— А, может, мы разрежем её пополам и…

— Роксбург! — Джорджиана возникла за спиной своего мужа, губы вытянулись в тонкую линию. — Чем ты тут занимаешься?

Герцог, с седыми жидкими донельзя волосами на верхушке головы, указал дрожащим пальцем на тарелку Александра и произнёс ворчливым голосом:

— МакЛин забрал с буфета последнюю грушу, вот я и спросил его, не хочет ли он поделиться.

Яркий румянец залил щёки Джорджианы:

— Ты не мог его спрашивать об этом!

Роксбург потёр табакерку большим пальцем:

— Я… это мой дом и моя груша.

— Раз она оказалась в тарелке МакЛина, значит теперь это его груша. — Джорджиана сжала руку герцога и буквально начала его оттаскивать, сердито сжав губы. — Сядь на своё место во главе стола и оставь гостей в покое.

Роксбург позволил себя увести, при этом громко жалуясь:

— Я просто хотел грушу! Это последняя и…

Она шикнула на него как на двухлетнего ребенка. Вытянув губы, он шлёпнулся на стул, пристроил свою табакерку на столе за тарелкой и потребовал, чтобы один из лакеев сходил на кухню и поискал ещё груш.

На другом конце стола раздался смех Дервиштона:

— Красавица и Чудовище. Удивляюсь, что Джорджиана в нём нашла.

— Его банковские счета, полагаю, — ответил Александр.

— Она красивая женщина — могла бы любого получить.

Теперь — может. Но в начале Роксбург был единственным, кто соблаговолил. Александр выяснил эту пикантную новость совершенно случайно. Он был на конюшне и случайно подслушал, как дворецкий, который злился на Джорджиану за её безапелляционное обращение с его племянником, новым лакеем, громко обсуждал происхождение своей хозяйки.

Просто удивительно, сколько можно узнать, если внимательно слушать. А поразмыслив, Александр с лёгкостью припомнил знаки того, что Джорджиана не была рождена для той роли, которую теперь играла. Она вела себя со слугами более пренебрежительно, чем любая хорошо воспитанная леди, как будто пыталась что — то доказать. Она напомнила ему человека, который говорит на иностранном языке слишком правильно и неуклюже.

В комнату для завтрака забрёл виконт Фолкленд и пристроился позади стула Дервиштона:

— Доброе утро! Что там на завтрак?

Дервиштон осклабился:

— Только не просите груш. Тут МакЛин уцепил последнюю, к полному ужасу нашего хозяина дома.

Фолкленд посмотрел на главное место за столом и увидел, как Джорджиана выкладывает клубнику на тарелку герцога, а потом садится на своё место на противоположном конце стола.

— Это почти преступление — вся эта красота в постели со сморщенной оболочкой мужчины.

— О, я думаю, Джорджиана эту постель не посещала уже несколько лет, — сухо вымолвил Дервиштон.

Пухлое детское лицо виконта прояснилось:

— Спасибо Господу за это. В любом случае, мне кажется, что эту свою золотую табакерку он ценит выше, чем свою жену. Он её из рук не выпускает и, говорят, даже спит, положив её под подушку.

— Бедная Джорджиана, — прошептал Дервиштон.

— Не тратьте попусту своё сочувствие, — сказал Александр. — Она не слишком мучается; вы сидите в одном из многих её утешительных призов. Роксбург заплатил за этот дом больше 80 тысяч фунтов стерлингов.

Дервиштон тихо присвистнул, а Фолкленд поморщился.

— Хоть что — то она с этого поимела. — Фолкленд бросил взгляд на буфет. — Надо бы взять что — нибудь поесть, пока дамы не пришли. Я вчера припозднился к завтраку, потому что никак не мог завязать свой галстук, и когда я всё — таки пришёл, не осталось ни одного яйца.

Дервиштон взглянул на воротник виконта:

— Да, заметно, что сегодня вы решили пожертвовать галстуком ради яиц.

— А что не так с моим галс… — Тут Фолкленд уставился в дверной проём, затем лихорадочно поправил манжеты и разгладил камзол.

Александр проследил за взглядом пухлого молодого лорда и обнаружил Кейтлин, входящую в комнату под руку с мисс Огилви. Они составляли премилую картину, и Александр готов был поспорить на свой фамильный замок, что они это знали.

— Господи помилуй, она… — прохрипел Фолкленд, густо покраснев. — Она — ангел! Сущий ангел! — Он замолк с блаженным видом и вытаращенными глазами.

