Джулия была худой и рафинированной, какими по всем правилам и должны быть отпрыски британских аристократов. Когда она двигалась, ничего у нее не покачивалось и не перекатывалось. Она не визжала, не стонала и не потела, когда они занимались любовью. Она была немузыкальной девочкой — никаких обычных выбросов воздуха через трубопроводы человеческого тела у нее не происходило. Она чихала еле слышно и вряд ли была способна на храп, на икоту или на отрыжку.

Она удивила Сэма тем, что высказала заинтересованность в браке. Он сам себя не относил к кандидатам в мужья с хорошей перспективой, но считал, что они могут протянуть вместе несколько лет — впрочем, браки обычно дольше не живут. Они были словно две параллельные прямые, которые могут существовать рядом, ни разу не пересекшись. Она была смышленой и женственной, хорошо разбиралась в тех вещах, которые в ее мире считались важными, и ей нравилось образовывать Сэма. В ее обществе он быстро научился отличать недостойный наряд или сумочку, которая никуда не годилась, от стильной вещицы.

Но когда появился союз Уинстон — Сэм, альянс Сэм — Джулия стал слабеть. Мужчина и пес любили спать с открытыми окнами, любили валяться в песке на пляже и любили долгие прогулки в тумане. А потом случилось так, что объявление о помолвке возбудило у журналистов желание покопаться в прошлом Сэма. Он не знал, что Джулии не понравится больше: его отец, Аякс Уорт, или его мать, Черри Попп.

Аякс Уорт был большим и нахальным парнем, таким же неотесанным и грубым, как сама оклахомская нефть, которая однажды забила с его участка, и таким же расчетливым и неумолимым, как гоночный тотализатор, который он сам и изобрел. Теперь для этих целей используется компьютер, но Аякс Уорт заработал миллионы на устройствах, которые распределяли ставки и выдавали результаты ставящей на гонки публике. Он был богат настолько, что мог купить все, что захочет, когда повстречал Черри Попп.

Черри была звездой сцены самых сексуальных из театров на О'Фаррел-стрит, Сан-Франциско. Там она творила с тележкой мороженщицы и вишневым леденцом такое, что сотни мужчин глаз не могли отвести. Тридцать пять лет спустя репортеры зубами вцепились в пикантную историю о том, как сын Аякса Уорта и Черри Попп пытается протиснуться в самые узкие круги старейших семей Сан-Франциско. Джулии все это совсем не понравилось. И она вернула Сэму кольцо.

К тому времени Сэм успел раскопать родословную Уинстона. Какое-то время пес был предоставлен самому себе. Ему не хотелось угодить ни в клетку живодера, ни в приют, где из него бы сделали наглядный образец того, что бывает с собаками, обделенными вниманием и заботой. И Сэму тоже этого не хотелось. Поэтому Сэм, уезжая из города, пригласил Уинстона на заднее сиденье своего грузовика. Уинстон принял предложение без промедления, и они направились в Дрейкс-Пойнт. Такая холостяцкая жизнь — двое самцов под одной крышей — вполне устраивала обоих. И как-то, через пару месяцев после возвращения в Дрейкс-Пойнт, Сэм стал беседовать с собакой, то есть общаться по-настоящему, говорить законченными предложениями, законченными абзацами. Возможно, то был знак, который не следовало игнорировать, может, то было первое предупреждение о том, что если он останется в Дрейкс-Пойнт еще какое-то время, то просто сойдет с ума.

Пора было заканчивать с библиотекой и подаваться в большой город. В его офисе «Уорт-Констракшн» было достаточно народу, чтобы поговорить.

И еще пора снова начать ходить на свидания. И эта мысль угнетала его сильнее, чем тот факт, что он беседовал с псом.

Уинстон не спеша выплыл из кухни, поурчал немного, позволил погладить себя по загривку и почесать за ухом и уселся на террасе перед Сэмом, положив на лапы свою мощную, похожую на львиную голову.

— Хочешь про нее послушать?

Уинстон выдержал взгляд хозяина. В глазах пса не было ни нетерпения, ни отказа.

