— Голова, — простонал я. Если уж я торчал в больнице, то они обязаны были дать мне те охуенные обезболивающие.

Мужчина в белом халате, полагаю, доктор, снисходительно хмыкнул.

— Да, так бывает. Наркотики и алкоголь плохо сочетаются с вечеринками и бассейнами.

Ох, мужик, давай вот без этих нравоучений. Я просто хотел...

Вот дерьмо!

Воспоминания пронзили мой разум, словно осколки разбитого стекла — острые, но хрупкие. Ликер, льющийся в хрустальный стакан. Огонь, стекающий по моему горлу. Пил в одиночестве. Телефон в моих руках, чтобы позвонить Пайпер. Сообщение о вечеринке.

Вечеринка. Вечеринка у меня?

Я не помню никакой вечеринки.

Но доктор выразился очень четко. «Наркотики и алкоголь плохо сочетаются с вечеринками и бассейнами».

Последний раз, когда я находился в бассейне, я был не один. Пайпер была рядом.

Запутавшись, я снова настроился на то, что бормотал доктор.

— ...лекарство от боли подействует через мгновение, но сначала я бы хотел, чтобы вы кое-что сделали. — Он положил блокнот на простыню, прикрывающую мои ноги, и протянул карандаш. — Можете написать свое имя?

Я поднял правую руку, почувствовав глубокую боль.

— Конечно.

Но как только мои пальцы оказались возле долбаного карандаша, они не сомкнулись. Карандаш скатился на пол. Я уставился на него в тишине, пока паника колотила в мой и без того трещащий череп. Что. За. Пиздец.

Медсестра подняла карандаш и подошла к другой стороне моей кровати.

— Как насчет левой руки?

На этот раз мои пальцы сжались, но хватка была как у мелкого карапуза с его первой погремушкой. Я посмотрел на доктора с нарастающим страхом.

— Что, черт возьми, происходит? Что с моими руками?

Монитор снова начал пиликать, доктор и медсестра повернулись, чтобы прочитать мигающие красные цифры, мчащиеся по экрану.

—— Что, мать вашу, с моими руками? — я снова закричал, чувствуя себя взбешенным и одновременно поникшим. Но это все не было важным. Никто меня не слушал.

Заблестела игла, когда медсестра вонзила ее в капельницу возле меня. Я снова повторил свой вопрос, но он так и не слетел с моих губ. Закрыл глаза и поддался темноте, поглощающей меня.


Пайпер


Адам с благодарностью мне улыбнулся, направляя брелок на свой BMW.

— Спасибо, что поехала, — сказал он.

— Не стоит. Я сделала это не ради тебя. — Скользнув на гладкое кожаное сиденье, я откинулась на спинку подголовника и скинула туфли. День затянулся. Другие дети с родителями ушли после торта, но семья Адама праздновала еще несколько часов.

Бывший предлагал уехать пораньше, но я отказалась, так как не торопилась покидать теплые объятия семьи Уильямс. Потому что вокруг них витала любовь, и хотя я не могла быть честной с ними, говоря о состоянии своих отношений с Адамом, сквозь стиснутые зубы я нацепила счастливую маску, что всегда мне легко удавалось.

Именно так меня воспитывали.

Идеальный фасад, созданный мною еще в старшей школе, — королева выпускного бала, капитан команды чирлидеров, вице-президент совета учащихся — прилип к моей коже, как татуировка. Потому что когда люди видят что-то красивое и совершенное, только самые жестокие желают это растоптать и уничтожить. Все остальные просто наслаждаются видом или слишком боятся подобраться ближе.

Конечно, это не всегда срабатывало. Если кому-то необходимо придраться, то его ничто не остановит. Совершенство всегда будет недосягаемо, как бы сильно ни стараться.

Но каждая неудача, бесчисленные попытки и промахи оставляли свой след. Сначала они болели, словно синяки или порезы. Но, в конце концов, они накладывались друг на друга, переплетаясь и формируя ослепительный костюм.

Большую часть времени у меня получалось дурачить людей.

Кроме собственного отца.

И поэтому я всегда старалась быть начеку. Пряталась за маскировкой, чувствуя себя обманщицей.

Горничной, притворяющейся принцессой.

Еще чуть-чуть, и вот она — полночь для Золушки.

На полпути до дома мои хаотичные мысли прервались сигналом телефона.

ТРЕВИС: Приезжай в Седарс-Синай. Живо!

Я еле сдержала стон. Клиенты Тревиса вечно оказывались в больнице.

