, что значит это выражение лица.

Кальперния устремила на нее пристальный взгляд, и это означало не только то, что Эллис была под колпаком, но и то, что ей не стоило даже и думать о том, чтобы избежать объяснений.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказала Эллис.

Она попыталась пройти мимо Кальпернии к холодильнику, чтобы посмотреть на тесто, которое она оставила подходить, но подруга загородила ей дорогу.

— Черт возьми, все ты знаешь!

На Кальпернии были серые спортивные брюки и теплый жакет, который выглядел так, словно был снят с игрока Национальной футбольной лиги, а ее афрокосички были собраны в хвост, который торчал, словно пучок засушенных цветов. Когда Эллис вернулась домой от Колина, то застала ее здесь. Кальперния предпочитала ресторан, даже когда он был закрыт, своей квартире-студии над гаражом миссис Миган, которая, по ее словам, напоминала о времени, которое она провела в одиночной камере в тюрьме. Внезапно ее свирепое выражение лица сменилось улыбкой.

— Чертова девчонка, да тебя наконец-то оттрахали!

Эллис подняла руки вверх, признавая свое поражение. Не было никакого смысла это отрицать — так или иначе, но Кальперния все равно выдавила бы из нее признание.

— Да, хорошо! Я с ним переспала.

— Ну что я могу сказать, давно пора, — ухмыльнулась Кальперния.

Но Эллис думала о том, какое лицо было у Колина, когда они прощались. Он стоял перед ней, но мыслями был где-то далеко. Может, ей и давно пора было это сделать, но для Колина еще могло быть слишком рано.

— Давай не будем превращать случившееся в событие, о'кей? — сказала она. — Это было весело, мы оба получили удовольствие, вот и все.

Пока Эллис возилась с тестом, вымешивала его и аккуратно лепила булочки, Кальперния, скрестив руки на груди, наблюдала за ней. Когда Эллис только вошла, она как раз резала лук, и сейчас от него слезились глаза.

— Хочешь знать, что я обо всем этом думаю? — спросила Кальперния.

— Не очень, но уверена, что ты все равно скажешь, — ответила Эллис.

Она подняла глаза и увидела, что Кальперния качает головой, словно диагноз был печальным.

— Деточка, да ты не на шутку влипла.

Эллис, не в силах сдержаться, со злостью выкрикнула:

— Откуда тебе знать? Когда в последний раз трахали тебя?

Кальперния надменно вскинула голову, глаза ее сузились.

— Думаешь, только у тебя что-то происходит? Много ты знаешь.

Эллис заулыбалась.

— Ну-ну, Кальперния Кинг. И что ты от меня скрываешь?

— Разве у девушки не может быть секретов? — проворчала Кальперния, притворяясь раздраженной.

Эллис, привыкшая к такого рода ворчанию, с любопытством спросила:

— И кто же этот счастливчик?

Кальперния для виду «поломалась», затем притворно тяжело вздохнула:

— Помнишь того здоровяка, который заходит по нескольку раз в неделю? Всегда заказывает одно и то же: ребрышки и салат из шинкованной капусты с печеным картофелем на гарнир?

Эллис едва удалось скрыть удивление.

— Ральф Дваер?

У Ральфа был собственный магазин шин, «Шины Дваера». Он был милым человеком, вежливым, пожалуй, несколько застенчивым. Но даже если не принимать во внимание то, что он был белым, по возрасту он годился Кальпернии в отцы. Эллис понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя.

— Что ж, говорят, к каждому горшку есть своя крышка. Если она подходит, значит, все правильно.

Кальперния презрительно усмехнулась.

— Это тебе не какая-нибудь «тапперуэровская вечеринка»[31]. Я же не сказала, что собираюсь за него замуж. Но если мужчина достаточно глуп, чтобы хотеть то, что я могу предложить, — а я, видит Бог, могу предложить совсем немного! — то почему же от этого отказываться?

Она внимательно поглядела на Эллис, как бы говоря, что и с ее стороны было бы глупо отказываться от того, что мог предложить Колин. Но что конкретно предлагал он? Дружбу и, возможно, что-то еще. Разве он не дал понять, что ему не нужны отношения? Нет, переспать с ним было ошибкой, решила она. Ошибкой, о которой она не жалела. Но все равно ошибкой.

