Постелив себе на диване в комнате для гостей, она подняла трубку телефона на тумбочке и набрала свой старый номер. Она так часто звонила по нему, находясь в Пайн Ривер, что ей даже почудилось позвякивание мелочи, которую она бросала в прорезь таксофона в тюремном корпусе. На другом конце телефон все звонил и звонил, и с каждым гудком невидимые путы, сковывающие ее сердце, сдавливали его все сильнее. Наконец, когда она уже собралась отключиться, на другом конце взяли трубку.

— Алло? — услышала она голос Джереми. Такой глубокий, совсем как у мужчины… В те редкие случаи, когда он снисходил до общения с ней по телефону, да и то под давлением Рэнди, их разговоры были краткими и односторонними. Поэтому сейчас она была потрясена, насколько старше стал его голос.

Эллис почувствовала вдруг, что совершенно спокойна. Было такое ощущение, что ее заключили в хрупкую скорлупу, которая разобьется, стоит только сдвинуться хоть на дюйм. Легкие перестали подавать воздух, кровь прекратила циркулировать. Единственным, что в ней еще работало, было сердце. Оно билось ритмично, как часы, отсчитывая время в опустевшем доме. Когда она наконец сумела заговорить, голос ее был каким-то ненастоящим и пронзительным.

— Джереми? Это мама.

3

— Чувак, ты че, автобус пропустил? — Руд уставился на Джереми так, будто знал, почему на самом деле тот до сих пор торчит в кампусе, хотя уроки закончились еще час назад.

А то, что сам Руд ошивался здесь во внеурочное время, должно было восприниматься как само собой разумеющееся — они с приятелями вращались по своей собственной орбите, как планеты вокруг непостоянного солнца. В другой ситуации Джереми с радостью воспользовался бы возможностью потусоваться с ними, но в данный момент он ломал голову над тем, как бы избавиться от Руда и Чаки, чтобы, когда приедет мать, их здесь уже не было.

Он решил, что лучше увидеться с ней здесь, а не дома. Он не хотел, чтобы при этой встрече присутствовал отец. Тот вел себя как-то странно с тех самых пор, как она приехала, — весь дерганый, нервный, как человек, пытающийся бросить курить. Теперь Джереми размышлял, что может принести ему эта встреча. Что бы она там ни предлагала, ему ничего от нее не нужно. Он прекрасно обходился без нее все эти годы, так зачем она ему сейчас? И в то же время ему было любопытно. Он хотел услышать все из ее уст: заставить ее объяснить почему.

Однако это мог оказаться случай из разряда «меньше знаешь — лучше спишь», когда стоит хорошенько подумать, прежде чем о чем-то спросить. В какой-то книге из серии «как починить сломанную жизнь за тридцать дней или меньше» он прочел, что единственный способ бороться с проблемами — это встречаться с ними лицом к лицу, глубже копать там, где больнее. А если он перекопает все, но так и не доберется до дна? Тогда все, что у него останется, это огромная дыра.

А сейчас около него стоял Руд, самый крутой парень из всех, и ухмылялся в лицо Джереми так, словно перед ним была муха, которой он только что оторвал крылышки.

— Мы с Чаки, — Руд указал большим пальцем на своего закадычного друга, Чаки Диммока, огромного прыщавого верзилу, который и шагу не мог ступить без разрешения Руда, — едем к Майку смотреть дрег[7]. Хочешь с нами?

— Не, у меня тут еще кое-какие дела, — сказал Джереми. Случись это в любое другое время, он запрыгал бы от счастья, но не сейчас.

Губы Руда растянулись в долгую, понимающую ухмылку.

— О, понял. Ты девку ждешь.

Наверное, когда Руд присвистнул и похлопал Джереми по спине, у того был испуганный вид. Курт Рудницки, с бледной кожей и светлыми волосами, поставленными при помощи геля торчком, был, наверное, единственным белым, пожалуй, самым белым из всех белых, кто в совершенстве знал язык негритянских гетто, но уж тупым он точно не был. Просто у него было что-то не так с головой.

— Точно, — сказал Джереми как можно равнодушнее, чтобы превратить все в шутку и заставить Руда потерять интерес к этой теме. — Она должна быть здесь с минуты на минуту.

— Мы ее знаем? — спросил Руд.

— Нет, так, случайная, — пробормотал Джереми, отчаянно мечтая о том, чтобы они просто ушли.

— Ты ее трахаешь? — покосился на него Чаки.

— Нет! — Джереми залился краской.

— Э, да этого парня еще учить и учить. — Руд, приобняв Джереми за плечи, наклонился так близко, что его карие глаза под полуопущенными веками превратились в две темные дыры. — Теперь твоя задача заставить ее теряться в догадках. Заставь ее думать, что это ты делаешь ей одолжение. Слушай дядю Руда, малыш. Он знает, о чем говорит. Все дело в силе, парень. Нет силы — нет ни хрена.

У Джереми нестерпимо пылали щеки.

— Хорошо, постараюсь запомнить. — В его голосе прозвучал сарказм, но ровно настолько, чтобы не взбесить Руда.

Руд и Чаки постояли еще немного, болтая ни о чем. Джереми украдкой поглядывал на часы, постепенно приходя в отчаяние. И когда они наконец ушли, испытал такое огромное облегчение, что даже отвлекся от мыслей о предстоящей встрече. Но стоило ему остаться одному, как внутрь снова закралась тревога.

Помимо него единственным, что подавало признаки жизни на территории кампуса, была группа ребят в театральных костюмах, которые оживленно обсуждали что-то перед аудиторией, — они репетировали спектакль. И школьная команда на футбольном поле. Джереми, который еще минуту назад так хотел побыть один, неожиданно ощутил себя изолированным от всех, и это чувство усиливалось с каждым свистком тренера Салливана и взрывами дружного смеха участников драмкружка. Он не был членом команды и не посещал ни один кружок. По положению в обществе они с кузеном Райаном находились словно в разных мирах. Райан, идя по коридору, казалось, испускал флюиды, в то время как Джереми перемещался незаметно, как клубок пыли. Его раздирали противоречивые чувства: желание оставаться незамеченным, с одной стороны, и смутное разочарование от того, насколько легко это удавалось, с другой.

Сейчас все менялось на глазах. В последнее время люди стали смотреть на него иначе, неприветливо. Буквально сегодня, стоило ему зайти в класс, все моментально умолкли. И даже учителя стали по-другому к нему относиться, словно он был редкой особью, к которой нужен особый подход. И это еще не все. Все знали, что мистер Уайт так или иначе заправляет городом. И дело не только в том, что он мэр. У него была сила, которую давали деньги, и, если верить дяде Гарри, он не упускал возможности ею воспользоваться. Поэтому Джереми был обеспокоен тем, как все повернется, когда на сцене появится мать. Он подозревал, что это очень усложнит жизнь всей семье.

Тем временем, лавируя между рядами машин, к нему двигалась старенькая «Тойота Селика», зеленого цвета «металлик» с треснутым лобовым стеклом и наклейкой на бампере «Ремонт придумали слабаки». Он улыбнулся про себя. Такое можно увидеть на бампере Руда.

«Тойота» притормозила, и из нее вышла женщина, одетая в джинсы и синий пуховик с капюшоном от «Норт Фейс», такой же, как у его тети Дениз. У нее была подтянутая спортивная фигура, темно-каштановые волосы, завязанные сзади в хвост, и кожа такая бледная, что казалось, будто смотришь на нее под водой. Джереми почувствовал проблеск узнавания. Ее взгляд упал на него, и он застыл.

— Джереми? — Она направилась к нему.

— Эй! — откликнулся он, вяло махнул ей рукой и отлепился от проволочной ограды. Во рту у него пересохло, сердце бешено забилось в груди. От растерянности он забыл, что надо следить за выражением лица.

Женщина, словно опасаясь чего-то, замерла, глядя на Джереми во все глаза. Как будто взглядом могла пригвоздить его к месту.

— А ты выше, чем кажешься на фотографиях.

Он пожал плечами.

— Ты тоже выглядишь иначе.

— Да уж, неудивительно.

Она смущенно поднесла руку к щеке. У нее был испытующий, горящий взгляд — он чувствовал его кожей, как солнечный ожог.

— Ну что, поехали? Можем поговорить в машине. — Она заметила, что он с любопытством рассматривает «тойоту». — Я купила ее у подруги Дениз. Это машина ее сына. Он сидит в тюрьме за вождение в нетрезвом виде, и ей срочно нужны деньги, чтобы его выпустили под залог. — На лице ее скользнула ироничная усмешка. — Это лучший вариант из того, что я смогла найти вот так сразу.

