Наконец он успокоился и с улыбкой посмотрел на нее.

— Ну, вернемся с того, о чем говорили. Как насчет того, чтобы продолжать свидания? Ведь сегодняшний вечер можно считать свиданием?

Она принужденно засмеялась и покраснела.

— Да, конечно. — Она проверила сотовый и экран приемника, чтобы убедиться, что не пропустила вызов Джорджа.

— Все в порядке? — спросил Росс.

— Как говорится, отсутствие новостей — хорошая новость.

— А почему вы выбрали именно эту работу? Провожать людей в последний путь? Вы об этом мечтали?

— Очень смешно! Естественно, каждая девочка еще с детства мечтает вырасти и помогать людям в конце их жизни!

— Тогда что же вас привлекло?

— Привлекло — не то слово. Скорее, это было призванием. Мне доставляет удовлетворение сознание, что я занимаюсь важным делом, которое требует любви и профессионализма. Я очень привязываюсь к своим пациентам. А потом прощаюсь с ними и начинаю все снова.

— Не знаю, как вам это удается. Как вы это переносите?

— Вот так и переношу.

Она замолчала, почувствовав, что сказала это довольно резко. Она действительно любила свою работу, но не привыкла обсуждать ее с посторонними. Россу ловко удавалось вызвать ее на разговор.

— Я нашла эту работу, когда проходила практику. Сначала мне очень понравилась идея выхаживать детей, работать медсестрой в палатах или в хирургическом отделении. Должна признаться, что лечить людей и расставаться с ними, когда они возвращаются к своей прежней жизни, гораздо легче. А потом я стала размышлять о своей специальности, разбираться в себе и поняла, что медсестра может помогать людям самыми разными способами. И помогать — не обязательно лечить. Иногда это означает помочь пациенту обрести душевный покой в конце жизни. На занятиях мы часто обсуждали, что входит в понятие достойная смерть. Высказывались самые разные, порой очень интересные мысли, но на самом деле никто не знает, что это значит.

— Поздравляю, мисс Тернер! — с огоньком в глазах воскликнул Росс. — Вы выиграли этот раунд, в котором один из нас оказался блестящим мастером городить полную чепуху.

Она вопросительно на него посмотрела:

— Понятия не имею, что вы хотите этим сказать.

— Точнее, не сказать, а предсказать. Пройдет совсем немного времени, и вы откроете мне, кто вы такая на самом деле.

У нее мороз пробежал по спине. До сих пор никто так с ней не говорил, и она совершенно растерялась.

— Вы обвиняете меня в том, что я что-то скрываю?

— Это не обвинение, а просто результат наблюдения. Можете в любой момент доказать мне, что я ошибаюсь.

Когда Клэр и Росс вернулись, Джейн и Чарльз как раз собирались уходить. Джордж показался Клэр слишком бледным, но это могло быть действием вина. Он был весел и спокоен, поэтому она промолчала.

— Вечер был замечательным, — сказала Джейн Россу. — Спасибо, что вы помогли нам встретиться.

— Спасибо, что вы пришли.

Клэр старалась не глядеть на Росса, чтобы не выдать приятного возбуждения, владеющего ею весь вечер. Этот парень действовал на нее как наркотик.

— У нас большие планы, мы наметили провести семейную встречу, — сообщил Чарльз.

— Это будет великолепный праздник, мы устроим его здесь, в лагере «Киога», — добавила Джейн, по-видимому уже захваченная идеей. — Я все устрою, мы соберем всех — семью Джорджа и нашу.

Клэр бросила взгляд на Росса. Его улыбка была немного натянутой.

— Ты тоже этого хочешь, дед? — спросил он.

— Еще бы! — ответил Джордж с довольным, хотя и утомленным видом. — Если кто и сможет быстро собрать всех, то это только Джейн.

— Росс, мы оставили тебе наш семейный фотоальбом, так что ты сможешь посмотреть на своих родственников, — сказала Джейн.

— Спасибо, непременно.

— Спокойной ночи, Джордж, — попрощался Чарльз. — Завтра опять приедем. — Он придержал дверь, пропуская жену вперед, и они ушли под оживленный говор Джейн, которая уже продумывала план встречи.

— Вечер был прекрасным — лучше, чем я ожидал, — с легкой грустью признался Джордж. — Мы с Чарльзом вечно соперничали, а сейчас это кажется такой глупостью!