И не только Колин не был готов к отношениям. Она тоже выбрала для этого не самый подходящий момент. Она только начала становиться на ноги, и у нее было полно дел по перестройке уже сложившихся отношений, с сыном, например. Кроме того, чувства сделали бы ее уязвимее, и это пугало больше, чем любая из тех преград, с которыми ей до тех пор приходилось сталкиваться. Если это была любовь, то она была нежеланной.

Она как раз думала об этом, когда зазвенел телефон. Это была Дениз.

Они обменялись дежурными фразами, и сестра заговорила об истинной причине своего звонка.

— Ты, случайно, не видела Гарри? — Дениз пыталась говорить обычным тоном, но Эллис слышала, что она взволнована.

— Со вчерашнего дня нет, — сказала она. — Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось? — спросила она, стараясь говорить спокойно, чтобы еще больше не разволновать Дениз.

— Нет, конечно же, — поспешно ответила сестра. — Все хорошо. Мы просто немного поспорили, не более того. Он ушел около часа назад, ему нужно было остыть. Я подумала, что он мог заглянуть к тебе.

— Хочешь, я приеду? — По напряжению в голосе сестры она поняла, что это было куда серьезнее, нежели обычная размолвка.

— Нет, не глупи. Все отлично, — быстро заверила ее Дениз. — Я уверена, что он вернется с минуты на минуту.

— Ты не звонила в участок?

— Ему там нечего делать. Он сдал смену лишь пару часов назад.

— И все же, возможно, стоит туда позвонить. Просто чтобы не волноваться. — Эллис знала, о чем думала сестра: что Гарри мог попасть в аварию. Но если за последний час или около того поступали вызовы на 911, то диспетчер обязательно будет об этом знать.

Дениз вздохнула:

— Да, ты права. Если его там нет, я могу попросить ребят сообщить, когда он появится.

— Перезвони мне, как только что-то станет известно, — сказала Эллис.

— Договорились.

Через несколько минут телефон зазвонил снова. На этот раз новости были такими, что казалось, будто земля разверзлась под ногами.


Колин услышал шум и, подняв глаза, увидел собаку, которая уселась в дверном проеме гостиной. Вскользь он подумал о том, как она проникла в дом. До этих пор Шеп отказывался покидать свой пост на крыльце, если только не сопровождал его к бухте. Но в нынешнем состоянии Колина эта мысль исчезла, едва успев появиться.

Он уставился на бутылку коньяка, которую держал в руке. «Реми Мартен». Бутылка была не откупорена, вокруг горлышка лежал слой пыли. «Просто позор позволить ей пропасть», — подумал Колин. Он повернул крышку. Когда печать, поддавшись, заскрипела, чувства его обострились. Он плеснул коньяку в стакан, который нашел на верхней полке шкафчика, и, почувствовав знакомый резкий запах, ощутил приятное возбуждение, словно алкоголь уже попал в кровь. Он поднес стакан к губам, когда вдруг снова взглянул на собаку.

Казалось, Шеп смотрит на него с укором.

— Чего ты смотришь? — спросил Колин. — Никогда не видел, как кто-то напивается?

Шеп поднял голову и тихонько заскулил. Колин почувствовал покалывание в шее и на какое-то мгновение отчетливо представил, что это дух его деда забрался в собаку. А что бы в такой ситуации решил Уильям? Несомненно, внук разочаровал бы его не меньше, чем сын.

Взгляд Колина привлек портрет над камином.

— И ты туда же? — спросил он женщину, которая с загадочной улыбкой глядела на него сверху вниз. В мягком свете лампы она казалась живой, и у него возникло ощущение, что если бы он прикоснулся к портрету, то почувствовал бы тепло ее тела.

Призраки… Мир полон их, и лучше смириться с этим, чем быть обреченным всю жизнь спотыкаться, пытаясь пройти мимо. «За тебя, моя дорогая», — молча провозгласил он. Отчетливее всего он ощущал дух своей жены. Да, Надин поняла бы все насчет Эллис. И она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать и то, что этого никогда не будет. Что мог он предложить Эллис, кроме своих профессиональных услуг, когда едва ли знал, что делать с собственной жизнью?

Ободок стакана, который он поднес к своим губам, был для него сладчайшим из поцелуев, а насыщенный аромат, заполнивший его ноздри, манил сильнее, чем любой парфюм. Он закрыл глаза и в состоянии, близком к экстазу, уже готов был опрокинуть содержимое стакана в рот, как вдруг замер. Внезапно он отчетливо увидел все происходящее со стороны, глазами независимого наблюдателя. «Ты можешь находить этому любые объяснения, — сказал другой, трезвомыслящий Колин, — но на самом деле все сводится к тому, что ты просто ищешь оправдание своему пьянству».

Дрожащей рукой Колин медленно опустил стакан. Поспешно, пока не передумал, пошел в кухню и вылил его содержимое в раковину. Потом долго стоял, согнувшись и вцепившись в край стола. Он испытывал слабость, словно после изрядной дозы спиртного. Его переполняло отчаяние. И не только оттого, что он мог полностью разрушить эффект от девяти месяцев воздержания, но и потому, что в душе сожалел о том, что вылил коньяк в раковину.

Испытывая отвращение к самому себе, он отвернулся и поплелся в гостиную, где тяжело рухнул на диван. Он знал, что должен позвонить своему куратору, но у него, казалось, не было сил даже поднять телефонную трубку. Он думал о том, как протянет до следующего собрания анонимных алкоголиков, как вдруг глухой собачий скулеж отвлек его от этих мыслей. Он повернулся и обнаружил, что Шеп стоит рядом, глядя на него полными беспокойства глазами. Пес потерся носом о Колина, и, не дождавшись ответной ласки, положил лапу ему на руку. Колин рассеянно почесал его между ушей и усталым голосом сказал:

— Да, я знаю. Я тоже скучаю по своей жене. Но сейчас остались только ты и я. Друзья по несчастью, ведь так?

С ворчанием, которое можно было расценить как знак согласия, собака устроилась на коврике. Мысли Колина обратились к Эллис и тому, как здорово они провели сегодня время, особенно в постели. Пока размышления не испортили ему настроение.

Он чуть не подскочил от неожиданности, когда внезапно зазвонил телефон. Он подумал, что это могла быть Эллис, и его настроение поднялось, пока он шел к телефону.

Но это была не Эллис. Это был ее сын. Судя по голосу, Джереми находился в состоянии, близком к панике.

— Я не знал, кому еще звонить! Мамы нет дома, а с отцом я не могу связаться. Беда, мистер МакГинти. Настоящая беда…

Его растерянность произвела на Колина, как ни странно, успокаивающий эффект. Он заметил, что говорит хладнокровно и властно:

— Успокойся. И расскажи, что произошло.

На него обрушился целый поток слов:

— Мой дядя Гарри… он… он… он словно сошел с ума или что-то вроде того. Он засел там с пистолетом и сказал, что застрелит любого, кто попытается к нему приблизиться. — Он вздохнул. — О господи… Такое впечатление, что все повторяется снова. Как когда моя мама… — Джереми замолчал на полуслове.

— Хорошо, теперь вдохни поглубже и расскажи мне все с начала. — Колин старался говорить негромко и убедительно.

Колин выслушал искаженную версию случившегося, которую Джереми узнал от Райана. Что-то насчет того, что его дядя пошел в дом к мэру, там между ними возник спор — так, по крайней мере, предполагали, никто не знал ничего наверняка, — и Гарри наставил пистолет на мэра, который в данный момент был заложником. Если бы Колин работал в офисе окружного прокурора на Манхэттене, то ничуть бы этому не удивился — просто еще один отчаянный поступок в городе, полном людей, которые живут так, словно ходят по лезвию бритвы. Но в этой тихой гавани подобное событие было поистине из ряда вон выходящим и слишком нелепым, чтобы в него поверить.

— Ты знаешь, где мама? — спросил он.

— Они с тетей Дениз едут сейчас к дому мэра.

— Если я приеду и заберу тебя, ты сможешь меня туда отвести?

— Конечно. Я знаю дорогу. Только быстрее, пожалуйста.


Первым, что заметила Эллис, когда они свернули на частную дорогу, огибающую владения мэра по периметру, была перекрывшая проезд патрульная машина. В ней трещало радио, и синий свет мигалки падал на деревья и кусты. Серьезного вида молодой офицер вышел из машины. По тому, как он к ним подошел — одной рукой подавая знак остановиться, а вторую положив на кобуру, — было похоже, что он посмотрел слишком много фильмов о копах.