Момент рождения поразил ее. Он был исполнен боли, страдания и в то же время радости. Это был момент торжества.

Татуированная Рука очистила дыхательные пути младенца, пока повивальная бабка ухаживала за матерью. Затем индианка отдала девочку Элиз, потому что дома ее ждали дела, а она и так задержалась довольно долго. Когда Татуированная Рука и повивальная бабка ушли, Элиз искупала крошечную девочку и укачала ее. Элен взглянула на дочь, улыбнулась и заснула от изнеможения.

Между тем в хижину потянулись женщины — всем хотелось посмотреть на новорожденное французское дитя. Они тихонько переговаривались и трогали крошечные розовые пальчики, как будто никогда раньше не видели такого младенца. Принесли и небольшие подарки: вырезанных из дерева зверюшек, пеленки из тутовой ткани и мягкой замши, погремушки из маленьких тыкв. Их удивило, что ребенка сразу же не привязали к специальной доске, придающей голове младенца плоскую форму, которой так восхищаются начезы, но Элиз объяснила, что у французов это не принято. Женщины покачали головами и заявили, что это очень неудобно. Ведь мать скоро вернется к работе, нужно чтобы руки ее были свободны для различных дел, а как же в таком случае она сможет носить своего ребенка?

Как только ушли эти посетители, дверь вновь распахнулась. Элиз подняла глаза и увидела Рыжую Олениху. Она посмотрела на спящую мать, на Элиз, нянчившую дитя, и лицо ее исказилось яростью.

— Мне сказали, что моя беглая рабыня здесь. Неужели ты настолько глупа, что дала ей приют?

Элиз аккуратно положила младенца на скамью и встала.

— Если вы имеете в виду Элен, она действительно здесь. Как вы понимаете, она нуждалась в помощи, которую от вас вряд ли получила бы.

— Буду я стараться для какой-то рабыни! Мне не повезло — мне досталась женщина на таком сроке беременности, что ее уже нельзя было прервать, поэтому пришлось мириться с ее слабостью. Сейчас будет легче: ведь она избавилась от ребенка. Она станет больше работать.

— Она будет нянчить дочь и ухаживать за ней, — заметила Элиз. — Может быть, ей лучше остаться в доме военного вождя на это время? Все равно пользы от нее мало.

Женщина грубо хмыкнула:

— Без ребенка она быстро станет вновь полезной.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, произведение этой бледной слабой особы лучше всего отнести в лес.

Элиз в ужасе уставилась на индианку. Она слышала, что индейцы поступают так с новорожденными, у которых есть какие-либо отклонения. Но у младенца Элен все было нормально, абсолютно нормально! Инстинктивно Элиз встала так, что закрыла собой спящего ребенка.

— Нет! — решительно сказала она. Мать Лесного Медведя засмеялась.

— Этот ребенок — мой раб, я могу делать с ним все, что захочу.

— Вы не дотронетесь до него!

— Кто же меня остановит? — Женщина уперлась руками в бока.

От звука их голосов проснулась Элен. Увидев Рыжую Олениху, она сразу все поняла и заплакала с безнадежностью затравленного животного. Элиз с ненавистью посмотрела на индианку и сделала несколько шагов туда, где на гвозде висел мушкет Рено. Схватив его, она повернулась к Рыжей Оленихе.

— Я вас остановлю, — сказала Элиз спокойно. — Я вас сейчас остановлю. Вы ужасная женщина, вас следовало изгнать вместе с вашим сыном. Уходите из этой хижины, и если вы когда-либо вернетесь, я без колебания застрелю вас.

— Я не уйду без своей рабыни. Француженка должна встать и пойти со мной.

Слова звучали уверенно, но сама индианка сделала шаг к двери. Элиз покачала головой:

— Она останется здесь. Убирайтесь!

Приказание, отданное с чисто мужской интонацией, заставило индианку вздрогнуть, но она быстро оправилась и взглянула на Элиз с ненавистью.

— Не думай, что тебе это сойдет с рук! Я обращусь в совет!

— Пожалуйста.

— Я подниму такой шум, что все мои друзья придут со мной и заберут ее!

— Неужели? А когда они узнают о ваших намерениях? В любом случае я им все расскажу раньше и позабочусь, чтобы вы не могли забрать свою собственность. Они будут смеяться над вами, а не помогать.

— Что бы ни случилось, тебе я отомщу! — проговорила женщина и, повернувшись, убежала из хижины.

После долгих обсуждений девочку решили назвать Жанной. Это было распространенное имя, а со временем к нему можно будет добавить еще одно. Элиз приветствовала такое решение. Она знала, что Элен думает о том времени, когда сможет вновь соединиться с Сан-Амантом. Если все это заставит Элен мечтать о будущем, тем лучше.

Было уже очень поздно, когда ребенка в первый раз покормили, и мать и дитя устроились на ночь. День был такой напряженный, что Элиз некогда было думать о Рено. Но сейчас, когда все вновь утихло и приблизилась полночь, а он все не возвращался, ей стало страшно.

Элиз долго стояла у открытой двери хижины и смотрела в темноту. Наконец она вышла наружу и отправилась к холму Большого Солнца. Не дойдя до вершины холма, она остановилась. С этого места был виден лагерь чокто — там все еще горели костры, и в их свете взад-вперед сновали маленькие фигурки людей. Что они отмечали? Было ли это празднование взаимного соглашения или же победы над посланниками начезов?

Обуреваемая такими мыслями, Элиз долго всматривалась в темноту, надеясь увидеть Рено. Ночной ветер раздувал ее юбку, трепал волосы. Стало холодно, так что ей пришлось поплотнее закутаться в свой плащ. Над головой светила убывающая луна, она серебрила крыши хижин в поселке, оставляя в тени кривые дорожки между ними. Налево располагались форты начезов, остроконечные концы бревен частоколов были похожи на затупленные копья.

Элиз не знала, сколько так простояла. Через некоторое время она заметила какое-то движение в лагере чокто — несколько человек отделились от костров и направились к спящей деревне начезов. Дойдя до крайней хижины, они рассеялись и пошли потихоньку, почти украдкой. Некоторые из них повернули к холму Большого Солнца.

Элиз с тревогой наблюдала за их передвижением, пока наконец не узнала человека, идущего впереди. Ни секунды не задумываясь, она быстро и уверенно сбежала с холма, плащ развевался у нее за спиной. Смеясь от радости и облегчения, она бросилась в объятия Рено. Он поймал ее, закружил вокруг себя, прижал к груди. Другие мужчины, принадлежавшие к роду Солнца, обошли их, вежливо отвернувшись.

Рено усмехнулся, когда ее холодные груди прижались к его груди:

— Ты так же бесстыдна, как женщины начезов, дорогая!

Элиз сразу поняла, что, отбросив плащ назад, она обнажила грудь. Но она не отпрянула в смущении, а лишь теснее прижалась к нему. Рено поднял ее на руки и, целуя, понес в свою хижину.

Когда он положил ее на скамью и, сбросив одежду, лег рядом, Элиз подумала об Элен, лежавшей в темноте в углу комнаты. Но это не показалось ей препятствием. Она повернулась к Рено, охваченная слепым желанием, и крепко обняла его…

Когда, счастливые и умиротворенные, они лежали в объятиях друг друга, пытаясь успокоить дыхание, раздался резкий и требовательный крик, каким бывает только крик новорожденного.

— Во имя всего святого, что это? — воскликнул Рено, приподнимаясь на локте.

— Младенец, конечно!

— Почему — конечно? Когда я уходил, не было никакого младенца…

— Это младенец Элен.

— Мне следовало бы догадаться, — проворчал Рено. И Элиз замерла.

— Ты не возражаешь, если они немного побудут здесь? У Элен начались схватки, и ей просто некуда было идти. Теперь Рыжая Олениха хочет отнести младенца в лес, как будто девочка неполноценная. Она говорит, что тогда Элен сможет снова работав. Я не могу этого допустить!

Рено приложил ладонь к ее губам.

— Ничего, ничего. Ты можешь пригласить сюда хоть сотню мамаш с младенцами, если тебе это нравится. Этот дом теперь твой.

— Но он был построен для военного вождя!

— Он ждал тебя.

У Элиз в голове совсем перепутались обычаи французов и начезов.

— И все-таки ты должен его защищать…

— Я защищаю тех, кто в нем, а не сам дом. Он для меня имеет значение только как убежище той, что в нем живет.

Вероятно, Элен проснулась и дала ребенку грудь, потому что сердитый плач прекратился, вместо него послышалось довольное чмоканье.

— Ты так добр… — тихо сказала Элиз.

— Потому что я даю тебе то, что принадлежит тебе по праву? Вряд ли.

Элиз подумала, что он говорит сейчас как начез. Но был бы он так же щедр в отношении земель, которыми владел как француз? Маловероятно.

Словно проникнув в ее мысли, Рено продолжал:

— Теперь у меня нет ничего такого, что не было бы и твоим также.

— Но если я откажусь быть твоей женой, все это снова быстро станет твоим.

— Я мог бы доказать тебе обратное, но для этого нужно было бы сначала потерять тебя. А я этого не хочу.

Его холодный тон испугал Элиз. У нее не было никакого желания подвергать сомнению его слова. Да и какое это имело значение, раз Элен позволено остаться?

— Тогда я должна поблагодарить тебя, — сказала она неуверенным тоном. Вместо ответа он притянул ее к себе и поцеловал в губы.

Элен кончила кормить, и они с младенцем уснули, а Элиз с Рено все продолжали разговаривать. Элиз спросила, как прошел визит к чокто, и узнала, что миссия имела успех. У чокто был длинный список требований, но их гораздо больше интересовала материальная сторона, чем месть начезам. Рено считал, что их можно будет достаточно долго сдерживать с помощью небольших уступок, а тем временем закончить строительство фортов. Начезам надо только выдавать им добычу, отнятую у французов, небольшими порциями — несколько тюков шелка, немного инструментов, несколько рабов. Таким образом нападение можно будет оттягивать до бесконечности.

Элиз внимательно слушала Рено, положив голову ему на плечо. Она с облегчением узнала, что не нужно защищать деревню от нашествия чокто, но ее беспокоило и другое.

— А может быть, стоит включить Элен с младенцем и мадам Дусе в число рабов, которые будут переданы чокто?

— Я бы этого не советовал, — сказал Рено серьезно. — Чокто — союзники французов, но это не значит, что они передают им своих пленных при первой же возможности. Гораздо более вероятно, что чокто попробуют получить за них выкуп, а вначале у рабов просто сменятся хозяева. Им придется тяжелее, поскольку чокто сейчас на лагерном положении.

— Тогда как вы будете выбирать?

— Лучше всего было бы послать самых сильных и здоровых, но, возможно, среди француженок будут такие, которые сами захотят уйти. Кто знает, может быть, французы заплатят выкуп сразу же, но я очень удивлюсь, если они прибудут сюда раньше, чем через месяц.

— Тогда зачем чокто пришли так рано?

Рука Элиз лежала на его груди. Она вытянула пальцы и легонько коснулась линий татуировки.

— Затем, чтобы получить часть добычи. Это для них важнее всего. Ошибочно думать, что индейцы относятся к войне так же, как белые.

— А в чем же разница?

— Ну, например, индейцы никогда не нападают на превосходящие силы противника на открытой местности, если позиции врага хорошо укреплены. С их точки зрения, это не храбрость, а глупость: они слишком ценят жизнь, чтобы швыряться ею. Кроме того, военный вождь начезов обязан выплатить семье каждого погибшего воина определенную сумму денег. Это удерживает вождя от бессмысленных атак.

— И тебе, как военному вождю, придется платить за каждого убитого воина?

— Это моя обязанность.

Пальцы Элиз продолжали скользить по татуировке Рено.

— Да, это, конечно, разумный способ ведения войны.

— Только против тех, кто руководствуется такими же принципами.

— О чем ты?

— Как и большинство индейцев, начезы редко убивают женщин и детей. Чего нельзя сказать о европейцах. Были случаи, когда британцы уничтожали целые деревни, и я боюсь, что французы откроют пушечный огонь по фортам, которые мы сейчас строим. Не знаю, как воспримут это начезы. Индеец скорее умрет, чем станет рабом, но он скорее станет рабом, чем позволит убить свою жену и детей.

— Выбор невелик, — вздохнула Элиз.

— Да.

Некоторое время они молчали. Сон не шел к ним. Наконец Элиз сказала:

— Если военному вождю приходится платить за убитых, тогда нет ничего удивительного, что на эту должность выбирают людей из рода Солнца. Никому другому это не под силу.

— Кроме того, вождю никогда не достаются военные трофеи.

— А еще я знаю, что к военному вождю предъявляют и другие, более важные требования.

— Какие? — осведомился Рено, прикоснувшись губами к ее затылку.

— Женские требования.

— Не понимаю.

— Неужели? — спросила она, улыбаясь своим мыслям. — Но ты же выдержал это испытание с такой легкостью!

— Испытание?

— Наверное, мне не надо было тебе этого говорить…

— Ведьма! — прошептал Рено, и Элиз почувствовала, что он улыбается. — Так что ты имеешь в виду?