— Она не отсюда — лицензия на владение гостиницей висит в рамке, изготовленной в Лос-Анджелесе, не иначе. — Может, она этого и не знает, но на ней самой словно клеймо стояло: сделано в Городе Ангелов. И цветастой юбкой и свитером его не обманешь. Она слишком быстро двигалась и слишком прямо все воспринимала. И это хорошо. Она не задержится в Дрейкс-Пойнт. Протянет от силы месяц, ну полтора, а потом ей осточертеет и это место, и эта жизнь. Она не сможет здесь осесть. Большинство приезжих тут не приживаются. Они начинают тосковать по кинотеатрам, торговым центрам, ресторанам. Они хотят иметь кабельное телевидение с сотней каналов и хороший прием радиопередач. Они хотят, чтобы их мобильники работали устойчиво, они хотят иметь быстрый доступ к Интернету, магазины самообслуживания и кофе-эспрессо из автоматов. И им совсем не нравится постоянное отключение электричества и слякоть зимой. Но месяц на то, чтобы вытащить ее из юбок прилежной прихожанки и уложить на одну из гостиничных кроватей, у него был. Он улыбнулся открывающимся перспективам.

Птицы проснулись и начали петь, Уинстон встряхнулся, напоминая о том, что рассказ надо продолжить.

— Ты хочешь знать, каким образом там оказался лось? Она, знаешь ли, с ним беседовала, пыталась убедить его попастись в другом месте. Мы не можем назвать ее за это разумным созданием, но согласись — этот факт характеризует ее как существо прямолинейное и храброе. — Ему действительно нравилось, что она брала мир, как быка за рога.

Уинстон сел и выпрямил лапы.

Сэм вылил остатки кофе за борт.

— Расслабься, я не собираюсь в ближайшем будущем приобретать еще одно кольцо. Пора за работу. — И все же жизнь прояснялась. В Дрейкс-Пойнт появилась новая одинокая женщина, и она не знала его историю. Октябрь начался с хорошей ноты.


Виолетта Монторо смотрела на раздолбанную кровать в номере семь и думала, что теперь знает, что не так в ее браке. Кровать пахла как обещание, как пина-колада, коктейль с запахом кокоса, что они с Эмили пили в Сан-Франциско, в отеле, выходящем окнами на залив. В восемнадцать она вышла за Эмилиано Монторо, самого умного, самого классного парня в Сан-Лазано. Эмилиано обещал, что они уедут из деревни с бесконечными рыбацкими сетями, что у них будет лучшая жизнь. Виолетта заправила простыни, запретив себе вспоминать о том времени.

Теперь они жили в другом маленьком городке — такой же деревне, и она убирала номера в гостинице, но жить в этих номерах ей так и не довелось. И вот теперь паршивые постояльцы сломали кровать и не оставили чаевых, и в банку, в которую она складывала деньги, чтобы накопить на лучшую жизнь, положить будет нечего. Теперь Эмилиано все свободное время отдавал учебе — учил английский, а она по-прежнему с трудом понимала, что приказывает ей менеджер. И теперь она каждый раз спрашивала себя: что, если он найдет эту новую, лучшую жизнь, а ее с собой не возьмет? Даже сейчас она не могла с точностью сказать, хочет ли ее Эмилиано со всей своей учебой и усталостью. Теперь они с Эмилиано валились в изнеможении на кровать и засыпали, а про остальное уже и думать не могли.

Она собрала пахнувшие кокосом простыни в охапку; что-то вывалилось на пол к ее ногам. Виолетта нагнулась и подняла книгу в красной обложке. На обложке были изображены два обнаженных торса — мужчины и женщины. Он обнимал ее так, чтобы грудь не было видно. Виолетта поняла лишь одно слово из названия — «секс». Она раскрыла книгу. Книга пестрела иллюстрациями — пары, танцующие на простынях.

Виолетта перевела взгляд на постель. Вот как эти америкашки сломали кровать. Они не оставили чаевых, зато оставили книгу. Она возьмет ее домой, и, если Эмили хочет, чтобы она читала по-английски, он мог бы научить ее читать по этой книге. И они могли бы сделать так, чтобы их кровать снова под ними прыгала.


Откуда-то снизу доносился аромат растопленного сливочного масла и сахара, слившихся в горячем соитии. Лек-си растянулась на полу, забыв о мышцах пресса. Работа на совесть и правильное дыхание — вот основы ее программы. Но сегодня утром разминка как-то не шла. Горизонтальное положение заставляло испытывать сексуальные ощущения, вместо того чтобы дисциплинировать, а отжимания напоминали о руках Сэма Уорта. О толчках тазом и говорить не приходилось. Даже привычная ежедневная работа над мышцами бедер и ног будила совершенно неподходящие воспоминания о Сэме Уорте.

Теплый сладкий запах становился сильнее.

