Лана Черная - Леся и Рус

Ксанка пила его, зажмурившись от удовольствия, а я смотрел-смотрел-смотрел и с каждым ударом сердца ненавидел Корзина все сильнее и суку-Судьбу, что свела меня с этой девчонкой. Потому что даже ветер, путающийся в ее мелких кудрях, знал — она не моя. И ее улыбка, спрятанная в бокале с вином, тоже не мне. Но...сейчас-то она со мной, разве нет?

И сам себе признавался, что она со мной только потому, что у нее больше никого нет. И что мудак Корзин ей предпочел типичную силиконовую куклу, в глазах которой только деньги. А разгляди он в ней то сокровище, что вижу сейчас я — хрена с два мне пришлось бы снимать ее с той крыши, потому что…

— Потанцуй со мной, Пепел, — и ладошку протянула.

 Разве мог я ей отказать?

_______________

 "Ротшильд" - 1945 Chateau Mouton Rothschild - марка дорогого французского вина.

Ты без клеток золотых, без очередных границ

Привязал меня навечно…

Тина Кароль «Сила высоты»

Это просто истерика. От усталости и непонимания. От бесконечного ритма жизни, где нужно быть сильной, даже за закрытыми дверьми собственного дома. Когда всегда все нужно решать за двоих. Странно. За три года нашей семейной жизни с Корзиным я ни разу не рассказала ему о проблемах на работе. Только постфактум и то, если не сказать было просто нельзя. Что это: недоверие или нежелание приносить работу в дом? Но ведь Корзин рассказывал обо всем и всегда. Я даже график его операций знала наизусть, в то время как он о моей работе — ничегошеньки. Лишь однажды, когда на меня напали в подъезде дома, тогда первый и единственный раз моя работа коснулась и его. Почему, например, я так и не рассказала ему о Богдане? Не объяснила, почему не хочу детей, а просто состряпала себе липовый диагноз о бесплодии. Неужели все дело во мне? И все то, что нас связывало все эти годы — лишь моя фантазия. Иллюзия, которая рассыпалась от одной подписи на бумагах о разводе.

Смотрю на Руслана, сосредоточенного на серой ленте дороги. На полноватых губах, таких темных, будто помадой накрасили, четко видны мелкие трещинки — следы моих зубов. Чувствую, как по скулам ползет румянец. Прислоняюсь щекой к поднятому окну. Прохлада стекла ненадолго глушит жар внутри, но я уже знаю — это не пройдет, пока Руслан рядом. Следовательно, никогда, потому что теперь Руслан — мой муж. И это нужно принять и осознать. Но у меня нет на это сил. Я просто залипаю на Руслане, заново знакомясь с ним спустя бездну лет.

Он гладко выбрит, но уже завтра на острых скулах появится легкая щетина. Тихо вздыхаю, вспоминая, как мне нравились его колючки; как дурела от следов на своей коже от его щетины. И как он нагло пользовался этим, потому что стоило ему потереться щетиной между ног и все...я рассыпалась на кусочки от сокрушительного оргазма. А он потом довольно улыбался, наслаждаясь моей отзывчивостью и страстностью. Смеялся, что ему достаточно отрастить бороду, чтобы заставить меня кончить.

А еще помню, как просила Корзина не бриться, но он так и не поддался на мои заверения, что мне это нравится и дико заводит, особенно во время орального секса. Его не заводило. И вообще он оказался дико брезгливым и не терпящим эксперименты. А бороду считал признаком нечистоплотности. Растираю большим пальцем переносицу и думаю, почему раньше я не замечала этого? Просто однажды перестала экспериментировать, ведь даже если гению каждый день говорить, что он дурак — он в это поверит. Вот и я поверила, что вполне могу обойтись сексом пару раз в неделю в спальне с выключенным светом. И тот раз в его кабинете, когда я пришла его покорять после свадьбы моей подруги с моим же братом — почти фантастическое воспоминание. Иногда мне кажется, что тогда ничего не было. Помутнение рассудка, сдвиг орбиты, которая очень скоро вернулась на место.

Руслан же знал обо мне все.

Порой мне казалось, что ему и моих слов не нужно — он словно смотрит в самую душу, читает мысли. Это что-то паранормальное, по-другому мне не объяснить то, как он чувствовал меня и как всегда ловко выводил на откровение. Даже сейчас мог бы заставить рассказать о Богдане, но не стал. И за это я ему благодарна, хоть и не понимаю причины.

Пока я раскладываю по пыльным полкам свои сумбурные мысли, Руслан тормозит на стоянке перед детским медцентром «Радуга». Высокое, выкрашенное в разные цвета здание я хорошо знала. Этот центр три года назад построил мой брат, и здесь же работала Даша Крушинина, жена Игната. Я знаю точно, что вместе с Крутовым они открыли эту клинику именно для Даши. В причины я не вникала, да и с этими мужчинами жизни не хватит, чтобы рассказать и понять, а вот на церемонии открытия была. В тот день мы впервые поругались с Корзиным: он не захотел идти, а я — остаться дома.

В ту ночь он ушел из дома. А две недели назад Руслан показал мне фотографии мальчишки двух лет. И я точно знаю: этот карапуз — сын Корзина, его плоть и кровь. То, о чем он мечтал столько лет. То, что не захотела ему дать я. И меня совершенно не трогает тот факт, что все эти годы он мог сознательно скрывать от меня правду. Я ведь тоже никогда не была с ним откровенной.

Выдыхаю, возвращая себя в реальность. Смотрю на здание, каждый этаж которого выкрашен в другой цвет: семь этажей, семь цветов радуги. Можно даже по цветам запомнить, где какое отделение, чтобы…

— Ксан? — выдергивает из мыслей Руслан.

Он сидит ко мне вполоборота: одна рука на руле, другая — на спинке кресла за моей спиной. И я затылком ощущаю его пальцы, перебирающие пряди моих волос, как гитарные струны.

— Ты играешь на гитаре? — зачем-то спрашиваю я.

Руслан удивленно выгибает бровь.

— Ты… — сглатываю. Почему-то становится больно глотать. И дышать все труднее. — Мои волосы…

— Ксана, с тобой все в порядке? — голос зыбкий, глухой, словно в вате утопает. Распахиваю дверцу, широко открытым ртом глотаю воздух и нервно смеюсь.

— Ксанка!

Руслан уже вытаскивает меня из салона, усаживает на капот.

— Да что с тобой происходит?!

Он...злится? Это что-то новенькое. Я вроде еще не успела накосячить.

— Ты когда ела в последний раз?

— А? Что? — растираю лицо, выгоняя из ушей звон.

— Я спрашиваю, какого хрена ты ничего не ела, а?

Пожимаю плечами. Честно, как-то не думала о еде. Вроде приносили что-то. И даже Роднянский приходил, просил есть. А я последние дни в каком-то ступоре. Как будто выключили из реальности и лихорадило меня, и…

— Зачем мы сюда приехали, Рус? — хватаю его за локоть, когда он делает попытку вернуться в машину.

— Мне нужно тебя накормить, — снова злится. — Иначе ты в голодный обморок грохнешься. А я не могу...

— Руслан! — настаиваю. — Меня просто укачало, — отмахиваюсь. — Давно не ездила на переднем сидении.

Он хмурится, ища подвох, но делает шаг обратно ко мне.

— А я не могу позволить тебе явиться к дочери в таком состоянии. Нечего ее пугать.

Кажется, я все-таки теряю связь с реальностью. Богдана здесь? В центре? Зачем?

— Отставить панику! — командует Руслан. — Она просто упала.

— Не ври мне! Сюда не привозят детей, кто просто упал, — и паника скребет сердце. Впервые за двенадцать лет нашептывая, что это я виновата. Что если бы не отдала тогда, моя дочь сейчас не лежала бы здесь. Нет! — кричу дряни-совести. Я все сделала правильно. Только поэтому они живы...оба.

Руслан снова хмурится и осторожно расцепляет мои пальцы, до сих пор сжимающие его локоть.

— Ладно, — сдается он. — Неудачно упала, сильно порезалась.

Теперь я хватаюсь за него обеими руками, а он молниеносно фиксирует меня, прижимая собой к капоту. Опять поплыла, похоже. Черт! Что-то я совсем расклеилась. Надо срочно взять себя в руки.

— Она…

— С ней все в порядке, — перебивает Руслан. Я рвано выдыхаю. — Но у нее сильная психологическая травма. С ней работает хороший психолог.

Кажется, я поторопилась, и паника снова взмывает до небес, но сейчас я умело пригвождаю ее к земле. Хватит! Я не истеричка и больше не позволю себе быть слабой. Не сейчас.

— Травма, да...Но ведь прошло пять лет.  Почему…

Хочу спросить, почему Воронцов не обратился к специалистам раньше, ведь Богдане нужна была помощь психолога.

— Он просто увез ее. Наверное, посчитал, что так будет лучше, — отвечает Руслан, хотя я так и не озвучила свой вопрос.

Только лучше не стало, раз сейчас, спустя пять лет Богдане понадобилась помощь психолога.

— Мне нужно идти, — он смотрит на часы, морщится. — А тебе пока лучше побыть в машине. На заднем сидении пакет с едой. Тебе нужны силы. Пообещай мне, что ты обязательно поешь.

Киваю, растерянная, почему он не берет меня с собой. Что случилось, что он оставляет меня здесь, когда просил быть на его стороне?

— Нет, так не пойдет. Я хочу услышать…

— Я обещаю! — немного резче, чем стоило.

— Вот и умница.

Он снимает меня с капота, усаживает в машину, сует в руки пакет с едой.

— Я скоро вернусь.

И уходит. Только когда он скрывается за стеклянными дверьми медцентра, я соображаю, что меня тревожило больше всего: как Богдана оказалась с Русланом и что будет, когда Воронцов узнает…

Взгляд привлекает длинноногая брюнетка, выскочившая из черного джипа и лихорадочно что-то выискивающая в ярко-розовом клатче. В дрожащих не накрашенных губах у нее тонкая сигарета, да и вся она выглядит не очень презентабельно. Так спешила, что даже туфли не в тон сумочке надела: белые босоножки, явно не из комплекта с клатчем. Откладываю пакет с едой, хватаю с торпеды дешевую зажигалку, которую Руслан бросил сюда, когда я перестала рыдать ему в плечо на дороге, и иду прямиком к девице.

Моя адвокатская интуиция, не единожды спасавшая мою рыжую головушку, просто вопит, что эта брюнетка тут топчется не просто так.

— Добрый день, — протягиваю ей зажигалку. Брюнетка вздрагивает, смотрит мимо меня, задумавшись явно о чем-то своем. Помогаю ей прикурить, и когда перед ее глазами загорается рыжий огонек, она приходит в себя.

Всматривается в мое лицо, и я невольно тушуюсь, потому что выгляжу паршиво. Но брюнетка словно не замечает, зато в ее глазах вспыхивает узнавание.

— Александра Лилина? — в надтреснутом голосе мольба.

Киваю.

— Я Ангелина Юлаева и мне нужна ваша помощь.

Свое имя она произносит так, словно выкладывает передо мной целое досье. Выдыхает дым и морщится, потому что я совершенно точно никогда не слышала этого имени и не растекаюсь патокой перед ней. И, похоже, она ожидала совсем не такой реакции.

— И чем же я могу вам помочь, Ангелина…

— Просто Ангелина. Вы же адвокат? Одна из лучших. Я смотрю новости.

— Ну если вы смотрите новости, тогда вы знаете, что я адвокат по уголовным делам.

Она кивает.

— Мой муж хочет посадить меня за жестокое обращение, — на одном дыхании, — и соучастие в похищении ребенка. Это подходит адвокату по уголовным делам? — кривится и выбрасывает сигарету.

— Кто ваш муж? — спрашиваю первое, что волнует сильнее. И если я права, то…

— Дмитрий Воронцов.

То, кажется, мне нужна точка опоры. Ладонью упираюсь в крышу внедорожника.

— Вижу, вы впечатлены, — достает ещё одну сигарету, теперь прикуривает сама. — Если испугались, я пойму. Моего мужа многие боятся из тех, кого он не успел купить.

— Биография вашего мужа меня совершенно не интересует, — осекаю ее довольно резко. Я умею такой быть, потому что пряник с клиентами в моей работе — не то средство для достижения главной цели — их правильной защиты. — Мне нужно знать, что произошло. Только по существу, — потому что сейчас там, в больнице, есть человек, которому нужна помощь, моя помощь. А для этого я должна все знать. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Я не замахиваюсь так глобально, мне достаточно одного мужчины и одной маленькой девочки, которая попала в беду из-за меня.

И она рассказывает. Сбивчиво, ненадолго замолкая, потом продолжая. Говорит, как ее муж «скинул» на нее больную дочь. Как она много раз предлагала определить девочку в специализированный интернат, где работают с аутистами. Как Воронцов отмахивался и снова уезжал в очередную командировку. Как Богдана чуть не убила ее младшую сестру, щёлкая кнопками газовой плиты.

— Хорошо, я вернулась раньше, — всхлипывает Ангелина. — Запах почувствовала. А девочки...хорошо, что в спальне были, не наглотались. Настя потом рассказала, что Богдана щелкала кнопками везде и…

И она вызвала полицию и рассказала Воронцову, а он вместо того, чтобы дочь специалистам показать, просто запер ее в комнате. А с полицией все по-тихому уладил.