— Ты уверен, что нормально перенесешь такой съезд родственников? — снова спросил Росс. — Или просто не захотел огорчать их отказом?

— Нет, я действительно буду рад съезду родных. Повидать детей и внуков Чарльза. Я всегда о нем думал… То есть о них. — Он нахмурился и потер виски. — Помоги мне лечь, сынок.

Росс тревожно взглянул на Клэр. Стараясь выглядеть спокойной, она сказала:

— Да, вам стоит отдохнуть. Я принесу лекарство, Джордж.

Услышав их тихие голоса, она не торопилась возвращаться и только молилась, чтобы они говорили не о ней.

Когда она вернулась в комнату, Джордж уже лежал в постели, опираясь на подушки, и рассматривал оставленный Чарльзом фотоальбом. В нем было очень много черно-белых снимков, выцветших цветных фотографий, поляроидных снимков, уже порыжевших по краям, и современных, сделанных цифровой камерой.

Джорджа привлекла фотография Чарльза в военной форме, с женой и четырьмя детьми.

— Дед? — тихо спросил Росс.

Джордж слегка шмыгнул носом.

— Как жаль, что все эти годы я ничего не знал о жизни брата. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Довольно сожалений. Я просто устал. Завтра мне будет легче. Приверни свет, хорошо? А то он слишком яркий.

— Вот, выпейте. — Клэр передала ему маленькую чашечку с таблетками и стакан воды.

Он проглотил таблетки, затем замахал на них рукой:

— Ну, хватит вам здесь болтаться. Еще рано, возвращайтесь к своему свиданию.

— У нас не было никакого свидания, — возразила Клэр, не глядя на Росса.

— Тогда вы идиоты. Сразу видно, что вы нравитесь друг другу. Даже мой брат заметил это. Уходите. Дайте старику покоя.

Они вышли, и Клэр направилась в кухню, чтобы убрать посуду.

— Не надо, — остановил ее Росс. — Утром все заберет обслуживающий персонал.

— Странно это звучит — обслуживающий персонал. — Клэр не приходилось жить в местах, где комнаты убирают горничные.

— Это индейское выражение, на самом деле оно значит: «иди сюда и побудь со мной».

Ей стало жарко.

— Думаю, вам лучше уйти.

— Как скажете.

Но вместо того чтобы направиться к выходу, он подошел и осторожно прижал ее к стойке.

Она положила руки ему на плечи, но не оттолкнула его. Он был такой сильный, такой надежный. А потом он поцеловал ее — сначала только слегка коснулся ее губ, а затем прильнул в долгом поцелуе, так что у нее закружилась голова.

Наконец, ей удалось отстраниться.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Целую вас на ночь.

— Этого нельзя делать!

— Но я уже сделал, и мне хочется повторить.

— Прекратите, Росс. Это дурно во всех отношениях…

— Но почему-то ужасно приятно! — Он взял ее лицо в ладони. — Вы знаете, когда я в последний раз целовал женщину?

— Двадцать четыре часа назад.

— Но до этого прошло больше двух лет. Черт, вы такая прелесть!

— А теперь вам нужно идти. — Но она не могла сдвинуться с места, да и не хотела. Она готова была всю ночь простоять в его объятиях.

— Еще минуту.

Он нагнул голову и снова прижался к ее губам. Она твердила себе, что должна немедленно оттолкнуть его, уйти, но сердце ее не слушалось. Ее охватило нестерпимое желание — не столько его поцелуев и ласки, а вот этого ощущения близости, сознания, что она ему нужна. Он хотел, чтобы она открыла ему свое подлинное лицо, и в первый раз это показалось ей возможным. Но прежде необходимо честно предупредить его, чем он рискует.

— Росс, — шепнула она ему на ухо, — мне нужно кое-что сообщить вам о себе.

— Меня интересует абсолютно все: ваши любимые песни, книги, цвет. Я хочу знать, какие обои в вашей комнате как вы дышите во сне…

— Я говорю не об этом.

О, если бы все было так просто! Она хотела бы сказать ему все, кроме правды. Она попыталась представить, как это прозвучит: «Я видела, как один коп совершил два убийства, и он убьет меня, если разыщет».

Это испортит все настроение.

Он продолжал целовать ее поднятое к нему лицо, горло…

— А что, если мы еще немного поцелуемся, а потом вы мне все расскажете?

— Хорошо, только…

В комнате Джорджа раздался какой-то стук. Росс отскочил, будто его обожгли.

— Дед!