— Полегче, идиот, — пробормотал Дервиштон. — Вы нас всех конфузите. — Он поднялся и отвесил показной поклон. — Доброе утро! Я надеюсь, вам хорошо спалось.

— Мне — то уж точно, — сказала мисс Огилви.

— Мне тоже. Я даже проспала почти до десяти, — добавила мисс Хёрст своим глубоким, мелодичным голосом.

Фолкленд заметно волновался, и всё, что мог сделать Александр, это не попрекать глупца. Молодость была сражена наповал, и, если судить по тому, как на Кейтлин смотрел Дервиштона, тот тоже был не в лучшей форме.

Боже правый, неужели все мужчины, кроме него самого, влюбились без ума в эту крошку? Это было чертовски досадно.

Фолкленд нетерпеливо подался вперёд:

— Мисс Хёрст, позвольте отнести вашу тарелку к буфету, и…

— Даже не пытайтесь, — Дервиштон взял Кейтлин под руку. — Мисс Хёрст нужен человек с более твёрдыми руками, чтобы держать её тарелку.

Фолкленд застыл:

— У меня твёрдые руки, и я могу…

— Ради всего святого! — рявкнул Александр, который никак не мог улучить момент. — Оставьте крошку в покое! Она и сама может взять свой чёртов завтрак.

Фолкленд густо покраснел:

— Я просто…

— Сосиска! — Кейтлин посмотрела мимо него на буфетный стол. — Осталась только одна, и я намереваюсь её взять. Прошу меня извинить ненадолго. — Она вытащила свою руку из рук Дервиштона, обогнула его и стала наполнять свою тарелку, выражая восторги при виде копчёной рыбы.

— Извините! — Фолкленд поспешил за Кейтлин.

Смеясь, за ним к буфету направилась мисс Огилви.

Дервиштон вернулся на своё место:

— Ну и ну! Ради тарелки сосисок меня ещё не бросали.

Александру пришлось прятать невольную улыбку. Ему следовало бы разозлиться, но его чувство юмора оказалось сильнее. Он смотрел, как Кейтлин оживлённо болтает с Фолклендом о выборе фруктов на буфетном столе и наполняет свою тарелку, которую тот послушно держит. Вчера вечером она также восторженно отнеслась к ужину, причём реагировала тотчас и искренне. Их прежние отношения случились так быстро, так неистово, что он не успел изучить её каждодневные симпатии и антипатии. Но это было и не важно, сказал он себе, отмахиваясь от проблеска лёгкого беспокойства. Он знал её характер, и это было всё, что ему требовалось знать.

— Фолкленд — глупец, — произнёс Дервиштон в тишине. — Он ни на шаг не отходит от очаровательной мисс Хёрст. Я бы на его месте увёл её на другой конец стола, подальше от соперников.

Александр наблюдал, как болтающий виконт помогает Кейтлин сесть на стул почти напротив Александра. Кейтлин смеялась над какими — то словами виконта, а тот смотрел на неё с таким восторженным видом, что Александру стало тошно.

Повернувшись к Дервиштону, чтобы поделиться своими наблюдениями, Александр обнаружил, что и взгляд молодого лорда тоже прикован к Кейтлин:

— Смотрите, — прошептал он Александру. — Вам обязательно понравится.

— Что смотреть?

Дервиштон, завороженный зрелищем, ничего не ответил.

Бормоча проклятия, Александр обернулся и посмотрел на Кейтлин. Утренний солнечный свет лучился вокруг неё, поглаживая её кремовую кожу и озаряя золотистые волосы. Длинные ресницы, густые и тёмные, бросали тени на карие глаза и делали их ещё темнее. Она выглядела свежей и очаровательной, чего, собственно, он и ожидал.

Раздражённый, Александр пожал плечами:

— Ну и?

— Экий вы нетерпеливый, а? — Дервиштон бросил взгляд на Александра и снова повернулся к Кейтлин. — Подождите чуть — чуть и увидите.

Александр нахмурился, но в этот самый момент Кейтлин наклонилась над своей тарелкой и закрыла глаза с выражением глубокого удовлетворения на лице. Выражение это было сродни выражению любовного, чувственного томления.

И в тот же миг горло Александра сжалось, а сердце выдало лишний удар.

— Что, чёрт возьми, она делает?

— Наслаждается ветчиной, полагаю. — Голос Дервиштона был странно низким.

Александр был совершенно уверен, что и его собственный голос тоже не был бы нормальным при виде Кейтлин, вдыхающей ароматы своего завтрака.

Она улыбнулась, подняла вилку и нож… и облизала губы.

— Боже праведный, — сипло прошептал Дервиштон.

