Дед, дед! Его трясло от рыданий.

Хотя он не издал ни звука, Клэр каким-то образом догадалась о его состоянии и нашла его в тихом уголке у бачка с охлажденной питьевой водой. Он плакал. Черт, когда это он заплакал?

— Я все думал, что еще успею подготовиться… — срывающимся голосом шептал он. — Я потерял отца и справился с этим. — Он провел рукавом по мокрому лицу. — И с этим я тоже справлюсь.

— Конечно справитесь. Только так вы и можете помочь своему деду.

— Черт, да я понимаю! Только у меня не очень получается.

— Все у вас получается.

— Ничего подобного. Но ничего, теперь он уже повидался с братом. И я уговорю его вернуться в город, к врачам…

— А вы подумали, хочет ли он этого? Ведь сейчас самое главное — его желания. Понятно, вы расстроены и напуганы, но прежде всего вы должны думать о Джордже.

Да, Росс действительно боялся остаться без деда. Но после ночного приступа он уже понимал, что принуждать его продолжать лечение означало подвергнуть его бесполезным мучениям.

— Да, — помолчав, сказал он, — я понимаю. Но я не знаю, что делать!

— Просто жить, не заглядывая в будущее. Самое хорошее, что вы можете для него сделать, это быть с ним рядом угадывать его желания. А свои горести и переживания можете изливать мне, я этого не боюсь. Но если ваш дед почувствует, насколько сильно вы переживаете за него, он тоже начнет нервничать и волноваться. Так что, когда находитесь рядом с ним, постарайтесь не думать о его болезни, просто забудьте о ней, выкиньте ее из головы.

Забыть. Выкинуть из головы. Да, да! Ведь все равно больше он ничего не может сделать. А так… А так его бесконечно родной и любимый дед сможет прожить отведенный ему судьбой срок спокойно и радостно, в окружении любящих людей.

Бесхитростный совет Клэр спас его от отчаяния, как сам он спасал от гибели раненых. Он сразу воспрянул духом, слезы высохли сами собой. Она права: лучший способ проявить свою любовь к деду — это выкинуть из головы то, что он смертельно болен.

Росс позвонил дяде Тревору и рассказал о ночном приступе Джорджа. Тот потребовал, чтобы он немедленно привез Джорджа в город.

— Думаю, будет лучше, если ты сам сюда приедешь, — твердо заявил Росс. — И скажешь остальным, чтобы они как можно скорее прибыли в Авалон.

Между ними завязался спор, так как все родные цеплялись за надежду, что Джорджу станет лучше. В результате Россу удалось убедить Тревора, и тот согласился приехать сам и обещал срочно вызвать своих братьев Герарда и Луиса.

Росс и Клэр вернулись к деду. Он еще спал, но они решили, что, как только он проснется, отвезут его назад, в лагерь.

— Он нас слышит? — спросил Росс.

— Возможно.

Она поправила на Джордже больничное одеяло. На высокой больничной кровати Джордж выглядел маленьким и беспомощным. Росс стал собирать немногочисленные вещи: домашние туфли, брошенный на стул старый кардиган с кожаными заплатками на локтях. Когда Росс взял его, из кармана выпала фотография. На черно-белом снимке с истрепанными краями были сняты мальчик и девочка, которые плыли по озеру, держась за руки, и смеялись, глядя в объектив.

На обороте было написано: «Джордж Беллами и Джейн Гордон. Лагерь „Киога“, 1945 г.».

Глава 17

Авалон,

округ Ольстер, штат Нью-Йорк,

лето 1955 г.


Чарльз пытался выхватить у Джорджа ключи от машины. Они всегда спорили, кому вести «де сото», но Джордж обычно уступал это право брату. Закрепив откинутый назад брезентовый верх, он бросил ключи Чарльзу. На стоянке лагеря «Киога» было пыльно и жарко, и поездка в город с открытым верхом обещала желанную прохладу.

— Мама просила купить пирог для пикника, — напомнил Джордж. — Ты веди машину, а я буду осматривать окрестности.

Мимо них прошли в сторону корта, небрежно помахивая ракетками, две девушки с волосами, стянутыми сзади в хвост, и в белых теннисных костюмах, и Джордж проводил их внимательным взглядом.

— Я не прочь поглазеть на местные достопримечательности.

Чарльз сел за руль и вывел машину со стоянки, выставив локоть левой руки в открытое окно.

— Хочешь, иди пофлиртуй, — с добродушной усмешкой, предложил он. — А я подожду, пока мне не встретится что-то стоящее.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ожидания, — заявил Джордж.

