У неё было всё, чего она хотела, и даже больше, и ей это приносило удовольствие. Но позднее что — то пошло не совсем так. Её красота начала увядать, а её муж был теперь дряхлым старым посмешищем, который засматривается на служанок с верхнего этажа и засыпает за обеденным столом с широко открытым ртом.

Джорджиана обнаружила, что ей не хватает ещё чего — то — того, чего у неё никогда не было — настоящей любви. Она не была уверена, но ей казалось, что она нашла её в лице Александра МакЛина, этого таинственного, раздражающе красивого и чертовски уклончивого шотландского лэрда; мужчины с чёрными волосами и ещё более черной душой, и темно — зелёными глазами, что могли быть намёком как на глубокие чувства, так и на холодную жестокость.

Как будто почуяв её мысли, он наконец оторвался от коридора и повернулся в её сторону:

— Да?

В его голосе была только скука. Слегка напуганная его невниманием, Джорджиана проявила норов:

— Наблюдаешь за мисс Хёрст и её ухажёрами? Уж не желаешь ли сам стать одним из них?

Его глаза сузились, взгляд блестел как зелёный лёд.

Она огрызнулась:

— Как это на тебя не похоже, МакЛин. Я никогда не видела тебя так увивающимся за школьницами. А я — то думала, что кончина Гумбольта послужит тебе уроком.

Его губы тронула холодная усмешка:

— Что не так, Джорджиана? Ревнуешь, что Дервиштон забыл преклониться пред твоим алтарём?

Остужённая ледяным светом его глаз, Джорджиана проглотила ответную острую реплику.

Взор Александра уже снова был направлен в открытую дверь. Снаружи Джорджиана увидела Кейтлин Хёрст, которая смеялась словам Дервиштона и выглядела исключительно очаровательно. Наряд крошки обладал той обманчивой простотой, которая тотчас распознаётся как творение рук заправской модистки. Откуда у неё такой гардероб?

Джорджиана забарабанила пальцами по столу:

— МакЛин, ты говорил мне, что решил преподнести Кейтлин Хёрст урок.

Он стрельнул в неё скучающим взглядом:

— Что я делаю или что я не делаю, к тебе не имеет никакого отношения.

— Это имеет ко мне отношение, когда я прикладываю силы, чтобы пригласить крошку в свой дом, а потом должна сидеть и смотреть, как ты виляешь вокруг неё хвостом, как и все здесь мужчины. Ты потерял из — за неё голову! Признайся!

Его глаза загорелись жаркой зеленью, рот побелел от гнева. Снаружи рычащий ветер бросился на дом; солнечный свет закрыли взявшиеся ниоткуда гряды клокочущих облаков.

Джорджиана задрожала, испуганная и возбуждённая. Обладать таким мужчиной… Как же она его упустила? Он был прекрасный и необычайно мужественный, но таяла она от его власти. Она дотронулась до его руки и наклонилась вперёд, вырез её голубого шёлкового утреннего платья провокационно опустился.

— Александр, пожалуйста… Я не хотела тебя рассердить. Мне просто любопытно узнать твой план. И потом, я являюсь его частью, поскольку именно я пригласила её сюда.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Снаружи ветер постепенно затихал; облака успокаивались, но ещё не рассеялись.

— Я только с ней поиграю. Она не в один миг привела к краху моего брата; у него было время осознать свою участь. Я хочу сотворить с ней то же самое. Она догадывается, что у меня есть план, но не знает, в чём он заключается. Она заинтересована и озабочена; я прочёл это по её лицу. — Его жёсткие губы сложились в подобие улыбки. — Наступит время, и она узнает, что ей уготовано. А пока — пусть поволнуется.

Джорджиана охватила волна облегчения:

— Так ты мучаешь её! Я — то заволновалась, что ты тоже не устоял перед ней, как этот глупец Фолкленд и другие. Но как же ты собираешься наказать девушку, если её постоянно окружают воздыхатели? От тебя потребуется немалая изощрённость.

— Значит, будет. — Он встал, заставив убрать свою руку с его. — А пока я хочу, чтобы она томилась в неопределённости. Я иду за ней, и она начинает это осознавать. Это всё, что тебе нужно знать.

Джорджиана открыла рот, чтобы выразить протест, но он опередил её, сдвинув брови:

— Мне нужно переодеться для конной прогулки.

Это всё, что она получит. Джорджиана всё ещё стояла:

— Конечно. Я дам знать лакеям, сколько понадобится лошадей. И, Александр?