На кухне пекли булочки. Лекси помнила этот запах выпечки. Сама она печь не умела, но мать ее время от времени, испытывая, видно, угрызения совести, потчевала домашних цилиндрическими буханками тяжелого ржаного хлеба с семечками. Таковое, как правило, случалось, когда мать заканчивала писать ученую статью. Но, что еще хуже, после окончания каждого семестра мама-профессор вспоминала, что у нее растет дочь, и настаивала на том, чтобы отправиться с ней за покупками. Чувство стиля у мамы было столь же ущербным, как и ее хлеб, похожий на кофейную банку. На все школьные мероприятия Лекси приходила в комбинезоне в черно-белый горошек со штрипками — том же, который она надела на первый танцевальный вечер классе в пятом. Даже в восьмидесятые годы такой комбинезон воспринимался как вопиющее преступление против моды. Прозвище Лекси-Секси, исполненное сарказма, прилепилось к Александре в старших классах. Ее бы в последнюю очередь выбрали на роль модели купальников для спорта, не говоря уже о чем-то более вызывающем.

Она думала, что сумела избавиться от прилипчивого ярлыка, когда стала работать в колледже. В академических кругах люди жили иными интересами, и иллюстрированные журналы с моделями спортивных купальников никто не читал. Лекси стала инструктором по фитнессу и начала встречаться с Колином. И Лекси-Секси исчезла. Как оказалось, на время, пока она не написала книгу. Наверное, она сглупила вчера, испугавшись появления этой книги в Дрейкс-Пойнт. В конце концов, шоу-бизнес и управление гостиницей — настолько разные сферы, что даже при сходстве имен никому не придет в голову подумать о том, что она и та самая Лекси-Секси — одна и та же женщина. В конечном итоге она была даже благодарна своей агентше, которая настояла на том, чтобы сделать ее блондинкой на обложке. Тогда она восприняла этот ход как грубый подлог, но зато теперь это помогло ей дистанцироваться от той Лекси Кларк, что написала книгу.

Лекси, лежа на полу, с восхищением осматривала комнату. Много вощеного ситца, горшочки с цветами и толстый зеленый ковер. Книга, а с ней и велосипедисты, исчезли, и новая жизнь вот-вот начнется по-настоящему. Она вскочила и отдернула шторы. В комнату хлынул свет. Лекси распахнула окна, и ее обдало запахом моря и свежести. Никакого тебе тумана.

Первым пунктом у нее стояла починка кровати в седьмом номере. Номера не должны простаивать. Вопрос стоял о том, следует ли ей вызывать Сэма Уорта или нет. Принимая душ и одеваясь, она продолжала мучиться этим вопросом.

Затем, идя на запах, она спустилась в просторную комнату за кухней, где за большим сосновым столом уже собралась приятная компания из десяти человек в униформе служащих отеля. Практически у всех лица напоминали об их предках-ацтеках. Но перед этими людьми красовался вполне английский завтрак: бекон, яйца, томаты, тосты, булочки с корицей, сливки и мармелад. Из носиков больших белых фаянсовых чайников поднимался пар.

Подсчет калорий, содержавшихся в таком завтраке, требовал умения оперировать большими цифрами, которое Лекси было недоступно.

Лекси улыбнулась, стараясь не вдыхать дурманящий высококалорийный аромат.

— Доброе утро, — сказала она, и в ответ ей все дружно кивнули.

— Они почти не говорят по-английски, — призналась Фло.

Лекси постаралась не показать своего огорчения. Она думала, что будет очень плотно работать с обслугой. Знания испанского хватало ей, чтобы объясниться в отеле или заказать еду в ресторане — все, что обычно нужно туристке, — но она не знала, как сможет руководить людьми, не будучи в состоянии с ними говорить.

— Кто переводит?

— Найджел, бармен. И муж Виолетты, когда тут бывает. Он свободно говорит на двух языках.

Мужчина во главе стола произнес несколько слов, и все присутствующие вытащили грин-кард, разрешение на работу в Штатах.

— Как они понимают, что им надо делать?

— О, это легко. Они все прибыли сюда одновременно, за исключением Виолетты. — Фло кивнула в сторону неулыбчивой девушки. У Виолетты были черные, словно подернутые дымкой, глаза. Она была красива какой-то мрачной красотой. Она уже успела убрать карточку в карман джинсов. Фло продолжала: — Они работали на англичанина, который владел большим домом в Куэрноваке. Они умеют правильно заваривать чай и делают все, чтобы пребывание в нашем отеле оставляло у гостей такое ощущение, словно они побывали на вечеринке в загородном поместье у английского лорда.

Ладно, Лекси поняла, что ей придется одновременно осваивать два предмета: управление гостиницей и испанский разговорный. Но во всем есть и положительная сторона — раз ее работники не говорят на английском, они не смотрят телевизор и не читают английских книг. И следовательно, они никогда не слышали ни о «Секс-разминке», ни о ее авторе. И это было еще одним знаком свыше — она правильно сделала, приехав сюда. Лекси всем тепло улыбнулась: