Генерал высадился в порте города Самсун. Доверив Кемалю восстановление мира, правительство предоставило широкие полномочия этому довольно проницательному, талантливому и здравомыслящему военному. Но Рахми-бей, Орхан и Ханс Кестнер знали, что орел улетел в Анатолию с единственной целью: создать с нуля новое, независимое и свободное турецкое государство, и ничто и никто не отговорит его от этой святой миссии.

Внимание манифестантов привлек какой-то шум. Над городом пролетали самолеты стран союзников. В памяти стамбульцев всплыли самые страшные моменты минувшей войны. Бомбардировки, эхо артиллерийских выстрелов за холмами… Тревогу людей можно было буквально почувствовать. Самолеты снизились и на бреющем полете пронеслись над толпой. Лейла прижала к себе Ахмета. «Они же не станут стрелять? Они не посмеют». Толпа оставалась спокойной, к тому же среди манифестантов было слишком много европейцев, которых можно было легко узнать по головным уборам. Эта авиапоказуха была очередной оскорбительной провокацией. Впрочем, большинство стамбульских мужчин и женщин лишь вжали голову в плечи. Лейла покусывала губы.

— Мама, посмотри! — выпалил Ахмет, указывая на появившуюся на возвышении женщину в черном платке, с открытым лицом.

Лейла была очень горда, наблюдая, как толпа с уважением слушает хрупкую женщину. Халиде-ханым говорила об уверенности, о патриотическом значении «отважных сердец и непобедимых идеалов». Звучным голосом она возвещала туркам о чести, напоминая о столетиях славы, которые нельзя стереть несколькими годами поражений и мрака. Борьба христиан против полумесяца продолжалась благодаря поддержке ненавистных интриганов, которые договаривались о мире в Париже, но думали лишь о разграблении побежденных. Не стоит гнуть перед ними спину. Никогда! Халиде заговорила громче, чтобы перекричать шум самолетов, и развела руки, словно обнимая толпу.

— Взываю к душам наших славных предков, которые некогда топтали камни этой площади, — с воодушевлением произнесла она. — И заявляю, во имя присутствующей здесь новой турецкой нации, что в обезоруженной сегодня стране есть ваши неукротимые сердца. Доверимся Аллаху и отстоим наши права…

В толпе раздались рыдания. Манифестанты постигали таинственное, но вдохновляющее значение слова «нация». В это неспокойное время, когда страну рвут на части, выгрызая территории, и когда, опасаясь за свою жизнь, мусульманские семьи превращаются в изгоев, могут ли турки поверить в возможное воссоединение? Где найти мир? В глубине души все понимали, что падишах и его предшественники не справились со своей задачей. По правде говоря, османские султаны потеряли популярность, как только перестали командовать своей армией. Народ ждал воинственного руководителя, выходца, например, из пастухов.

Лейла наблюдала за своим мальчиком. Решалось его будущее. Приподнявшись на цыпочки, он слушал выступающую женщину, казалось, каждой клеткой тела. Халиде Эдип права. Нельзя жить, опустив голову, страдая от унижений и угрызений совести. Это не та жизнь, которой Лейла желала своим детям. Страх всегда был плохим советчиком. Он союзник слабых, неверующих. Вдохновленная решительностью писательницы, молодая женщина ощутила в душе волну ликования. Как можно сомневаться в способностях народа бороться за свое будущее? И как она могла сомневаться в себе? Она подхватила Ахмета на руки, чтобы ему было лучше видно, но он был тяжелым. Она пошатнулась, но стоящий рядом мужчина молча подхватил ребенка и посадил себе на плечи. Лейла с изумлением узнала капитана Гарделя.

— Что вы здесь делаете? — недоверчиво спросила она. — Вы следили за нами?

— Я сопровождаю генерала Фулона, — ответил Гардель, указывая на мужчину в униформе, стоящего в нескольких метрах от них и украдкой вытирающего слезы.

Лейла больше не возвращалась к этому вопросу. Как французские военные оказались в скорбящей толпе, тогда как сам Клемансо разрешил греческое вторжение?

— Похоже, что вы оба странным образом взволнованы, — едко заметила она. — Но я сомневаюсь в вашей искренности. Вы и ваши товарищи желаете нашей гибели. Лорд Керзон настаивает на том, чтобы турки покинули Стамбул. В его глазах мы — «корень Зла».

— Франция не всегда разделяет мнение британцев. И крайне редко — мнение касательно Востока.

Это был эвфемизм. Недоразумения между двумя союзниками обострились, и Луи придется потрудиться, чтобы сдержать нетерпение одних и других. Несколькими минутами ранее француз узнал мальчика, а в силуэте закутанной в многочисленные одеяния женщины угадал Лейлу-ханым. Ахмет спокойно сидел у него на плечах, Луи придерживал его за щиколотки.

