Леонора закрыла дневник и осторожно провела рукой по кожаной обложке. Она заметила, что края ее обгорели, но решила не спрашивать об этом.

– Спасибо, что доверяешь мне.

Солнце уже начало садиться. Отблески его все еще ярких лучей окрашивали белую кору эвкалиптов, превращая ее в подобие полотен, выполненных оранжевыми и розовыми мазками. Отражение листьев, ветвей и неба, казалось, медленно погружалось в воду озера.

И по мере того, как небесная высь из розовой становилась оранжевой, а потом лиловой, Леонора понимала, что истекают последние мгновения встречи с Джеймсом. Солнце клонилось к закату, и вместе с ним уходило ее хорошее настроение. Обернувшись к Джеймсу, она вглядывалась в его профиль: аккуратно подстриженные темные волосы, крепкая шея, широкие плечи, мускулистые руки… Он повернулся и встретился с ней глазами.

– Мне нужно возвращаться, – прошептала она.

– Это не обязательно, Лео, – едва слышно ответил Джеймс, и взгляд его был серьезным. – Если не хочешь, не возвращайся.

Она кивнула и встала с травы:

– Да, но я все же вернусь.

Они подошли к лошади. Леонора прислонилась к мягкой коже седла и положила голову на гриву, наслаждаясь ее теплом. Джеймс похлопал лошадь по морде, и она с любовью ткнулась ему в ладонь.

Казалось, воздух между ним и Леонорой вибрирует от напряжения. Пока он занимался сбруей, она смотрела на его лицо, вглядывалась в его черты, следила за его взглядом. Джеймс посмотрел на нее, глаза его стали темными и глубокими. На лице его появилось выражение решимости, и сердце затрепетало у нее в груди. Его глаза притягивали Леонору, и она уже не могла отвернуться. Мгновение он смотрел куда-то мимо нее, потом вздохнул и…

У Леоноры перехватило дыхание, чувства затмили разум. Она рванулась вперед и, встретившись с его телом, подняла к нему лицо. Догадка, что он просто хотел положить дневник обратно в седельную сумку, пришла слишком поздно, мелькнув где-то на периферии сознания, и остановиться Леонора уже не успела. Она мягко и жадно прильнула к его губам, когда в голове со всей ясностью проявилась мысль, что он не собирался ее целовать. Губы его остались жесткими и неподвижными, напряженными и неоткликнувшимися.

Тело ее заледенело, убитое острым чувством замешательства и смущения, губы оторвались от его губ. Зажмурившись, она отпрянула.

– Господи… – сдавленным голосом прошептала Леонора и закрыла лицо руками. От стыда она еле стояла на ногах. – Прости меня! – выдохнула она. – Какая же я дура! Я подумала…

– Посмотри на меня, Лео, – приказал он.

– Нет. Нет! О боже! – Она отчаянно замотала головой. – Ты должен возненавидеть меня!

Он схватил ее руки и оторвал от лица.

– Посмотри мне в глаза, Лео!

Чувствуя себя униженной и уничтоженной, она приподняла веки, желая скорее исчезнуть, чем увидеть гримасу отвращения на его лице. Но никакого отвращения не было – одно лишь страстное желание. А уже в следующее мгновение Джеймс поцеловал ее. Его губы были мягкими и живыми, теплыми и настойчивыми.

Ее кожа слилась с его кожей, губы растворились в его губах, а весь мир унесся куда-то далеко-далеко. Она обняла Джеймса и провела рукой по его широкой спине. Дыхание их участилось, губы задвигались быстрее. Они падали. Падали… Леонора прижалась к Джеймсу и, провалившись в тепло изгибов его тела, обмякла, но его сильная рука подхватила ее, удержав на ногах.

Дыхание их стало судорожным, они задыхались. Губы его скользили по ее волосам, по шее. А она целовала его глаза, лоб, щеки. Его бедра прижимались к ней с такой силой, что лошадь, к которой прислонилась Леонора, переступила на месте и сделала шаг назад. Поцелуй разорвался, и мир начал выплывать из туманной дымки, собираясь в единое целое. Солнце и воздух обрушились на них.

– М-мне пора, – запинаясь, пробормотала Леонора.

Она взглянула на их единственную лошадь и обернулась к Джеймсу: в ее глазах был вопрос.

– Забирай ее, – прошептал он.

– Но пешком идти далеко, – выдохнула она.

– Просто возьми ее. – Джеймс положил руку на седло. – Лео…

Леонора, боясь взглянуть на него, пробормотала:

– Я должна ехать.

Она ударила лошадь коленями и с места пустила ее в галоп.

