Вдруг распахнулась входная дверь. Из чистого любопытства Роза подняла взгляд и, к своему удивлению, увидела мужа. Луи на мгновение застыл на пороге, сбивая с фуражки хлопья снега. Роза подняла руку, желая привлечь его внимание, но в ту же секунду к нему подскочила официантка. Движение этих двоих сразу встревожило Розу. Они стояли друг к другу близко. Слишком близко… У нее застыла кровь в венах. Луи пожирал русскую глазами, затем что-то прошептал ей на ухо. С беспечностью завсегдатая он снял ключ рядом с кассой и направился к узкой деревянной лестнице. Официантка последовала за ним. Роза увидела, как она развязывала фартук.

Комок горечи застрял в горле. Это все объясняет. Безразличие Луи. Его дерзость. Лицо Розы залилось краской стыда. У нее было лишь одно желание — бежать отсюда как можно скорее. Она попросила счет, объяснив, что ей нужно идти. Дрожащими руками Роза открыла кошелек, и несколько монет покатились под стол. С обеспокоенным лицом хозяин сокрушался, что еще не успели починить обувь. Не могла бы она подождать четверть часа? При мысли, что она встретит Луи, только что покинувшего объятия любовницы, Розу затошнило.

Дорога домой показалась бесконечной. Роза проделала ее словно в тумане. Женщина вынырнула из ступора, только когда такси, за рулем которого был русский, доставило ее к воротам конака. Она заплатила, вышла из машины. Босой ногой ступила в талый снег и, хромая, пошла через сад.

— Мадам Гардель, у вас что-то случилось?

Голос был полон участия, но сквозь пелену слез Роза не могла рассмотреть лицо Лейлы-ханым. Она вся дрожала. Турчанка подхватила ее под руку и повела в вестибюль. Лейла усадила француженку на лавку, присела на колени, сняла с нее порванный чулок, чтобы осмотреть щиколотку. У Розы вырвался всхлип — от унижения и благодарности.

В гостиной зажгли канделябры и масляные лампы. Роза сидела на диване с перебинтованной ногой, откинувшись на подушки. Рядом с ней была Лейла-ханым. Вдруг женщина поняла, что не встречалась с ней после смерти Перихан. Неужели все эти четыре месяца она провела взаперти? Роза вздрогнула. Черты Лейлы заострились, а во взгляде пылал огонь неизмеримой печали.

— Вам лучше? — тихо поинтересовалась Лейла.

Роза кивнула. Как можно было подозревать эту турчанку в том, что она любовница Луи? Француженка покраснела. Она была растрогана красотой и величественной осанкой хозяйки конака. «Я была такой глупой», — удрученно подумала она.

— Почему глупой? — спросила Лейла.

Роза поняла, что произнесла это вслух. Она попыталась взять себя в руки. Ей было трудно дышать. Она чувствовала себя такой жалкой. Грязной. И крайне одинокой…

В непреодолимом порыве она призналась Лейле-ханым, что муж изменяет ей с жалкой русской официанткой. Роза была подавлена.

— Этот негодяй глумится над клятвой, произнесенной перед алтарем! Он повел себя недостойно. И все это из-за этого города, этих людей…

Она размахивала руками в поисках виноватых. Проницательный взгляд Лейлы пронзил ее словно стрела. Растерявшись, Роза поведала, что Луи ее больше не любит, что он не прикасался к ней уже несколько месяцев, хуже того, вероятно, он никогда ее не любил.

Женщина разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. От несговорчивой Розы Гардель ничего не осталось. Ни самолюбия, ни достоинства, ни надежд… Слово за слово она поведала Лейле все, что произошло со дня приезда француженки. Казалось, рухнул барьер страха и огорчения. Роза извинилась за свою бестактность, за то, что рылась в вещах Лейлы и обнаружила скрывающегося в конаке немца. Она также призналась, что сообщила о своих подозрениях британскому офицеру, который впоследствии произвел обыск. Застыв словно камень, Лейла слушала безудержное признание, но не вникала. На нее нахлынула волна грусти и сожаления. Есть что-то пугающее в том, когда человек обнажает свои недостатки и подлость, свои затаенные страхи. Душонка Розы Гардель была черной от зависти, недоверия, злости. Терзаемая сомнениями, француженка раскрывалась у ног мусульманки, которую ранее презирала и высмеивала.

Лейла подумала, что именно донос Розы стал причиной долгого заключения Орхана. А если бы британские солдаты застали в гаремлике Ханса, его бы немедленно расстреляли. Или повесили. Ее и Гюльбахар-ханым бросили бы в тюрьму и приговорили к смерти за содействие националистам. Но Аллах Всемогущий, да славится Его имя, позволил ей спасти жизнь Хансу. Благодаря несчастью любовники провели счастливые недели в Ангоре. Благодаря предательству родилась любовь, которую ничто не разрушит.

— Это я виновата, что Перихан умерла и вас не было рядом! — внезапно воскликнула Роза, широко раскрыв глаза.

И перед мысленным взором обеих женщин возник образ маленькой девочки, которая нараспев читала басню Лафонтена в честь Розы, приглашенной в парадный салон бабушки.

— Простите меня, — взмолилась она, схватив руку Лейлы и склонив голову. — Умоляю вас… Простите меня…

Потрясенная, Лейла не могла найти слов утешения. Когда она вспоминала о Перихан, ее сердце обливалось кровью. У нее уже давно иссякли слезы. Теперь она носила свою боль в самом потайном уголке души, как когда-то носила в утробе ребенка. Всякая надежда была мертва.

Она ни в чем не упрекнула Розу. Обида бесполезна. Ненависть тоже. Лейла не желала поддаться этим чувствам. Она знала, что ее дочь счастлива. И это единственное, что имело значение, единственная мысль, за которую она цеплялась в молчании ночи.

Не произнося ни слова, молодая турчанка гладила по волосам сокрушающуюся женщину, ожидая, пока та успокоится. Ведь боль француженки была не так уж велика. Лейла не торопилась. Она подождет столько, сколько будет нужно, весь вечер, и всю ночь, и, если понадобится, несколько дней, все то время, пока снег будет окутывать купола мечетей и крыши Стамбула. А по ту сторону Золотого Рога электрический свет и оркестры кабаре по-прежнему будут призывать к упоению и сладострастию, к азартным играм и плотским утехам.

Глава 10

Роза заканчивала собирать чемоданы. Она отказывалась слушать Марию, которая со слезами умоляла ее остаться в Стамбуле, женщина не хотела смотреть на мужа, который молча стоял в комнате с бокалом виски в руках. Она даже старалась не проходить вблизи него, чтобы не вдыхать запах его одеколона.

— Мама, это подло! — воскликнула Мария. — Я приглашена на многие чаепития, но теперь должна все отменить. Что обо мне подумают подруги? И папа, его нельзя оставлять совсем одного!

— Не первый раз мы проведем Рождество без твоего отца, — парировала Роза. — И прошу тебя, Мария, не говори со мной в таком тоне. Иди, собери вещи. Скоро приедет извозчик, который отвезет нас на вокзал.

Девушка жалобно вскрикнула и побежала к себе.

Роза проверила документы, резким движением захлопнула сумочку. Она позвонила Одили в Измир и предупредила, что приедет на Рождество вместе с Марией. Сестра не задавала вопросов и заверила, что их примут в монастыре с распростертыми объятиями.

— Мне жаль, — произнес Луи настолько тихо, что Роза хмыкнула, не сдержав удовлетворения. — Ты не могла бы остаться до января? — вздыхая, добавил он. — Это доставило бы удовольствие Марии.

— Я не могу находиться с тобой рядом и, в отличие от тебя, не желаю притворяться.

Роза бросила на мужа презрительный взгляд. Утро только началось, а он уже пил. Но она воздержалась от комментариев.

В тот злополучный вечер, когда вернулся Луи, она приперла его к стенке. По крайней мере, он имел мужество не отрицать очевидное. Конечно, он просил прощения. Он что-то бормотал об отчаянии. Дрожа от злости, Роза выплеснула на супруга всю свою злость и боль. Он ушел из дому и вернулся лишь на рассвете, мертвенно-бледный. Когда он рухнул на кровать рядом с ней, она задрожала от отвращения, уловив прогорклый запах его одежды.

Луи считал, что его жизнь — словно карточный домик. Роза реагировала, как какая-то природная стихия. Всего за пару дней она приняла решение оставить мужа. Ему пришлось отклонить приглашение на благотворительный костюмированный бал под предлогом, что супруге нездоровится. С тех пор его постоянно спрашивали о самочувствии Розы. Какие теперь придется придумывать отговорки, чтобы объяснить ее отсутствие на следующей неделе, когда начнутся редкие и желанные приемы в посольстве Великобритании?

Какой же он кретин! Он кусал себе локти оттого, что в тот день отправился к Нине, хотя знал, что Роза тоже поехала в Пера. Но желание увидеть любовницу было таким же нестерпимым, как и в начале их знакомства. К тому же появление русского мужа только подхлестывало Луи. Пусть он разумом и понимал, что ведет себя жалко, но он не мог отказаться от всепроникающего внутреннего удовольствия, которое испытывал, когда Нина таяла в его объятиях от оргазма.

— Ты не расскажешь Марии правду? — скрепя сердце, спросил он.

— Конечно же нет! Твои мерзкие поступки ее не касаются. Я не хочу, чтобы наш ребенок терзался из-за твоей низости.

В конце концов прямолинейность жены его взбесила.

— Роза, я никого не убивал!

— Нет, ты просто часто пользуешься услугами проституток в убогих комнатах Пера. Ничего не может быть банальней для французского офицера, супруга и отца, не так ли?

Роза любила сарказм. Усмешка на ее губах сводила его с ума.

— Я этим не горжусь, но я не первый мужчина, который познал такое приключение.

— Я не замужем за другими мужчинами. Я вышла замуж за тебя и сегодня об этом сожалею.

«Боже правый, как же мы любим поучать! И сами никогда не грешим…» — подумал он, но спорить с ней не было сил. Жена его осудила и признала виновным. Роза никогда не снизойдет до размышлений о том, нет ли здесь и ее вины. Такие женщины не судят себя. Роза обвиняла его в притворстве, но по крайней мере он был честен с самим собой. Он умел признавать свои слабости. И первая из них — в том, что Луи не находил в себе силы избавиться от слабостей.

— Ладно, полагаю, нам больше не о чем говорить, — устало произнес Луи. — Будь любезна сообщить, когда решишь вернуться.

— Не знаю, вернусь ли я вообще в Константинополь. Вероятно, потом я поеду во Францию.

— Напоминаю тебе, что мы женаты.

— А я тебе — что ты клялся мне в верности.

Он залпом выпил содержимое стакана, спрашивая себя, испытает ли облегчение, если бросит стакан через плечо, как это делали прилично выпившие русские.

— Я должен валяться у тебя в ногах? Мне жаль, что ты стала свидетельницей той встречи. Я не хотел тебя унизить. И я огорчен, что заставил тебя страдать.

— Очень мило с твоей стороны! — с издевкой выпалила она. — Но могу ли я тебе верить? Я больше не знаю, когда ты говоришь правду, а когда лжешь. Не ведаю также, со сколькими проститутками ты встречался и как давно. Если, конечно, речь не идет об одной и той же, в которую ты, может быть, влюбился? От этой мысли мне было бы еще больнее.

Она отвернулась. Только бы не заплакать перед ним! Как они могли так опуститься? Хлопнула дверь, и Роза сжала кулаки. Трус! Ушел и ничего не ответил.

За несколько минут до отъезда Роза в последний раз взглянула на сад через окно селямлика. Небо было затянуто дымкой, бледное солнце цеплялось за золотые звезды и месяц над куполами мечетей. На крышах лежал снег. Чуть дальше над обгоревшими руинами поднимались клубы дыма. «Кто там может жить в такой холод?» — подумала она. Ей никогда не понять этот город. Ее пугали восточный беспорядок и его контрасты, обманчивая беспечность, беспорядочная похоть. Она чувствовала себя здесь чужой, была не в силах постичь здешние тайны. А если бы она сумела приручить и мужа, и этот город, то все вышло бы иначе? Смогла бы она обучиться каким-нибудь чарам, чтобы вернуть сбившегося с пути супруга?

— Я хотела убедиться, что все в порядке, — прозвучал тихий голос за ее спиной. — Недим уже приехал за вами. Он проведет вас до поезда.

На Лейле-ханым было элегантное платье из шерстяного крепа цвета беж, корсаж которого опускался до бедер. Жемчужная кайма украшала манжеты. Два черепаховых гребня удерживали строгий узел волос, что подчеркивало чистую красоту ее лица и затылка.

— Я готова, — с легкой улыбкой сказала Роза. — Лейла, благодарю вас за все. Вы стали для меня подругой, хотя я этого не заслуживаю.

Лейла обняла ее и поцеловала в щеку. Роза закрыла глаза, наслаждаясь тонкими нотками аромата розы. Османская женщина, которую француженка так резко критиковала, стала наверняка единственной, кто жалел мадам Гардель. Лейла-ханым могла бы порассказать многое о жизни и о мужчинах.

— Роза, нужно научиться прощать.

— Как вы простили Селима за то, что он взял себе вторую жену? Я знаю, что Нилюфер-ханым теперь живет со своим сыном у вас. И вы это принимаете?