Больших приготовлений для матча не потребовалось: накануне Тони вместе с другим менеджером сами расставили в зале несколько десятков складных стульев. Зал был разукрашен флагами и цветными лентами, оставшимися от танцевальной вечеринки, которая прошла тут накануне, а на стенах висели набитые соломой головы диких животных, с которых потихоньку сыпалась шерсть. Ринг представлял собой небольшой дощатый подиум высотой в один-два фута, окруженный веревками не толще шпагата, в углах которого стояло по колченогому облупленному табурету для бойцов. Помню, когда Бастер поднялся, чтобы начать очередной раунд, к нему сзади прицепился большой кусок сухой краски, который издали смотрелся как дырка в трусах.

Когда мы пришли, зал уже потихоньку наполнялся. Мы с Виппи Берд и Мэй-Анной так задержались, что мальчики уже стали думать, что мы потерялись, но на самом деле мы задержались возле лимонадного фонтана. Естественно, мы никак не могли пропустить такого чуда: я заказала лимонад «Черная корова», Виппи Берд – «Мутную реку», а Мэй-Анна – «Ананасное молоко». («Как ты можешь помнить, Эффа Коммандер, что ты пила пятьдесят лет назад?» – прерывает меня Виппи Берд. На самом деле ничего удивительного в этом нет – человек помнит то, что считает важным. А вся моя жизнь была связана с тем, что называется предприятиями общественного питания, так что в этом отношении память у меня профессиональная.) Пока мы пили свой лимонад, к нам подошли какие-то ковбои, мы начали с ними флиртовать и забыли про время.

Пинк и Чик заняли нам места в первом ряду; естественно, что Мэй-Анна сидела посередине.

– Куда ты запропастилась, черт побери? – спросил Чик Виппи Берд.

– Это мое дело, а твое – меня отыскать, – отрезала она. Виппи Берд никто не мог запереть в клетку и вообще ограничить в чем бы то ни было. Когда я услышала песенку «Не пытайся запереть меня в клетку», то сразу сказала Виппи Берд, что это про нее.

Ребята важничали, изображая завзятых болельщиков из Бьютта, которые приехали сюда специально ради этого матча. Нарочито громко обсуждая достоинства этого новоявленного боксера – Бастера Миднайта, они сошлись во мнении, что этому болвану ничего не светит, и подвергли его уничтожающей критике со всех сторон. Надо, к сожалению, признать, что внешность Бастера вполне могла послужить подтверждением их слов. Лишь много времени спустя мы с Виппи Берд узнали, что гонорары Бастера и Тони складывались не от продажи билетов, а от ставок зрителей. Просто для нас с Виппи Берд никогда не стояло вопроса, на кого ставить, – мы всегда ставили на Бастера и всегда выигрывали.

Я дала Пинку пять долларов и попросила поставить их от моего имени на Бастера, но Пинк сказал, что отдаст мне часть своего выигрыша, если я буду благосклонна к нему. Он, надо сказать, любил выражаться в таком духе. Но я ответила, что лучше отдам свои пять монет, чем возьму у него двадцать пять, – ну, и так далее. (Виппи Берд замечает, что, мол, когда я водила дружбу с Пинком, я никогда с ним особо не церемонилась, но хватит уже об этом, это не касается посторонних.)

Это был первый профессиональный матч Бастера, и мы чувствовали важность момента. Ребята прихватили с собой сигары, которые жевали во рту, раскуривали их, когда те тухли, и снова жевали. Мы с Виппи Берд и Мэй-Анна курили «Кэмел», одну сигарету на троих, передавая ее друг другу. На сигарете оставались следы от губной помады, и нам казалось, что это выглядит шикарно. Мэй-Анна где-то научилась держать сигарету между двумя пальцами так, чтобы демонстрировать свой маникюр, и при этом ногтем мизинца выковыривала крошки табака из щелей между своими маленькими кривыми зубками.

Когда все расселись по местам и зал окутался клубами табачного дыма, густого, словно чад бьюттских плавилен, рефери пролез на ринг между шпагатами, заменявшими канаты, и попросил у публики внимания. Сначала он представил боксера, сражавшегося за Биллингс. Его псевдоним был Финский Ковбой. Он был крупный белокурый человек и какой-то вялый, словно одурманенный. Лицо его казалось угловатым, словно составленным из кусков камня.

Весь зал заорал и затопал ногами, приветствуя «Гордость Юго-Восточной Монтаны» (это было еще одно прозвище Финского Ковбоя), пока тот неуклюже, словно бык, протолкался сквозь публику к рингу и забрался на него. Если бы можно было победить одним размером, Бастер был бы раздавлен на месте.

Затем рефери представил второго участника матча – Бастера Миднайта, «Короля Динамита с Бьюттских Шахт». Не знаю, откуда взялся этот динамит, ведь Бастер не был взрывником, он работал на шахте подручным забойщика, помогал отгребать породу.

Тут в зале засвистели и зашикали, но наша компания разразилась одобрительными криками, и кое-кто нас поддержал. Мы с Виппи Берд впервые поняли, что Бастер Миднайт принадлежит не только нам, что у него теперь есть свои болельщики. Когда Бастер легко пробежал к рингу между рядами зрителей, облаченный все в те же пурпурного цвета шелковые трусы Тони, Виппи Берд толкнула меня локтем и сказала: «Запомни, что я тебе сейчас скажу, Эффа Коммандер: однажды Бастер станет очень важным и знаменитым!» Я не забыла ее слова, потому что почти не знаю случая, когда бы она ошибалась.

Так мы все кричали, визжали и топали, стараясь издавать как можно больше шума, но Тони и Бастер были заняты делом и не обращали на нас внимания. Они ни разу не оглянулись на нас, более того, Бастер ни разу не взглянул на Мэй-Анну. Тони что-то шептал Бастеру на ухо, и Бастер понимающе кивал. Потом Бастер сделал забавную вещь – он выпрямился, поднял руки над головой и улыбнулся толпе. Потом он немного побоксировал в воздухе в сторону аудитории и снова улыбнулся. Зрителям это понравилось.

«Он рано понял, что бокс и вообще спорт – это разновидность шоу-бизнеса, – позже говорила Мэй-Анна. – Вот почему он всегда был так популярен. Бастер Макнайт был простой парень, милый и застенчивый, но Бастер Миднайт оказался прирожденным шоуменом». Кто в штате Монтана осмелился бы оспаривать слова Мэй-Анны Ковакс – Марион Стрит?

Финский Ковбой посмотрел на Бастера с презрением, как солдат смотрит на вошь, которая только что его укусила, обернулся к своему тренеру и сказал: «Это будет просто». Ковбоя невозможно было упрекнуть за то, что он недооценил Бастера, ведь тот действительно был похож на дохлого окуня, но уже через несколько минут Ковбой понял, кто перед ним.

Прозвучал гонг, и Бастер с Ковбоем затанцевали на ринге, пробуя друг друга короткими ударами. При своем огромном росте Ковбой боксировал как-то странно – согнувшись и втянув голову в плечи, словно черепаха. Время от времени он высовывал голову наружу и наносил удар. Так прошло два раунда, и за это время ни один из ударов ни того, ни другого не достиг цели.

Нужно отдать Ковбою должное – он боксировал гораздо лучше, чем Бьюттская Бомба. Ловкий и коварный, он оказался намного проворнее, чем можно было бы ожидать при его размерах и невыразительной внешности. Финны всегда казались мне простаками и увальнями, но, может быть, финны-ковбои шустрее финнов-шахтеров. Бастер осыпал его ударами, стараясь обнаружить слабое место в его обороне. Тони внушал Бастеру, что прежде всего надо досконально изучить противника, вот почему Бастер начинал так медленно. В этом мире нет ничего совершенного, учил Тони Бастера, и если у кого-то кулаки как кувалды, то вероятнее всего, что брюшной пресс у него напоминает желе. Одни хорошо бьют, но плохо держат удары, другие, наоборот, плохо бьют, но хорошо держат. Так что в соответствии с наставлениями Тони Бастер должен был потратить один-два раунда на изучение противника.

Но зрители, ясное дело, глядят на матч не глазами боксера, а своими, и они решили, что Бастер боится, что он просто щенок, некоторые заподозрили, что устроители матча заранее договорились о его результате. Как мы узнали позднее, местный шериф даже арестовал выручку от продажи билетов, сказав, что если это честный матч, то он отдаст ее Тони, а если нет, вернет деньги зрителям.

Мы с Виппи Берд нисколько не сомневаемся в том, что, если бы Тони организовал этот матч для самого себя, скорее всего, это и был бы такой вот матч с предрешенным исходом, но сейчас Тони продвигал будущего мирового чемпиона, и поэтому не имело никакого смысла обрекать Бастера на поражение в первом же профессиональном бою. Да и сам Бастер никогда бы не согласился на участие в такой игре.

В течение нескольких раундов все выглядело так, словно Бастер просто пытается удержаться на ногах, и его противник в это поверил. Поверил и начал действовать слишком самоуверенно, стал чаще нападать, забывая об обороне, и Бастер внезапно нанес ему двойной удар в живот. Ковбой потерял дыхание и повис на канатах, но, к счастью для него, прозвучал гонг.

Когда начался следующий раунд, финн был разъярен. Он рвался вперед, как бешеный бык, и бестолково махал кулачищами, что как раз и нужно было Бастеру, ибо, как говорил Тони, сердитые люди – плохие бойцы. Ковбой бросился в атаку, но Бастер поразил его правой в челюсть. Так прошло четыре или пять раундов: Бастер попросту изматывал противника. Ковбой пытался зацепить Бастера, а Бастер отвечал сокрушительным ударом. Но всякий раз, как Бастеру удавалось сбить финна с ног, звенел гонг, и в новом раунде все начиналось сызнова.

По выражению лица Бастера было ясно, что он получает удовольствие от этой игры. Он уже уверовал в себя и слегка расслабился, за что был тут же наказан: Ковбой внезапным ударом сбил его с ног, и Бастер шесть секунд провалялся в нокдауне. Когда он поднялся, Тони крикнул ему: «Все, парень, представление закончилось, хватит красоваться, просто кончай с ним – и все». Бастер начал наступать на Ковбоя, но тут раунд кончился, и они разошлись по своим углам.

Тони что-то говорил ему, но Бастер не слушал, он смотрел прямо на Мэй-Анну и улыбался. «Что мне с ним сделать?» – вдруг крикнул он ей. «Положи его здесь!» – закричала она в ответ, рукой показывая ему место у своих ног.

Начался очередной раунд. Бастер вышел на ринг, улыбаясь. Это была его фирменная улыбка, которая словно говорила противнику: попробуй ударь меня, проклятый идиот, и ты прямиком отправишься в ад. Предыдущий успех обнадежил Ковбоя, и он попытался его повторить, а Бастеру только этого и нужно было. Все так же улыбаясь, он ударил с пол-оборота снизу вверх, от поясницы. Удар этот был стремителен и тверд, как кайло горняка, дробящее скальную породу, и не было средства, которое могло бы его остановить, – спастись можно было, только вовремя отклонившись. Именно этот удар впоследствии принес Бастеру мировую славу.

Звук удара несколько раз эхом отразился от стен спортивного зала, бесчувственный финн повалился, и, увлекая за собой веревки ограждения, упал навзничь прямо к ногам Мэй-Анны, и не приходил в чувство минут десять. К этому времени Бастера уже объявили победителем, Тони забрал счета и деньги у шерифа, а Мэй-Анна высвободила ноги из-под поверженного Ковбоя и выбралась наружу.

В тот день люди впервые увидели обладателя самого мощного удара в Монтане, а может быть, и во всем мире. Позже, когда Бастер стал знаменит, почти каждый боксер в Соединенных Штатах старался копировать его коронный удар, а спортивные комментаторы в напряжении ждали этого полуповорота корпуса, вслед за которым неизменно наступала развязка матча. «Смерть-в-перчатке», «Бетонный кулак», «Горе вдовы» – так называли этот удар спортивные журналисты. Но настоящие любители бокса знают, что у него есть только одно настоящее название, которое не забыто до сих пор. В прошлом месяце Виппи Берд нашла в журнале «Тайм» спортивный репортаж о матче, закончившемся нокаутом. Она вырезала эту статью и приклеила ее на стену в «Джиме Хилле», подчеркнув нужное предложение красным фломастером: «Боксер развернулся и провел против своего противника старый добрый «Бастер Миднайт». Его противник был нокаутирован». Вот так. Мы с Виппи Берд считаем, что удар «Бастер Миднайт» останется в истории бокса навсегда.

6

Нас с Виппи Берд без конца спрашивают: как Мэй-Анна пошла работать в бордель? Ждут, что мы сообщим им месяц, день, а еще лучше – час. Но кто держит в памяти подобные вещи? Любопытные, по-видимому, думают, что мы восприняли это как событие глобального значения. Словно над ее головой светился нимб, а мы ходили за ней по пятам и записывали каждый ее шаг: «День такой-то – Мэй-Анна Ковакс стала шлюхой».

Как там все происходило, никого не касается. Мы с Виппи Берд всегда смеемся над теми, особенно над женщинами, кто приходит в «Джим Хилл» разузнать о проститутках былых времен, но сами ни за что не сядут рядом с живой проституткой. Однако же многие из них, сами того не ведая, все-таки оказываются с ними рядом: когда в «Джиме Хилле» случаются благотворительные обеды для престарелых граждан, имеющих заслуги перед обществом, туда приходят и многие ветераны с Аллеи Любви, ибо они ничем не хуже остальных ветеранов.