Тело Александра накрыло жаркой волной, и на один дикий, безумный миг он возжелал этот взгляд — возжелал обладать им, владеть им, чтобы он был направлен лишь на него, и ни на кого более.

Кейтлин подцепила вилкой кусочек ветчины и поднесла его к губам.

Если он посчитал, что раньше выражение её лица было экзальтированным, то он ошибся. Теперь нарочито сладострастное выражение её лица не поддавалось описанию.

— Она что, раньше никогда не ела?

Дервиштон тихонько ответил:

— Я думаю, что она смакует изысканность блюд.

— Ветчины с яйцами?

— Приправленных чесноком, маслом и ноткой чабреца — у Роксбурга всегда была отличная кухня. Я редко … — Кейтлин просунула вилку с яйцом между губ. — Проклятье, — вздохнул Дервиштон, когда Кейтлин закрыла глаза и стала медленно жевать, а губы её увлажнились.

И правда, проклятье. Женщина обладала талантом привлекать внимание, но это было уже слишком! Александр видел, что все мужчины в комнате наблюдали за тем, как она ест — даже на увядшем лице Роксбурга появилось жадное выражение.

Челюсти Александра сжались. Затем он подался вперёд и, откашлявшись, произнёс:

— Мисс Хёрст, я никогда не видел, чтобы женщина ела с таким наслаждением.

Она опустила свою вилку:

— Не думаю, что наслаждаюсь едой более, чем кто — либо другой. — Она повернулась к мисс Огилви, которая только садилась. — Вы так не думаете, Мисс Огилви?

— О, у всех у нас свои слабости, — тут же ответила мисс Огилви. — Например, никто не любит шоколадные пирожные так, как я.

Позади неё раздался смех графа Кейтнесса:

— А я прославился своим пристрастием к трюфелям.

— Не давайте МакЛину вас одурачить, — добавил Дервиштон, озорно подмигнув. — Он чуть ли не силой отобрал у нашего хозяина последнюю грушу.

Кейтлин прищурилась:

— А были груши? — Она подалась вперёд и долгим, страстным взглядом посмотрела на его тарелку.

Челюсти Александр снова сжались, когда его пронзил непривычный укол острой зависти. Бог мой, я приревновал её к чёртовой груше! Эта глупая мысль рассердила его ещё больше. С мрачной решимостью в голосе он объявил:

— Да, последняя груша у меня. — Затем отрезал кусочек и изобразил, как пробует её. — Мм! Корица. Великолепно.

Её глаза сузились, губы плотно сжались, отчего вкус груши для Александра стал ещё слаще.

В этот момент раздался резкий голос Джорджианы:

— Лорд Дервиштон, вчера вы упомянули, что сегодня днём с удовольствием прогулялись бы верхом.

Дервиштон кивнул, а его взгляд опять переместился на Кейтлин.

— Сегодня ветрено, но лошади всё равно будут приготовлены. — Джорджиана посмотрела на Александра, и её взгляд смягчился. — Насколько я помню, вы обычно для удовольствия верхом не ездите.

Он пожал плечами:

— Обычно я скачу, чтобы добраться до своих земель. Так что не нахожу это занятие отдыхом.

Леди Кинлосс, сидевшая слева от Кейтлин, хлопнула в ладоши:

— Конная прогулка — это было бы просто великолепно! Даже если её светлость и кое — кто ещё, — она послала быстрый взгляд Александру, — не очень за, я уверена, что все остальные будут в восторге. Может, мы сможем даже посетить Снейд.

Мисс Огилви оторвалась от тихой беседы с Кейтлин:

— Снейд? Это замок?

Леди Кинлосс хихикнула:

— Господи, нет! Снейд — это то, что местные называют Инверснейд. Это маленькая деревушка, но там есть постоялый двор с исключительно вкусной кухней и к тому же с изумительным видом на Бен, очень красивую гору. Мы могли бы сегодня днём поскакать в Снейд, выпить там чаю и вернуться как раз к ужину.

— Мисс Хёрст, вы ездите верхом? — спросил Дервиштон.

— Немного. Я училась в Лондоне, когда… — Её взгляд скользнул в сторону Александра, и, неожиданно столкнувшись с ним глазами, она покрылась краской: — Конечно, я езжу верхом.

Он поднял брови, потешаясь над её пошедшими розовыми пятнами щеками. Он знал, что когда она говорила об их прогулках верхом по парку, она думала о следовавших за этим поцелуях. Как и он сам.

Обрадованный тем, что те мгновения ещё волновали её, он позволил своему взору остановиться на её губах: