Ханс подошел к окну. Он чувствовал себя ничтожным: перспектива долгого выздоровления, физическое бессилие, скорый отъезд и риск больше никогда не увидеть Лейлу — все это подавляло. Он глубоко вздохнул.

— Простите. Сам не знаю, что говорю. После всего, что вы для меня сделали, это неприлично… Надеюсь, вы не обиделись.

Он вздрогнул, почувствовав ее руку у себя на плече. Она стояла так близко, что он мог вдыхать ее аромат. Она погладила его по щеке, обвела большим пальцем контур его губ. По телу вновь пробежала дрожь, ему очень захотелось обнять ее, но он не решался пошевелиться, боясь спугнуть волшебство.

— Я держу себя с тобой свободно, потому что ты — зеркало моей души, — прошептала она.

Их губы слегка соприкоснулись.

— Ты открыл меня для самой себя. Я всегда буду тебе за это благодарна.

Ханс обхватил ладонями ее лицо. Отблески волн танцевали на белых стенах. Мужчина никогда не чувствовал себя настолько легко. Он стал целовать ее приоткрытые губы, словно целовал весь мир. Он притянул ее к себе, обхватив за талию. Тело Лейлы излучало счастье. Отныне больше не существовало ничего, кроме любви, наполняющей его сердце.

Она что-то говорила, но он не понимал. Все его существо хотело обладать этой женщиной. Она произносила какие-то слова, но их значение ускользало от него. И вдруг ее губы исчезли, ее грудь и бедра больше не прижимались к нему. Она отпрянула, и стало холодно, словно в темной пропасти. Он больше не чувствовал ее тело, и ему показалось, что он погибает.

— Я не могу…

Несносные и жестокие слова обожгли его. Он почувствовал буквально физическую боль и схватился за оконную раму.

— Прошу, пойми меня. Я не могу…

Он посмотрел на ту, которую любил, и увидел, что она плачет. Он потянулся к ней. Ее нужно утешить, нужно, чтобы она поняла — между ними никогда не будет принуждения, сказать ей, что ни за что на свете он не причинит ей зла. Просто ему нужно время, чтобы собраться с мыслями, восстановить душевное равновесие, спрятать от нее свое отчаяние. Главное, чтобы она почувствовала себя свободной. Независимой. Пусть он даже умрет от горя и одиночества.

Их пальцы сплелись. Когда Лейла положила голову ему на плечо, Ханс молча обнял ее, и женщина была признательна за это скупое проявление нежности. Призрак ангела ада, который, по словам Пророка, облачает прелюбодеев в броню из жаркого пламени, помог ей преодолеть порыв. Она должна была бы гордиться, что смогла противостоять соблазну. Но нельзя было отрицать, что тело выдавало ее и что она страстно желала этого мужчину. Она пошла на поводу у своих чувств, но сила его страсти испугала ее.

Лейла никогда не была столь чувственной с Селимом. Она понимала: близость с Хансом — нечто большее, чем просто телесный контакт, хотя и знала, что получит от этой плотской любви много больше, чем от любви с мужем. Вера учила, что занятие любовью — акт, содержащий в себе божественную искру. Ханс относился к Лейле уважительно, проявлял благородное почтение, однако все это пугало молодую женщину, так как не оставалось ни капли сомнения в том, что она любит глубокой и безумной любовью этого человека.

Глава 19

В дверь гостиной постучали. Роза Гардель от неожиданности подскочила и уколола палец. Она заканчивала вышивать воротник летней блузы для Марии и на миг отвлеклась от работы, любуясь расцветающим весенним садом за окном. У нее чуть сердце не выскочило. А когда она увидела в дверях евнуха в черном сюртуке и неизменной феске, испугалась еще больше. Этот человек выглядел настолько высокомерно, что внушал Розе чувство вины.

Али обратился к женщине, отчаянно жестикулируя, но француженка ничего не смогла понять. В конце концов жестом, не допускающим возражений, он велел ей следовать за собой. Розу это рассердило, но она не посмела ослушаться евнуха и позволила отвести себя к входной двери, где ее ожидали два французских солдата.

— Что вы хотели? — спросила она.

— Мы хотели бы поговорить с неким Орханом, мадам, — ответил один из них.

— Сожалею, но не могу вам помочь. Здесь нет никого с таким именем. Вы должны пойти в другое крыло дома.

— В смысле?