— Да?

— Когда ты вернёшься, мне бы хотелось услышать, как всё прошло. — Она задержала дыхание. Она рисковала, прося о таких вещах, особенно таким тоном, который предполагал, что она знает, что ответом будет «да».

К её облегчению, он только пожал плечами:

— Я зайду в твои апартаменты, когда вернусь.

Её сердце подпрыгнуло. Когда он вернётся, она вовлечёт его больше, чем в беседу. Она сдержала себя, чтобы не показать своего торжества:

— Тогда и поговорим.

Он поклонился и вышел, шагая с той звериной грацией, что заставляла её трепетать. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице, потом повернулась и взглянула в окно. Штормовые облака всё ещё висели низко над горизонтом, и ощущение дождя ещё не прошло.

Дрожа, она потёрла руки. Александр МакЛин был вызовом — восхитительным, прелестным и трудным вызовом. Но она была не обычная мисс из общества; она была много, много больше этого. И она, более чем кто — либо другой, не знает значения слова «оставить». Она найдёт способ вернуть его. Так или иначе, но он будет её.

С высоко поднятой головой она покинула комнату для завтрака.

Глава 5

Если у вас есть проблема, девочки, не надо делать вид, что её нет. А то, когда вы повернётесь к ней спиной, она встанет на дыбы и вас укусит.

Спустя час Кейтлин сидела на лошади, вцепившись в неё двумя руками и удивляясь, как её угораздило оказаться в такой непростой ситуации.

То есть, как — это она знала точно, и это имело отношение к 1 метру 90 сантиметрам ухмыляющегося мужского достоинства, которые сидели на мощном чёрном мерине в полутора метрах позади неё и веселились всякий раз, когда её лошадь — гарцующая гнедая кобыла, такая же упрямая, как и сама Кейтлин, — решала испугаться очередной воображаемой опасности.

До сих пор Кейтлин удавалось удержаться в седле, но исключительно усилием воли. Хватаясь за уздцы, она с завистью поглядывала на Салли, которая изящно восседала на маленькой толстой кобыле, у которой не было других наклонностей, кроме как семенить иноходью. В связи с чем Салли могла вести непринуждённую беседу с лордом Кейтнессом когда пожелает, а вот Кейтлин могла только натянуто улыбаться лорду Фолкленду, который пристроился к ней в первую же секунду её появления в фойе. Она не осмеливалась произнести ни звука, поскольку всё её внимание было поглощено тем, чтобы её лошадь не понесла из — за очередного дрогнувшего листа.

— Я говорю, это что, кролик? — воскликнул Фолкленд, указывая своим кнутом на дальнее поле.

Лошадь Кейтлин, — которую она уже начала называть Дьяволом — испугалась внезапного движения. Кейтлин конвульсивно сжала колени, согнувшись вниз и дёрнув за уздцы.

Это был дилетантский приём, но, тем не менее, он сработал. Лошадь стала сопротивляться зубами и копытами, и уловка дала желаемый результат, ибо отвлекла внимание Дьявола от кнута Фолкленда.

Проклятье, почему я не сказала конюху, что мне нужна спокойная лошадь, как у Салли? — спрашивала она себя в который раз. Но она знала, почему; она отказалась спасовать перед вызовом, который прочитала в глазах МакЛина. Он стоял рядом с грумом и слушал с таким видом, как будто был уверен, что она попросит лошадь попроще; естественно, это было последнее, что она бы сделала. Моя гордыня меня убьёт когда — нибудь. Возможно, прямо сегодня.

Она стрельнула в МакЛина возмущённым взглядом. Он как всегда делал вид, что не замечает её, нагнувшись к леди Кинлосс, чтобы услышать, что она говорит. Его лицо было повёрнуто в профиль, и Кейтлин восхитилась твёрдой линией его челюсти, чувственным изгибом рта, чёрными волосами поверх бровей, его кожей, намного более тёмной, чем полагалось джентльмену из высшего света. По сравнению с бледным и следящим за модой лордом Дервиштоном, МакЛин выглядел нецивилизованным, даже каким — то диким, как будто его шотландские предки вышли не из замка, а из кузниц или с полей сражений.

И всё же в ровном срезе его подбородка, в чёткой и дерзкой линии его носа была аристократическая тонкость. Это был не обыкновенный мужчина, а мужчина с историей и наделённый властью. Тот мужчина, который был как у себя дома за длинным столом красного дерева в самом огромном, в самом богато украшенном доме, который когда — либо видела Кейтлин, и который теперь, сидя на только что объезженном чёрном мерине, больше походил на горца — налётчика.