— Дама-оратор впечатляет. Не думаю, что какая-нибудь женщина смогла бы зажечь такую многочисленную аудиторию у нас.

— А Жанна д’Арк? — насмешливо заметила Лейла. — Определенно ничего не меняется, когда речь идет о том, чтобы выдворить англичан со своей земли…

Луи отметил решительность в ее голосе, а поскольку он знал характер хозяйки канака, его вдруг охватила тревога.

— Надеюсь, что вы держитесь в стороне от всего этого, — заявил он безапелляционным тоном. — Играя с огнем, можно обжечь крылья. Сомневаюсь, что Селим-бей будет счастлив, узнав, что вы сюда пришли.

— Не читайте мне нравоучений, капитан, — возмутилась Лейла. — То, что думает мой супруг, вас не касается. Что до меня, то я лишь несчастная покорная женщина…

«Она так мило надо мной насмехается», — забавляясь, подумал француз. Османские женщины сыграли немаловажную роль в революции 1908 года, в результате которой свергли султана. Луи не сомневался, что их способность действовать осталась такой же. Парадоксально, но он скорее верил в злокозненность европейцев, а не турок.

— Не играйте в покорность. Вам это не к лицу. Примите это как комплимент… Я лишь должен предупредить вас об опасности. После высадки греков в Измире англичане стали еще подозрительнее. Их шпионы повсюду. Обыски учаситлись. Не хотел бы, чтобы с кем-нибудь из ваших близких случилось несчастье.

Лейла вздрогнула. Луи Гардель знал о Хансе? Невозможно. Он никогда не потерпел бы под своей крышей человека, которого разыскивают все государственные службы. Но может он имеет в виду Орхана? Брат отличался самоуверенностью молодости и был убежден, что с ним никогда ничего не произойдет. Неужели заметили его ночные похождения? Часто в их доме находили приют солдаты-дезертиры, перед тем как продолжить свой опасный путь в Анатолию.

— В любом случае, хочу вас поздравить за статью в газете, — продолжил он, не обращая внимания на ее смущение. — С каждым разом читать вас все интереснее и интереснее. У вас интересный стиль.

Впервые Лейла была счастлива, что вуаль скрывает ее покрасневшее лицо.

— Не знала, капитан, что вы выучили наш язык за такое короткое время.

— У нас великолепные переводчики.

— Как вы догадались, что это я?

— По правде говоря, меня встревожила документация об оккупационных французских войсках, но я не был уверен.

Лейла ненавидела игры в кошки-мышки, ей не понравилось, что она так глупо попалась.

Вдруг повсюду раздались аплодисменты. После тишины всплеск был особо звучным. Черные флаги встрепенулись. Луи внимательно осмотрел манифестантов, и его страхи подтвердились. Здесь были все слои населения: богатые и бедные, студенты, демобилизованные военные, преподаватели, женщины, рыбаки, хамалы[44], мелкие чиновники, которые уже несколько месяцев не получали зарплату, старики в белых тюрбанах, тоскующие о прошлом… Рапорт, который он найдет на следующий день на своем рабочем столе, подтвердит угрозу национального восстания.

— До сегодняшнего дня в греческих кварталах праздники шли полным ходом, — сказал он. — Но на данный момент в Пера боятся наихудшего.

— Как это?

— Греки считают, что вы пойдете штурмом на Галатскую башню. Они бегают по улицам, выкрикивая: «Турки наступают!»

Капитан не сдержал улыбки, а Лейла лишь пожала плечами.

— Одни плачут, когда другие танцуют. У нас так испокон веков.

Луи поставил Ахмета на ноги и добродушно потрепал по щеке.

— Если судить по поведению таких решительных женщин, как вы или Халиде Эдип, то жители Пера волнуются не зря, — добавил он, кланяясь. — Но будьте осторожны, Лейла-ханым, будьте предельно осторожны.

Глава 17

Дом был пуст. Лейла-ханым со свекровью отправились на манифестацию, одна пешком вместе с сыном, вторая в коляске в сопровождении Али Ага и двух служанок. Девочка играла в беседке под присмотром няни и старой тетки. Момент был наилучшим. С трепещущим сердцем Роза Гардель проникла в гаремлик.

Парадная гостиная, где она пила чай вместе с Марией, был пуст, люстры и канделябры погашены. На подносе валялись газеты, стояли чашки. Роза прошла через комнату — толстые ковры приглушали ее шаги, — вышла на галерею, с которой открывался вид на внутренний дворик. Дом был огромным, и она понимала, что у нее не хватит времени все осмотреть. В одной из комнат она заметила фарфоровую куклу Перихан. Возле окна стояла лошадь-качалка с длинной гривой. Роза остановилась, прислушиваясь, но уловила лишь щебетание птиц в саду.

Что она искала? Роза вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Она поддалась смутному подозрению, которое точило ее с того момента, когда француженка увидела Лейлу-ханым на приеме. Теперь, когда Мария была на полном пансионе в Нотр-Дам-де-Сион, Роза чувствовала себя одинокой. Благотворительная деятельность в пользу бедных русских не заполняла ее дни до отказа, светская жизнь в Пера и различных посольствах не могла заменить тулонских подруг, муж все больше отдалялся, и она с трудом узнавала человека, которому однажды отдала руку. Духовный наставник советовал Розе запастись терпением, но напряжение между супругами росло. В разговоре муж почему-то постоянно подбирал особенно колкие и ранящие слова. Розу возмущало уважительное отношение Луи к туркам. Она видела в этом пагубное влияние Лейлы-ханым, к которой муж испытывал чувство, близкое к восхищению. Он с гордостью показывал Розе перевод ее статей на французский, что мадам Гардель очень раздражало.

Кончиком пальца она толкнула приоткрытую дверь. В комнате чувствовался цветочный аромат. На бюро цилиндрической формы в беспорядке громоздились книги и бумаги. Женщина сразу догадалась, что эта уютная комната принадлежит ее сопернице. Диван с вышитыми подушками, роскошные ковры, коллекция старинных перьев, выставленных за стеклянной витриной, образцы османской каллиграфии на стенах… Горло сжалось. «Что в ней такое есть, чего нет во мне?» — подумала она, ощущая болезненную девичью робость и собственную неполноценность.

Она попыталась представить Лейлу-ханым в этой скромных размеров комнате. Как Лейла могла переносить заточение? Роза бросила взгляд на распечатанное письмо на французском. Кто-то бранил десантную операцию в Измире. Роза вспомнила об Одили, жившей именно там. С тех пор как сообщили о той операции и бесчинствах, мадам Гардель старалась себя успокоить: французским монахиням не стоило бояться греков.

Снедаемая любопытством, Роза вытащила книгу из стопки. Это был сборник французских романтических поэм. Внутри была визитная карточка. Женщина задрожала, узнав почерк: «Еще раз прошу меня простить, и, полагаю, вам понравится этот автор. Луи Гардель». В тот же миг ее голову заполонили дурные мысли. Она сделала над собой усилие, чтобы рассуждать здраво. Никогда ни одна женщина не оставила бы на виду компрометирующие записки… «Но ее супруг уже несколько месяцев отсутствует», — возразила она сама себе.

Потрясенная, Роза вышла из комнаты. В глубине коридора на солнце танцевала пыль. Небольшая деревянная лестница вела наверх. Как раз когда женщина собиралась повернуть назад, она услышала низкий голос. Заинтригованная, Роза поднялась по скрипящим ступенькам. В конце коридора за дверью оказалась спартанского вида комната. Роза, цепенея, поняла, что неясные слова были не турецкие, а немецкие.

В дверном проеме показался мужчина, стоящий к ней спиной. У него были густые белокурые волосы, длинноватые на затылке. Он выполнял гимнастические упражнения, подбадривая себя вслух. Обнаженный торс закрывала широкая повязка. Мышцы на руках напрягались каждый раз, когда он поднимал небольшие гантели. Когда незнакомец развернулся, Роза прижалась к стене. У него были мужественные черты лица, но бледность выдавала боль, которую он испытывал. Женщина медленно подалась назад и на цыпочках спустилась по лестнице.

Из вестибюля донеслись оживленные голоса. Вероятно, прислуга закончила пить чай на кухне. Роза в испуге, что ее обнаружат, бегом пересекла галерею, пулей пролетела через гостиную, захлопнула за собой дверь, ведущую в селямлик, и, задыхаясь, прислонилась к ней спиной. Кем был этот незнакомец? Что он делал в апартаментах Лейлы-ханым? Почему она нарушала все законы, которыми руководствовались мусульманские женщины? Хотя Роза и дрожала с ног до головы, она чувствовала некоторое облегчение. Луи не останется безразличен, когда узнает, что затевается в доме его протеже. Эта Лейла-ханым ловко использовала свой шарм. Скрывать немца! Розу колотило от ужаса. Никто и ничто не вырвет у нее из памяти кровожадность немцев во время войны, когда они захватили Бельгию и Северную Францию. Они брали в плен гражданских, убивали женщин и священников, сжигали церкви. Варвары. Такие же невыносимые, как и турки. Не удивительно, что они стали союзниками. Луи немцев тоже недолюбливал. Он придет в ярость, когда узнает, что был одурачен этой так называемой умной и изысканной османкой.