— Моему мужу предоставили только эту часть дома. Если есть какая-то проблема, то нужно осмотреть гарем. Именно там проживает турецкая семья.

Военные обменялись взглядами.

— Вы там найдете и мужчин, — поспешила их успокоить Роза. — Лейла-ханым, молодая хозяйка дома, отлично говорит по-французски. Полагаю, вы ищете ее брата.

— С гаремликами всегда тяжело иметь дело, мадам, но мы здорово сомневаемся, что женщины укрывают у себя преступников, — пошутил один из солдат.

Сам того не понимая, солдат затронул больную тему. На днях Роза была оскорблена поведением Луи, которому сообщила, что Лейла-ханым и ее свекровь прячут немецкого подданного. Муж вместо того, чтобы похвалить за инициативу и за важные сведения, упрекнул ее в том, что она шпионит за хозяевами дома. Определенно, супруг был ослеплен этой Лейлой.

— А почему вы разыскиваете молодого Орхана?

— Сожалеем, мадам, но это конфиденциальная информация.

— После десантной операции в Измире националисты становятся все активнее и активнее, не так ли? И эти кражи оружия… Мой супруг сказал, что один турецкий генерал, видимо, готовит восстание. Вам действительно стоило бы хорошенько там всех расспросить. Только Богу известно, что они замышляют.

Солдаты двинулись за Розой по тропинке, откуда было видно крыло гаремлика с отдельным входом. Роза изучила окна верхнего этажа, но несмотря на все усилия ей так и не удалось определить комнату, где она видела немца.

Али Ага в вызывающей позе замер перед входом и презрительно смотрел на гостей. Один из солдат замялся.

— Да этот старик не обладает никакой властью! — воскликнула Роза. — Британцы не такие совестливые, как вы. Они, не стесняясь, депортируют нежелательных лиц и реквизируют их имущество. Думаю, вы не разочаруетесь, если ненадолго сюда зайдете.

К ее огромному огорчению, мужчины все же предпочли вернуться к автомобилю. Но они наверняка составят рапорт. Роза также решила удалиться, но в любом случае она найдет внимательного слушателя и обязательно все разузнает.

Ближе к вечеру она отправилась на чаепитие к мадам Диамантидис. В огромной квартире, заполненной изящными предметами декора и красивыми растениями в кадках, была разношерстная публика: разряженные по случаю чьей-то свадьбы греки целыми семьями, английский майор в сопровождении переводчика, потомка венецианцев, который вместе с обозом итальянской армии вернулся на землю Порты, два чиновника Управления Османского государственного долга, беседующие о налогах на алкоголь и табак, и несколько дам из Пера, одновременно милосердных и скупых.

Розе было жарко, она опасалась приближающегося летнего зноя. Возможно, ей с Марией удастся получить приглашение на Принцевы острова, где находятся летние апартаменты знатных левантийских семей? Там будет чем дышать. Она взглянула на мадам Диамантидис, обмахивающуюся веером. От доброго расположения этой дамы зависит многое.

Она удивилась, когда в дверях появился Луи. Он не планировал приходить, сославшись на крайнюю занятость. Однако Роза обрадовалась его приходу. Рядом с ним ее робость улетучивалась, словно мираж. Но по напряженному выражению лица женщина поняла, что он в жутком настроении.

— Во что ты играешь? — спросил он, хватая ее за руку.

Роза смерила его взглядом.

— Отпусти меня, пожалуйста. На нас смотрят.

Он послушался, пригладил волосы.

— Мне доложили, что сегодня утром к нам домой приходили солдаты. Они наводили справки о турках.

— Ты все же должен был бы поблагодарить за это хозяйку дома, а? Она считает нас невежами.

— Ты дала понять, что в доме Гюльбахар-ханым происходит что-то подозрительное.

— Я лишь исполнила свой долг! — выпалила Роза. — Они хотели поговорить с братом твоей протеже. Мне очень жаль, но меня не воспитали в любви ко лжи.

— Лейла-ханым — не моя протеже!

— Тогда почему ты отказываешься слушать, когда я говорю, что она прячет раненого немца? Всего пару месяцев назад мы воевали с этой страной.

— Это нас вовсе не касается. Твое отношение к Лейле-ханым смешно и безнравственно.

Луи смотрел на нее с неким сочувствием. Роза ощутила, как комок злости заполнил все ее нутро.

— Правда? Тогда объясни мне, почему ты посылаешь ей сборник поэм со сладкими словами?

Он остолбенел, губы сжались в жесткую линию. Роза пожалела, что так далеко зашла. С момента приезда в город она не могла найти с супругом общий язык. Луи разговаривал с ней резко, постоянно что-то недоговаривал. Иногда ей казалось, что он ее просто не замечает.

— Не место и не время это обсуждать, — сухо ответил он.

Капитан развернулся на каблуках, но она схватила его за руку.

— Луи, должна ли я тебе напоминать, что ты — мой муж? — тихо прошипела она. — Я не потерплю, чтобы ты у меня под носом ухаживал за другой женщиной. Ты обязан меня уважать, слышишь?

Он так на нее взглянул, что она отпрянула.

— Я крайне огорчен, что ты опустилась до того, чтобы копаться в вещах Лейлы-ханым. Роза, ревность — большой порок, особенно для тех, кто любит давать уроки морали.

— Скажи мне правду, если осмелишься! Я имею право знать.

Но он оставил ее, не удостоив ответом. Молодая женщина с ужасом обнаружила, что приглашенные смотрят на нее и шушукаются. Покраснев от унижения и злости, она проклинала Луи. Она не хотела приезжать в Константинополь, предчувствовала, что не найдет здесь себе места, и происходящее было тому доказательством. Сейчас она не могла разобраться, что ненавидит сильнее — этот кишащий людьми город или своего мужа.

— Мадам, вы очень бледны. Выйдемте на террасу подышать свежим воздухом.

Британский офицер подхватил ее под руку и подтолкнул к стеклянной двери, выходящей на открытую террасу, где цвели розовые кусты. Он протянул женщине фруктовый сок с подноса дворецкого. Дрожа от переполняющих ее эмоций, Роза поднесла стакан к губам.

— Прошу прощения, я не представился. Полковник Джеймс Стратмор. Не сердитесь на своего мужа. Мы сейчас все на нервах, — улыбаясь, сказал он и извлек из кармана портсигар. — Луи это тяжело переносит.

У него было узкое лицо, светлые рыжеватые волосы, и он говорил по-французски почти без акцента.

— Вы давно знакомы? — спросила Роза с потухшим взглядом.

— Мы прибыли сюда в одно и то же время и встречаемся на различных собраниях. Луи — достойный человек, хотя его манеры бывают иногда немного резки.

У него был такой сочувствующий взгляд, что у Розы вдруг подступили слезы к глазам.

— Я больше его не узнаю, — неловко призналась она.

— Ему очень повезло, что жена и дочь рядом с ним. Хотел бы я быть на его месте.

— А ваша жена не смогла к вам присоединиться?

Он зажег сигарету и устремил взгляд на мерцающую вдалеке голубую ленту Босфора.

— Она скончалась в прошлом году. Испанский грипп.

— О, мне очень жаль. Какая страшная эпидемия! Здесь, в Константинополе, эта трагедия не так ощутима, город практически не пострадал от нее.

— Очень прискорбно то, что эта болезнь сражает главным образом молодых, в полном расцвете сил людей. По всему миру количество смертей исчисляется миллионами. Можно сказать, что это какое-то божественное проклятие. Вы так не считаете?

Польщенная вниманием офицера, Роза почувствовала себя немного лучше. Луи обычно одергивал ее, когда она высказывала свое мнение. Но не таков был британец. Мадам Гардель обсудила с полковником будущее Османской империи, мирные соглашения и сумму компенсаций, о чем сейчас писали первые полосы газет. «Можно было выиграть войну, но потерять покой», — объяснил он ей. Джеймс Стратмор был сторонником строгого обращения с немцами и турками, что не могло не нравиться француженке.

— Прошу меня извинить, если мой вопрос покажется нескромным… Но вы, как я услышал, только что говорили о каком-то раненом немце?

— Совершенно верно! Я думаю, что он скрывается.

Молодая женщина не заставила себя упрашивать и выложила все в подробностях. Ее собеседник был и внимательным и галантным, Роза уже давно не проводила время так приятно. Она описала внешность незнакомца, черты лица, повязку в области торса…

Солнце клонилось к закату, касаясь городских крыш. Босфор менялся на глазах, окрашиваясь в темно-синий цвет. Между военными крейсерами вздымались столбы дыма от пароходов, курсирующих по проливу.

— Вы о чем-то задумались? — спросила она, когда им подали шампанское, а один из слуг начал зажигать фонари.