Он пожал плечами и направился к машине, но прежде с опаской огляделся по сторонам, не смотрит ли кто-нибудь. Они устроились в машине, и он ждал, что она включит двигатель. Но она просто сидела, глядя на него так, словно это он был за рулем. Джереми почувствовал, как по коже пробежал легкий холодок беспокойства. Он вспомнил о том, что произошло, когда они в последний раз сидели вот так в машине. Не то чтобы он думал, что она способна повторить подобное, но все же вспоминать об этом было довольно мерзко.

— Можем поехать куда-нибудь перекусить, — предложила она.

— Я не хочу есть, — ответил он. Обычно к концу учебного дня он умирал с голоду, но сейчас желудок сжался в тугой комочек. К тому же в общественном месте они привлекут к себе слишком много внимания.

— Тогда почему бы нам просто не покататься немного?

Она повернула ключ в замке зажигания и переключила рычаг коробки передач, выводя «тойоту» со стоянки так осторожно, словно только училась водить. Выехав за пределы школы и повернув направо, на Черч-стрит, она бросила на него быстрый взгляд.

— Я очень рада тебя видеть. Ты даже не представляешь, как я ждала этой встречи.

Она сказала это как бы между прочим, но от него не укрылась легкая дрожь в ее голосе.

Джереми чувствовал необходимость ответить ей тем же, но не мог заставить себя сделать это. Она хотела от него чего-то такого — и он ощущал это как тепло, исходящее от нее, — что он не должен был ей давать.

— Куда мы едем? — спросил он, сжавшись на сиденье и глядя в окно.

— Не знаю. Тебе решать.

Джереми порылся в памяти, пытаясь вспомнить место, где можно было не опасаться встретить знакомых.

— Когда мы с отцом прошлым летом гуляли в парке, то видели гнездо белоголового орлана, — сказал он неуверенно. — Могу показать, если хочешь.

— Хорошая мысль, — сказала она.

Джереми велел повернуть налево на следующем светофоре. Делая поворот, она заметила:

— В некоторых частях Аляски орланы так расплодились, что считаются чуть ли не вредителями. Я смотрела об этом по телевизору.

Ему пришло в голову, что она могла смотреть эту передачу в тюрьме, и тогда он понял, как на самом деле мало знает о ее жизни в Пайн Ривер. У Джереми сохранились только отрывки воспоминаний о том, как он ездил туда еще ребенком. Комната со столом, ножки которого привинчены к полу, стены из шлакоблоков, охранники в форме, просвечивающие его металлоискателем у каждой двери… Было так много всего, что ему жутко хотелось узнать и чего не было в ее письмах. Но он так и не осмелился спросить. Она могла неправильно его понять, подумать, что ему не наплевать. Джереми меньше всего хотелось, чтобы их встреча превратилась в полное слез воссоединение матери с сыном. В сущности, она была для него посторонним человеком.

Они ехали практически в полной тишине и наконец повернули в сторону национального парка, откуда дорога резко пошла в гору — сквозь вечнозеленую чащу вперемежку с папоротниками размером с маленькое деревцо. На въезде в парковую зону, у самой вершины холма, дорога обрывалась. Они вышли из машины и остаток пути прошли пешком, по отмеченной тропе. Гнездо орлана оказалось в том же месте, где он и помнил, — на вершине старой дугласовой пихты, с которой облетели почти все иголки.

— Похоже, никого нет дома, — сказала Эллис, приложив руку козырьком к глазам и глядя наверх.

— Они, наверное, улетели на охоту, — сказал Джереми.

— Они?

— Да их там двое. Когда я последний раз был здесь, то видел в гнезде еще и птенцов.

Ее отвлек звук, донесшийся от подножия холма, где сквозь дымку проступали очертания островов, напоминавших отсюда горсть разбросанных камней, некоторые размером с кулак, на котором ютится одно-два дерева.

— Я не была здесь много лет. И успела забыть, какая здесь умиротворяющая атмосфера. — Она повернулась к Джереми, в глазах ее блестели слезы. — Спасибо. Ты даже не представляешь, как это для меня важно.

Он смущенно опустил глаза, понимая, что она говорит не о пейзаже.

— Да ладно. Не вопрос.

— Надеюсь, мы сможем еще это повторить.

Джереми продолжал смотреть под ноги. После осенних дождей зеленый мох толстым пушистым покрывалом застелил землю. В этот миг Джереми хотелось лишь одного: упасть в его мохнатые объятия и закрыть глаза.

— Даже не знаю, — ответил он уклончиво. — Я в последнее время так занят. Все школа да работа, сама понимаешь…