Ветер хлестал в лицо Леоноре, а перед глазами стоял взгляд Джеймса, пальцы ощущали плотную ткань его рубашки, спину грело прикосновение его рук. В животе бурлило от всего сразу – от переживаний, от жары, от тревоги. А потом вдруг появились конный ринг и металлическая крыша их усадьбы, хотя казалось, что скакала она всего какую-то минуту. В сгущавшихся сумерках свет в окнах большого дома выглядел особенно ярким.

Леонора поспешила поставить лошадь в конюшню, взбежала по ступенькам, придерживая юбку, и вошла в дом. Из-под двери кабинета Алекса пробивалась полоска света, и она вздохнула с облегчением. Она уже дошла до лестницы, когда раздался шум открываемой двери. Леонора вздрогнула.

– Так вот ты где! – В проеме двери, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, стоял Алекс. – А я уже начал беспокоиться. Подумывал даже послать людей искать тебя.

– Зачем? – холодно отозвалась она. – Ты ведь знаешь, что я никуда не уйду.

– Это правильно. – Он зашел обратно в кабинет. – Очень правильно. Доброй ночи, дорогая. Спокойного тебе сна.


Леонора, наклонившись с веранды, срезала розы и складывала в корзинку. Услышав топот копыт, она вдруг сжалась. Это возвращались охотники. Первым ехал Алекс. За его спиной, оставляя кровавый след в рыжей пыли, висел застреленный кенгуру. Далее скакал Рассел, держа за уздечку третью лошадь, седло которой было пустым. Алекс спешился. Выглядел он посвежевшим и в прекрасном настроении.

– Ах, ничто так не разгоняет кровь, как хорошая охота. – Он развязал веревку, и безжизненная туша с глухим стуком упала на землю. – Ты только посмотри на этого самца! Он дергался до последнего вдоха.

Леонора с отвращением отвернулась.

– Что-то в этом есть, когда оказываешься посреди дикой природы, человек против зверя. – Алекс шумно вдохнул и выпятил грудь. – Видеть замешательство и страх в глазах животного, а потом… – Он показал, как поднимает ружье, целится и спускает курок. – Ба-бах! – Он внимательно следил за женой, и похоже было, что каждое болезненное подрагивание ее подбородка доставляет ему истинное удовольствие.

Леонора вернулась к своим розам. Алекс, поставив ногу на ступеньку, взял цветок из ее корзинки, поднес к лицу и с чувством понюхал, вдохнув полной грудью.

– А где тот черный парень, который уезжал с вами? – бесстрастным тоном спросила она.

Алекс озадаченно взглянул на розу, которую теребил в пальцах.

– Черный парень? – Он прищурился, делая вид, что пытается вспомнить. – Какой черный парень?

Рассел потоптался на месте, потом рассмеялся и подвел к нему лошадь без седока.

– Ах да, Алламби! Так его зовут, кажется?

Работник снова хохотнул и пожал плечами.

– Да, Алламби, я припоминаю. Он еще сказал, что его имя означает «спокойное место для отдыха». Странно, не правда ли? – спросил Алекс, глядя в небо. – В нескольких милях отсюда он просто слез с лошади и ушел. Сказал что-то вроде того, что хочет прогуляться. – Он внимательно изучал лепестки розы. – Странные люди эти туземцы. Вот только что он твой проводник, а уже через минуту уходит куда-то в сторону заката.

Хотя день был теплым, словно ледяные пальцы сжали Леоноре горло.

– При этом он даже не взял свою лошадь, – тихо заметила она.

Алекс взглянул на нее, словно на неразумное дитя.

– Именно поэтому это называется «прогуляться», а не «проехаться», дорогая. – Улыбнувшись, он уронил розу на землю и растер ее, как будто это был тлеющий окурок. Потом обернулся к Расселу. – Сколько выстрелов ты сделал за сегодняшнее утро?

– Трудно сказать, – пожал плечами Рассел. – Парочку в кенгуру. Ну, и еще несколько в буше.

– Ты должен быть осторожен, Рассел, – с насмешливым укором произнес Алекс. – Никогда не знаешь, куда может попасть случайная пуля. Эти аборигены просто сливаются с тенью, в особенности дети. – Он подмигнул жене и распорядился: – Вычисти лошадей, Рассел, и вытри кровь! Тому аборигену его лошадь некоторое время не понадобится.

Мужчины рассмеялись.

Леонору начало тошнить, щеки горели, как при начинающейся лихорадке.

– А что вы хотите, чтобы я сделал с этим кенгуру? – спросил Рассел.

– Оставь его для динго или стервятников. Мне все равно.

Рассел потащил тяжелого кенгуру к телеге, оставляя в пыли след из крошечных капелек ржаво-красной крови.

Леонора повернулась, чтобы уйти в дом, но Алекс схватил ее за локоть. Пальцы его скользнули по ее предплечью и сомкнулись, сжав запястье. Он взглянул на ее обручальное кольцо, протер его большим пальцем и поднял бриллиант к свету. Лицо его стало странным и отрешенным.

– Кольцо моей матери, – сказал он. – После ее смерти отчим попытался его продать, но я его украл. Ты знала это?

Леонора не шевелилась, чувствуя, как пальцы Алекса сжимают ее руку все сильнее.

– Если бы не этот человек, она бы никогда не оставила меня, не отослала из дома, не погубила себя в беспробудном пьянстве. – Сверкнув глазами, он впился в нее грозным взглядом. – Никогда не оставляй меня, Леонора.

Он отпустил ее руку, но теперь кольцо оттягивало ей палец, как булыжник. Алекс расправил плечи:

– Я полагаю, наш вчерашний разговор забыт?

Леонора неловко и торопливо кивнула: ей хотелось как можно скорее уйти от него, чтобы невидимые ледяные пальцы перестали царапать спину.

– Ты был прав. Я просто не понимала, о чем говорю.

– Умная девочка. – Алекс широко улыбнулся и потрепал ее по щеке. – Будем надеяться, что мы больше никогда не услышим этого ужасного слова. В противном случае, – он развернулся и закинул ружье на плечо, – у меня просто не будет другого выхода, кроме как предпринять еще один выезд на охоту.


Утренняя роса почти высохла, когда появились стригали. Они приехали с целым караваном видавших виды грузовиков. Одни разместились на переднем сиденье, остальные устроились в кузове, сидя на корточках или свесив ноги в ботинках, покрытых толстым слоем грязи. Это были загорелые сильные мужчины с выпирающими на мускулистых руках венами, с грубоватым смехом и глубокими складками вокруг глаз.

Мередит и Клэр, пренебрегая домашними обязанностями, уставились через окно на улицу, указывая друг другу на самых симпатичных и хорошо сложенных и насмехаясь над лишенными таких достоинств. Леонора подошла к ним, и женщины тут же перестали хихикать.

– Так вот они какие, эти стригали, – сказала Леонора.

– Да, только что приехали.

– Да их много!

– Думаю, около тридцати. Нам понадобится еще мука. – Мередит начала мысленно перебирать свой список. – Сахар. Сода для выпечки. Сыр. – Она закатила рукава, как будто готовилась замешивать тесто. – Мужчины хорошо работают только тогда, когда хорошо накормлены.

Стригали начали выгружаться из грузовиков. Управляющие вышли встретить прибывших. Мужчины сердечно пожимали руки, тыкали пальцами в разные стороны, задумчиво чесали подбородки, сгибались пополам от смеха, хлопали друг друга по плечу, скатывали сигареты и поправляли шляпы.

Глаза Леоноры остановились на Джеймсе, и к щекам прихлынула кровь. Она нервно откашлялась:

– Думаю, нужно накормить их прямо сейчас.

– Хорошая идея, – согласилась Мередит. – Они выглядят голодными. И точно захотят выпить чего-нибудь прохладительного.

Клэр снова захихикала, прикрыв рот рукой:

– У меня уже тоже слюнки текут.

Мередит толкнула ее локтем и хлопнула в ладоши:

– Все, вперед, за работу!

Леонора прильнула к окну, а девушки заметались по кухне, продолжая переговариваться звенящими от возбуждения голосами и достаточно громко, чтобы было понятно: они не особо ее стесняются.

– Боже мой, ты видела, сколько их! – воскликнула Мередит.

– Я тут положила глаз на одного. Высокий такой, с синей косынкой на шее, – отозвалась Клэр.

– Нет! Этот тебе не подойдет! – тоном знатока насмешливо заявила Мередит. – Это денди. Видала я таких. Все они жутко жеманные и чопорные. Гордятся тем, что держат себя в узде. Был у меня как-то один парень, так он натирал руки ланолином, чтобы они были мягкими.

– Ух ты! – снова захихикала Клэр. – У меня тоже была парочка стригалей. Так вот, ни у кого нет таких рук, как у них. Говорю тебе, у них мускулы даже под ногтями! Сплошная сталь, а не руки. – Клэр помолчала, задумавшись над своими словами. – Впрочем, у дояров руки, пожалуй, не хуже.

– Проблема с этими доярами вот в чем: удовлетворяя тебя, они не успокоятся, пока не добьются, чтобы из твоих сисек брызнуло молоко!

Леонора засмеялась, прикрыв рот рукой.

– Истинная правда, что и говорить! – засмеялась Клэр. – Был у меня один молочник, так тот не отпускал меня, пока я не начинала мычать, как корова! Клянусь вам! И все-таки мне нравится тот, с синей косынкой.