— Ты правильно поступила, — успокаивала меня бабушка Би. — Ночь, проведенная в этом капкане, убила бы нашего Джо.

Воцарилось молчание. Мы смотрели на Джо и прислушивались к шагам на улице.

— Бабушка, — сказала я, — а ты не думаешь, что Ким…

— Я не могу сказать наверняка.

— Мне показалось, что он добрый, бабушка. Не такой, как некоторые.

— Да, похоже, он действительно добрый, — согласилась бабушка.

— Но он дружит с Сент-Ларнстонами, бабушка. Когда я залезла в нишу в стене, он был там, с ними. Он смеялся надо мной, как и все остальные.

Бабушка кивнула.

Вдруг у дома послышались чьи-то шаги, а затем раздался стук в дверь. Мы с бабушкой одновременно кинулись к двери. На пороге стояла Меллиора Мартин и с улыбкой смотрела на нас. Она выглядела такой хорошенькой в своем клетчатом лилово-белом платье, белых чулочках и черных башмачках с пряжками. В руках она держала плетеную корзинку, накрытую белой салфеткой.

— Добрый день, — сказала Меллиора тоненьким голоском, и мы с бабушкой, уставившись на нее, облегченно вздохнули.

— Я слышала о том, что случилось, — продолжала Меллиора, — поэтому принесла кое-что для вашего раненого. — Она протянула корзинку.

Бабушка взяла ее и переспросила:

— Это… для Джо?

Меллиора кивнула.

— Я видела мистера Кимбера сегодня утром. Когда он сказал мне, что мальчик упал, сорвавшись с дерева, я подумала, что ему это пригодится…

— Спасибо вам, мисс, — сказала бабушка таким мягким голосом, которого я никогда прежде не слышала.

— Надеюсь, он скоро выздоровеет, — улыбнувшись, произнесла Меллиора. — Всего хорошего.

Мы стояли у двери и смотрели ей вслед, а потом молча занесли корзинку в комнату. Под салфеткой оказались яйца, масло, половина жареного цыпленка и домашний хлеб. Мы с бабушкой молча переглянулись. Ким никому не скажет. Мы можем не опасаться за Джо.

Я думала о том, как молилась в лесу, и о том, что Господь все-таки услышал меня и послал мне помощь. Мне удалось воспользоваться предоставленной возможностью: я рискнула — и выиграла. Мне редко выпадало чувствовать себя такой счастливой, как в тот момент. Позже, думая о том, чем я обязана Киму, я решила, что никогда об этом не забуду.

Джо выздоравливал очень долго. Он часами без дела лежал на своем одеяле, и Голубок лежал рядом с ним. Брат долго не мог ходить, а когда пошел, мы поняли, что он навсегда останется хромым.

Он мало что помнил о том капкане — только тот ужасный момент, когда попал в него, услышав щелчок и хруст костей. К счастью, Джо тотчас потерял сознание от боли. Не было смысла ругать его за то, что он наделал: представься такой случай — и Джо поступил точно так же. Но он много недель оставался вялым и апатичным и воспрянул духом только после того, как я принесла ему пойманного кролика со сломанной лапкой. Пока Джо ухаживал за этим кроликом, к нему вернулась былая живость и он стал похож на себя прежнего. Я поняла, что мне придется заботиться о том, чтобы у него всегда было какое-то покалеченное животное, за которым необходимо ухаживать.

Пришла зима; для нас она оказалась очень холодной. Зимы здесь были суровее, чем на побережье, хотя в целом в Корнуолле они обычно мягкие. Правда, в этом году характерные для здешних мест юго-западные ветры сменились ветрами с севера и востока, которые принесли с собой метели. Шахта Феддера, где теперь работало большинство местных жителей, давала меньше олова, чем раньше, и поползли слухи, что через несколько лет она истощится.

На Рождество из Эббаса доставили корзины с едой — этой традиции было уже несколько столетий. Нам разрешили собирать хворост в некоторых частях леса. Это Рождество не было похоже на прошлогодний праздник, потому что Джо уже не мог бегать. Нам пришлось смириться с тем, что его нога уже никогда не будет здоровой. Но события той страшной ночи были еще слишком свежи, чтобы мы роптали на судьбу. Мы с бабушкой понимали, что Джо чудом спасся и что нам вряд ли когда-нибудь удастся забыть об этом.

Но беда не приходит одна. В феврале бабушка простудилась. Она редко болела, поэтому первые несколько дней мы не обратили на это внимания. А потом однажды ночью меня разбудил ее кашель — я сползла с полки, чтобы принести ей один из ее сиропов. Это ненадолго успокоило кашель, но не вылечило его. Через несколько дней я услышала, как бабушка разговаривает, и, к своему ужасу, поняла, что она не узнает меня. Она называла меня Педро.

Я перепугалась, что бабушка умрет, — так сильно она хворала. Я сидела рядом с ней всю ночь, и только к утру она перестала бредить. Когда она смогла сказать мне, какие травы нужно заварить, я почувствовала себя увереннее. В течение нескольких недель я ухаживала за ней, стараясь следовать ее советам, и постепенно она начала выздоравливать. Вскоре бабушка уже ходила по комнате, но когда вышла на улицу, снова начала кашлять, поэтому я заставила ее сидеть дома. Я собирала для нее травы и варила некоторые из ее снадобий. Но для приготовления многих из них требовался бабушкин опыт и особые навыки. Теперь мало кто обращался к ней за советом. Все жители в округе становились беднее — и мы тоже. Более того, я слышала, что многие стали сомневаться в способностях бабушки Би. Она ведь даже себя не может вылечить! И потом, ее внук охромел — а всего-то упал с дерева! В конце концов, оказывается, бабушка Би не такая уж могущественная знахарка.

Благодарные клиенты уже не приносили нам свежую свинину и не оставляли на пороге нашего дома мешки с горохом и картофелем. Чтобы есть больше одного раза в день, нам приходилось экономить еду. У нас еще оставалась мука, и я пекла в старом открытом очаге маншан — местные черные хлебцы. Получалось довольно вкусно. Мы держали козу, но нам нечем было ее кормить, так что она давала очень мало молока.

Однажды за завтраком я заговорила с бабушкой об одной идее, которая пришла мне в голову ночью. Мы втроем сидели за столом, перед каждым из нас стояла миска с молоком и хлебом. Это блюдо мы называли «небо с облаками» и часто готовили его в ту зиму. Для его приготовления нужно было снятое молоко, разбавленное водой, и хлеб. Молоко мы покупали у фермера: он дешево продавал излишки, которые не понадобились для его свиней. Я кипятила слегка голубоватую жидкость и крошила туда хлеб, который тонул на дне миски, — отсюда и название.

— Бабушка, — сказала я, — думаю, мне нужно зарабатывать.

Она покачала головой, но я заметила ее взгляд. Мне было почти тринадцать. Где это видано, чтобы девочка нашего сословия жила беззаботно, как леди? Если только она не внучка бабушки Би! Но бабушка и сама понимала, что нужно что-то делать. Джо ничем не мог помочь, но я была сильной и здоровой.

— Мы придумаем что-нибудь, — ответила она.

— Я уже придумала.

— Что именно? — спросила она.

— Разве у меня есть выбор?

В том-то и вопрос. Я могла пойти к фермеру Пенгастеру и спросить, не нужна ли ему работница в коровнике, скотница или помощница на кухне. Желающих работать у него была уйма! Где еще? В одном из богатых домов? Мне эта идея не нравилась. Вся моя гордость восставала при этой мысли, но я знала, что у меня нет выхода.

— Ну, это ненадолго, — сказала бабушка. — Летом я снова встану на ноги.

Я не решалась взглянуть на бабушку, иначе, не удержавшись, призналась бы, что готова скорее голодать, чем работать, хотя сама же и завела разговор об этом. Но мне нужно было думать не только о себе. Был еще Джо, который пережил ужасное злоключение, и была бабушка. Если бы я работала, им бы доставалась моя порция похлебки, картофеля и бекона.

— На следующей неделе я предложу свои услуги на ярмарке в Трелинкете, — твердо произнесла я.

Ярмарку устраивали два раза в году в деревне Трелинкет, находившейся в добрых двух милях от Сент-Ларнстона. Раньше мы всегда ходили туда все вместе — бабушка, Джо и я. Для нас это было настоящим праздником. Бабушка Би с особой тщательностью укладывала волосы, и мы гордо вышагивали на глазах у всей толпы. Бабушка брала свои снадобья и продавала их торговцу, который с готовностью скупал все, что она могла предложить. Потом она покупала нам имбирные пряники или какие-то подарки. Но в этом году все было по-другому: нам нечего было продавать, да и Джо не мог пройти две мили.

С тяжелым сердцем я отправилась на ярмарку одна. Моя гордость была попрана. Сколько раз, гуляя на ярмарке с бабушкой и еще не охромевшим Джо, я смотрела на мужчин и женщин, которые стояли на специальной платформе для тех, кто хотел наняться на работу, — и я была счастлива, что не являюсь одной из них. Мне казалось ужасным унижением, что люди вынуждены выставлять себя, словно на рынке рабов. Но если ты хотел найти работу, это было неизбежно, поскольку наниматели являлись на ярмарку, чтобы найти подходящих слуг. И вот сегодня я стану одной из этих несчастных.

Был ясный весенний день, и от солнечного света мне было еще хуже. Я завидовала птичкам, которые носились в небе, ошалев от радости после непривычно холодной зимы. В то утро я была готова завидовать всем и каждому. Ярмарка предлагала только веселье и радость, и я всегда любила ее суматоху, ее запахи, ее шум — все, из чего она состояла. На столах со съестным лежали жареные гуси и отварная говядина — можно было видеть, как все это готовится на открытом огне, прямо у прилавков. Здесь же располагались палатки, торгующие пирогами с разнообразной начинкой, вкусной золотистой сдобой, которую только вчера испекли в какой-нибудь фермерской печке или в открытом очаге. Торговцы дразнили аппетит криками: «Отведайте кусочек этого пирога, голубушка! Уверяю, вы никогда не пробовали ничего подобного!» Кто-нибудь из них разрезал пирог, чтобы были видны бараньи или свиные потроха. Особенно вкусны были пироги с мясом молочного поросенка, но были тут и более привычные пироги с голубями. Люди стояли, пробовали, покупали и уносили пироги домой.

Была на ярмарке и площадка, где выставляли скот. Среди толпящихся людей бродили разносчики, которые продавали всякую всячину — старые ботинки, одежду, седельное снаряжение, горшки, сковородки и даже маленькие жаровни. Здесь же можно было встретить предсказателей и врачевателей — тех, кто рекламировал снадобья, приобретенные у бабушки Би.

А недалеко от рядов, где на открытом огне готовили гусей, была платформа для тех, кто хотел наняться в работники. Я стыдливо поглядывала в ту сторону. Там уже было несколько человек — они стояли жалкой, унылой кучкой. И это неудивительно: кому приятно выставлять себя подобно товару? Подумать только: я, Керенза Карли, должна присоединиться к этим бедолагам! Внезапно у меня мелькнула мысль, что теперь я навсегда возненавижу запах жареных гусей. Все вокруг смеялись и веселились, солнце ярко светило и уже стало припекать, а я злилась на весь белый свет.

Однако я ни на минуту не забывала о том, что дала бабушке слово найти себе работу. Я просто не могла вернуться и сказать ей, что в последний момент у меня не хватило духу. Я, здоровая и выносливая, не имела права снова стать для них обузой.

Вздохнув, я решительно направилась к платформе, взобралась по шатким деревянным ступеням сбоку нее и стала рядом со всеми.

Будущие наниматели с интересом разглядывали нас, прикидывая, на что мы сгодимся. Среди них я заметила фермера Пенгастера. Было бы неплохо, если бы он выбрал меня. Он славился добрым отношением к своим работникам, и у меня была бы возможность носить домой гостинцы. Мне было бы гораздо легче, если бы время от времени я могла ходить домой, изображая из себя благодетельницу.

Вдруг я заметила пару, при виде которой в растерянности попятилась. Это были дворецкий и экономка из Эббаса. Только одна причина могла привести их на ярмарку, мелькнуло у меня в голове. Я не ошиблась: они действительно направлялись прямо к платформе для найма. Вот теперь я по-настоящему испугалась. Я не раз думала о том, что когда-нибудь буду жить в Эббасе. Я долго лелеяла эту мечту, потому что бабушка Би говорила, что если человек поставит перед собой цель и сделает все, что от него зависит, то он обязательно добьется своего. И теперь я видела, что моя мечта может легко исполниться. Но как… Я буду жить в Эббасе в качестве служанки!

В мозгу пронеслись сотни образов. Я подумала о молодом Джастине Сент-Ларнстоне, высокомерно отдающем мне приказания, о Джонни, который станет насмехаться, издеваясь надо мной и каждый раз напоминая, что я — жалкая служанка. О Меллиоре, которая будет иногда приходить на чай, и я, в чепчике и переднике, буду прислуживать ей. Я подумала о Киме, который тоже там бывает. На ум пришла еще одна мысль. С тех пор как бабушка доверила мне свою тайну, я часто думала о сэре Джастине, отце нынешнего владельца. Внешне сын был очень похож на отца, а я очень похожа на бабушку. Может статься, что беда, которая случилась с бабушкой, произойдет и со мной. При мысли об этом я тотчас вскипела от стыда и гнева.