Подтяжки лица, имплантаты груди, сделанные ягодицы и пенисы, отказ органов из-за экстремальной диеты, травмы от неудачных трюков и, конечно же, передозировки...

Бывали и ненужные госпитализации. Клиент, утверждающий, что устал, чтобы Тревис пригладил ему взъерошенные павлиньи перья и пересмотрел контракт. Чтобы увеличил гонорар и скорректировал график. А вызывающий образ сменился на что-то менее откровенное.

Я обратилась к Адаму.

— Не мог бы ты высадить меня в Седарс-Синай, а? — Подняла свой телефон. — Работа зовет.

— Конечно. Кто на этот раз?

— Тревис не сказал, а даже если бы и сказал, сам понимаешь, что это конфиденциальная информация.

Вдруг стало любопытно, поэтому написала Тревису, поинтересовавшись, с кем мне предстоит иметь дело. Его ответ стал ударом в солнечное сплетение. Но я не могла раскрыть своих чувств.

— Ты в порядке? — взглянул на меня Адам.

Я прочистила горло, засунула телефон в сумочку и посмотрела на себя в зеркало. Проведя день на открытом воздухе в окружении буйных щенков и четырехлеток, переевших сахара, я оказалась с размытым макияжем и небольшим солнечным ожогом. Вздохнув, протерла круги под глазами и нанесла свежий слой помады.

Затем изобразила ослепительную улыбку и повернулась к Адаму.

— Конечно. Все в порядке.


ГЛАВА 9

Лэндон


Когда я снова вплыл в сознание, в комнате было тихо, лишь безжалостное: топ-топ-топ. Веки были не такими тяжелыми, как раньше, так что я спокойно поднял глаза и увидел Тревиса, расхаживающего по палате и цокающего каблуками своих туфель по плитке с неустанной точностью.

Мне хотелось сказать ему, чтобы он прекратил, оставил меня в покое и дал уснуть, чтобы я мог сбежать от пульсирующей боли в голове и ноющего тела. Но, словно настроенный на малейшее изменение моего состояния, Тревис остановился.

— Наконец-то ты проснулся.

Я снова закрыл глаза, надеясь, что он поймет намек.

Но он этого не сделал.

— Лэндон, я знаю, что ты меня слышишь. Нам нужно поговорить.

Мне совсем не хотелось болтать. Единственное мое желание — как следует поспать.

Но Тревис не дал сделать этого. Вернулся доктор в белом халате с планшетом и дерьмовым диагнозом.

— В результате вашего падения, похоже, что у вас образовалась грыжа шейного диска в позвоночнике, а отек нервного корешка вызывает слабость в ваших руках. Если бы мы сейчас сняли с вас действия обезболивающих, вы бы почувствовали онемение, покалывание и боль в конечностях.

Язык во рту ощущался толстым и тяжелым, отягощенным страхом.

— Это временно, верно?

Доктор остановился, чтобы пролистать страницы, прикрепленные к его блокноту; и эта пауза, казалось, длилась вечно. Я слышал скрежет его ногтей по бумаге, блеющие голоса за дверью, шум от прилива крови в ушах. Наконец, он посмотрел на меня, выпустив листки. Они зашелестели, раздуваясь по воздуху и превращаясь обратно в аккуратную стопку.

— Я не вижу в вашей МРТ ничего такого, что заставило бы меня подумать, что это постоянная ситуация.

Я с облегчением вздохнул, но потом чуть не подавился, когда он добавил небольшой комментарий.

— Но человеческое тело полно тайн. Я не могу дать никаких гарантий ни по времени на ваше восстановление, ни о степени повреждения; все станет известно после заживления позвоночника.

Я моргнул несколько раз.

— Когда точно? Я гребаный барабанщик! Мои руки чертовски важны!

— Лэндон... — Тревис шагнул вперед, пытаясь заглушить мое нарастающее беспокойство. Как будто это возможно.

Доктор поднял руку с невозмутимым выражением на лице.

— Все в порядке. Страх мистера Кокса вполне понятен. Сейчас самое главное — уменьшить отек. Для этого вам будет прописаны внутривенные противовоспалительные препараты. Также рекомендую вам остаться здесь как минимум пару дней. Чем меньше вы будете тревожить позвоночник, тем лучше.

— Лекарства и не шевелиться. Что еще?

— Покой. И через несколько дней, когда опухоль спадет, следует начать физиотерапию. Недалеко отсюда есть центр. Дам вам название...

— «Восстановительный центр здоровья», — буркнул я. Это место мне хорошо знакомо, хотя сам никогда не бывал там в качестве пациента.

Доктор все равно кивнул.

— Точно. Они лучшие на Западном побережье, если не на всей территории страны. Вы будете в надежных руках.

Мне было срать, в чьих руках я окажусь до тех пор, пока полностью не смогу пользоваться своими.

Я все еще впитывал новости, как дверь снова открылась. На этот раз стало ясно, что у меня галлюцинации. Потому что было похоже на то, будто Пайпер Гастингс залетела в мою палату.

— Наконец-то ты здесь! — Тревис был очень нетерпелив.

Пайпер позволила двери закрыться за ней, но дальше не двинулась. Она выглядела покрасневшей... и обеспокоенной. Она беспокоилась обо мне?

Тревис сложил руки, переводя взгляд туда-сюда между нами.

— Я вызвал Пайпер, потому что вчера у нее хватило здравого смысла вытащить тебя из моего дома, прежде чем ты попал бы в беду. К тому же я ей особо доверяю в сокрытии информации о твоем громком срыве. Если Пайпер удалось справиться со штормом дерьма, который Шейн пережил в прошлом году, полагаю, она справится и с тобой.

Пайпер медленными шагами продвигалась вперед в своем сексуальном, как ад, розовом наряде, прекрасно демонстрировавшем ее совершенные длинные ноги.

Мой член мгновенно ожил, что стало облегчением — не каждая часть меня не работала. Я попытался подмигнуть, хотя не чувствовал своего лица, так что точно не знал, получилось ли у меня. Во всяком случае она резко остановилась и снова обратила внимание на Тревиса.

Я пытался слушать, но из-за отвлекающих ног Пайпер мне потребовалось несколько минут, чтобы уловить смысл.

— ...переговоры со страховой в критическом состоянии. Но в случае необходимости мы раскрутим произошедшее как небольшую аварию на заднем дворе. Ничего страшного, просто необходимо принять возможные меры предосторожности.

Пайпер вытащила из сумочки маленькую записную книжку и начала записывать, а Тревис снова принялся расхаживать.

— Недопустимо позволить просочиться информации, что Лэндон находится в больнице, или детали его травмы.

— Какая травма? — перебила она его.

— Завтра врачи скажут больше. — Я поймал взгляд, которым он на нее посмотрел и который закрывал дальнейшие вопросы. — А пока Лэндон останется здесь, потому что если пресса сфотографирует его с таким количеством бинтов, то, скорее всего, нам понадобится обсуждать страховку со следующим туром «NothingbutTrouble».

Тревис не говорил о медицинской страховке, он говорил о многомиллионном контракте, который заключают с местами для резервирования концертов. Словно почувствовав злость, исходящую из каждой моей клетки, он перевел взгляд на меня.

— После прошлого года страховые компании не выстраиваются в очередь за нашей дверью, чтобы заключить с нами договора. Нет страховки — нет тура. Нет тура — нет счастливых фанатов, скупающих вашу музыку. Нет счастливых фанатов... Ну, ничего нет. Наград, обложек журналов, хитов и, самое главное, денег.

Да здравствует гребаный доллар! Конечно, Тревис сразу ж оценивал перспективу убытков. Но как бы мне ни было насрать на деньги, мне нужна тонна этого гребаного дерьма для кое-кого другого. Кое-кого, ради кого я пожертвовал всем. Кое-кого, ради кого я жертвую всем.

Даже зная, что этого никогда не будет достаточно.


Пайпер


В конце концов медсестра выгнала нас из палаты Лэндона, и Тревис предложил подбросить меня до дома. У него имелась спортивная тачка на каждый день недели, и сегодня ей стала ярко-желтая Maserati. Переключив передачу, Тревис не стал терять времени и приступил сразу к делу, что было настоящей причиной, по которой он предложил мне прокатиться. Идеальное место для разговора без возможности быть подслушанными.

— Как только Лэндона выпишут, мне нужно, чтобы ты приглядела за ним.

Я так резко повернулась, что чуть не вывернула шею.

— Приглядела? — я потерла пульсирующие сухожилия у горла. Идея казалась нелепой. Мы уже не первый раз имели дело с безумной ситуацией знаменитости, и, насколько я знала, услуги няньки не были типичным пунктом в программе «Тревис Таггерт& Ко».

— Ты сама видела в каком состоянии он был у меня на вечеринке — чуть ли не в отключке. А сегодня пьяным попытался нырнуть в бассейн, хотя на часах еще даже не было полудня, черт возьми.

В полдень? Я ушла от Лэндона за два часа до этого, и все было в порядке. Ну, может он был немного не в себе, но определенно трезвый. Неужели я так сильно его взбесила, что ему пришлось ужраться в десять утра?