И даже верхом на животном настолько строптивом, что про её лошадь и говорить — то неудобно, он держал себя с той элегантной грацией, какую не смог бы повторить ни один другой мужчина.

Кейтлин бросила взгляд на виконта Фолкленда, который молол вздор о том, со скольких лошадей он падал. Одет он был очень модно — с высоким, утрированно длинным и остроконечным воротником рубашки и пиджака, манжетами в оборку и начищенными до блеска сапогами — всё это просто кричало об отчаянной жажде одобрения. Он какой — то немного жалкий, решила Кейтлин, поворачиваясь опять к МакЛину; в тот самый момент он посмотрел в её сторону, и взгляд его тёмно — зелёных глаз столкнулся с её взглядом.

В миг, когда глаза их встретились, её прошило волной настоящего вожделения, бросив в жар с головы до ног. На его лице отразилась точно такая же реакция — желание и жаркое физическое влечение.

Кейтлин никогда ничего не желала с такой силой. Он был так близко, и одновременно — так далеко. Их время кончилось, и всё, что от него осталось, — это его злость и её глубокое болезненное влечение.

Она заставила себя отвернуться, хотя это было очень мучительно. Когда к ней вернулась способность говорить, она объявила:

— Я проголодалась.

Фолкленд моргнул, но быстро спохватился:

— Я тоже. Уже прошло… — он посмотрел на свои карманные часы, — два часа после завтрака.

— Мне хочется чаю, — сказала Кейтлин. Если она съест столько кексов к чаю, сколько весит сама, то, возможно, какая — то её часть удовлетворится.

— И я бы выпила немного чаю, — согласилась Салли. Она посмотрела на Кейтнесса: — А вы…

— Невероятно пересох, — ответил он решительно.

Салли улыбнулась молодому графу, и тут Кейтлин пронзила острая боль. Забеспокоившись и мечтая, чтобы прогулка поскорее закончилась, она повернулась к леди Кинлосс:

— Далеко до Снейда?

Леди Кинлосс не понравилось, что её оторвали от общения тет — а–тет с МакЛином:

— Осталось ещё 8 километров.

Боже милостивый, да я раньше с голоду помру.

— А нельзя ли как — нибудь срезать?

Губы леди Кинлосс вытянулись в тонкую линию, но взгляд устремился к каменистому участку справа от них.

— Думаю, вы можете попробовать через это поле…

— Отлично! — Кейтлин направила туда лошадь.

— Стойте, не дурите, — рявкнул МакЛин, изучая своими тёмно-зелёными глазами этот участок. — Это поле полно камней, кочек и кроличьих нор, и я вижу как минимум две изгороди.

Кейтлин судорожно натянула поводья. Каменистое поле мало её беспокоило, да и кроличьи норы она как — нибудь перескочит. Но изгороди?

Лорд Фолкленд повернул к ней свой нетерпеливый взгляд:

— Если вы поедете коротким путём, я поеду с вами!

Александр наблюдал за тем, как Кейтлин внимательно изучает поле, одновременно пытаясь удержать свою лошадь под контролем.

Не может же она всерьёз обдумывать…

Она одарила Фолкленда ослепительной улыбкой, отчего на его лице появился восторженный румянец.

— Если у вас нет возражений, я бы всё — таки поехала короткой дорогой. Она не такая уж длинная и…

— Нет, — Александр поднял на дыбы свою лошадь. — Вы не поедете.

Глаза Кейтлин сверкнули, губы сжались:

— Это почему?

— Скакать по такой неровной местности и пытаться преодолеть изгородь на лошади, которой вы с трудом управляете, — это в высшей степени безрассудно. Вы свалитесь и сломаете себе шею.

Фолкленд посмотрел сердито:

— Если мисс Хёрст угодно скакать через это поле, ей стоит разрешить.

Александр безжалостно её разглядывал:

— Вы хоть раз в своей жизни прыгали через изгородь?

Её подбородок задрался, и он понял, что здорово её разозлил:

— Естественно, прыгала, — заявила она.

Александр нахмурился. Глупая! Нашла, о чём врать…

— Видите? Она знает, что делает, — Фолкленд восторженно смотрел на Кейтлин. — Если вы собираетесь прыгать через изгороди, я поеду с вами. Я смогу, быть может, продемонстрировать вам мою технику, которая весьма совершенна, если можно так говорить о самом себе.