Они ворвались в его комнату. Прибор для связи валялся на полу — видимо, он потянулся за ним и столкнул.

— У него приступ, — подбежав к кровати, сказала Клэр.

Она проверила, как он дышит, и повернула его на бок.

Росс схватил телефон.

— Я звоню 911.

— Вам нельзя туда звонить.

— Что?!

Клэр понимала, что он может ее возненавидеть, но не имела права скрывать от него правду.

— Дело в том, что ваш дед оформил распоряжение не реанимировать его.

Глава 16

Росс позвонил в службу спасения. Плевать он хотел на какое-то распоряжение. Деду необходима медицинская помощь. Может, у нее и есть документ, где говорится о том, что он не подлежит реанимации, но это не значит, что его нельзя лечить.

Деда подготовили к перевозке в больницу. К нему вернулось сознание, и он что-то пробормотал, но кислородная маска заглушала его голос. Клэр поехала с ним в машине скорой помощи как его медсестра, Росс сопровождал их на машине.

В больнице Святого Бенедикта деда сразу поместили в отделение интенсивной терапии. Росс поставил машину на стоянке и побежал к деду. Клэр уже совещалась с врачом и двумя медсестрами. Вокруг кровати деда стояли разные аппараты, медицинский столик на колесиках, трубки, в отделении находилось много медсестер и пациентов.

— Это Росс Беллами, внук мистера Беллами, — представила его Клэр.

— У моего деда нет никакого распоряжения о том, что он не подлежит реанимации, — заявил Росс, не желая смотреть на Клэр. — У него страховая карточка на полный набор медицинских услуг, так что живее принимайтесь за дело.

Док Рэндольф, молодой ординатор с небольшой бородкой и взлохмаченными волосами, вышел вперед, держа в руках панку с историей болезни Джорджа, которую перевала ему Клэр.

— Хочу вам объяснить, что полный набор подразумевает применение всевозможных мер спасения и поддержания здоровья пациента. У вашего деда проблемы с дыханием. Необходимы экстренные меры. В этом случае полагается произвести сердечно-легочную реанимацию: интубацию и принудительную вентиляцию легких, а также дефибрилляцию, переливание крови и искусственное питание…

Он продолжал перечислять все эти ужасы. Росс напомнил себе, что все эти меры предназначены для спасения жизни. Он сталкивался с этим на войне. Процедуры были тяжелыми, но помогали пациенту выжить.

Послышался грохот и звон, и все обернулись к Джорджу. Каким-то образом ему удалось освободить руку от ремешка и опрокинуть столик с инструментами. Клэр бросилась к нему, отогнав медсестру, которая хотела надеть ему кислородную маску.

— Кажется, его дыхание стало более легким, — сказал доктор Рэндольф.

Дед покашлял и слабо повел рукой.

— Господи, Росс, — проговорил он, — неужели ты еще не понял, что я не хочу, чтобы меня реанимировали?

Хотя дед наотрез отказался ложиться в больницу, его продержали несколько часов под наблюдением врачей. Отделение неотложной помощи заливал яркий свет, слышался плач детей, стоны раненых в ДТП, бессвязный бред подобранных на улице пьяных, отрывистые распоряжения врачей. На Росса нахлынули мрачные воспоминания о войне, и только усилием воли он заставил себя сосредоточить внимание на состоянии деда. К счастью, его кровать была отделена от остальных короткой синей шторкой.

— Когда ты ушел воевать, — говорил ему дед, — у меня началась своя война, в клинике Майо. Думаешь, я не хотел побороть болезнь? Я отдал этой борьбе все свои силы. Мне в череп ввинтили стальную пластину, облучали гамма-лучами, провели мне полный курс химио…

— Ты мне не говорил, дед.

— Ты тоже не рассказывал мне, что тебе довелось увидеть на войне. Росс, опухоль продолжает расти, это невозможно остановить, понимаешь? Я больше не хочу проходить через все это и не стану. Даже ради тебя.

Через несколько минут Джордж забылся сном. Росс выбежал из-за шторки, чувствуя, что к горлу подступают рыдания.

Тяжелые переживания этих дней рвались наружу, как вода из-под талого весеннего льда. В течение двух последних лет он жил будто внутри кокона, который предохранял его от жестоких, порой невыносимых впечатлений. А сейчас этот кокон внезапно лопнул, и его захлестнула страшная горечь и отчаяние, мучительное сознание своего бессилия, он не мог спасти деда.