Он подставил лицо ветру, с удовольствием вдыхая свежий аромат скошенной травы, благоухание цветов, запах раскаленного асфальта с привкусом пыли. По радио передавали Burn that Candle в исполнении Билла Хейли и его группы. Они выехали за ворота лагеря.

— Наконец-то мы снова в лагере «Киога», — порадовался Чарльз. — Поверить не могу, что прошло целых десять лет!

Время пролетело быстро. На следующий год Джорджу предстояло окончить учебу в Йельском университете, и мать вдруг затосковала по прошлому. Она заявила, что им всей семьей нужно поехать на лето в лагерь «Киога». Это мог быть их последний шанс, так как на следующий год Джордж станет жить отдельно и они уже не смогут собраться вместе.

Джорджа не потребовалось долго уговаривать. Он часто вспоминал проведенные здесь каникулы. Правда, одно лето было очень неудачным — их беззаботную детскую жизнь прервало трагическое известие о гибели Стюарта, а потом он заболел полиомиелитом. Но в конце следующего лета он понял, что его выздоровление зависит только от него самого, и стал бороться с болезнью. В результате длительных и упорных тренировок ему удалось окончательно распроститься с инвалидным креслом, и он целиком настроился на успешную и благополучную жизнь.

Целых десять лет! Столько летних каникул украл у него полиомиелит — впрочем, не только у него, но и у всей его семьи. Выздоровление стоило ему огромных трудов. Когда он объявил о своем решении самостоятельно передвигаться, родители подняли всех на ноги в поисках самой хорошей больницы и современной программы восстановления. Его лечили теплыми источниками в Уорм-Спрингс в Джорджии, где бывал сам Рузвельт. По окончании войны в Европе его повезли в знаменитый институт Флерие, что находится в кантоне Нёвшатель в Швейцарии. Целые дни он посвящал упорным и мучительным упражнениям для восстановления двигательных мышц ног. Рузвельт говорил, что если через два года вам удалось пошевелить одним пальцем, то и на все остальное потребуется соответствующее количество времени. Джордж подтвердил это собственным опытом. Теперь он уже вполне уверенно ходил, хотя не мог ни танцевать, ни бегать, ни брать препятствия. Он выглядел обычным парнем, поскольку брюки скрывали ортопедический аппарат на слабой ноге. Медсестры и врачи уверяли, что на большее нельзя и надеяться. Каждое лето семейство Беллами посвящало реабилитации Джорджа. Он пропускал учебу в школе и в результате поступил в колледж всего на год раньше Чарльза. Он старался не обращать на это внимания, но окружающие постоянно сравнивали братьев. Джордж не мог понять, с какой стати. Ведь они были такими разными. Чарльз был спортсменом, веселым и задорным парнем, способным в любую минуту выкинуть какую-нибудь шалость. Он танцевал с девушками и никогда не боялся оказаться в глупом положении. Джордж был более серьезным и склонным к рефлексии. Он продолжал, по детской привычке, вести дневник и посвящал много времени занятиям литературой. Поскольку ему подолгу пришлось лечиться в кантоне Швейцарии, где говорили по-французски, он в совершенстве овладел этим языком и мечтал стать международным обозревателем, чьи материалы будут печатать известные серьезные газеты. Но этим летом семья Беллами вернулась в лагерь «Киога», чтобы снова окунуться в атмосферу искренности и простоты, доброжелательства и покоя, которыми здесь все дышало вокруг. Где, за какие деньги ты купишь эти нематериальные блага? Здесь, в этом омытом золотистым светом раю, текла бесхитростная и простая жизнь, похожая на сон, который запоминается надолго.

Джордж частенько вспоминал Джейн Гордон, кудрявую девочку с вечными ссадинами на коленях, которая ухитрялась каждую их вылазку превратить в настоящее приключение. Пока еще им не удалось встретиться. Интересно узнает ли он ее, ведь теперь она взрослая девушка.

Он важно поднес к лицу руку с наручными часами фирмы «Брайтлинг», подаренными дедом и бабушкой в честь окончания школы. Вручая ему подарок, дед сказал: «Ну сынок, постарайся стать гордостью семьи!»

Для членов семейства Беллами это означало учиться в привилегированной школе, вращаться в избранном обществе, жениться на достойной девушке и иметь дом в окружении порядочных соседей. Все это можно было сформулировать кратко: веди себя в соответствии со своим положением, и добьешься успеха.

Согласно семейной традиции Джордж и Чарльз уже были на верном пути. Мужественно покинув родное гнездо и скрывая тоску по дому, они окончили закрытую школу в Эндовере. Джордж выделялся своими успехами, ухитряясь сочетать упражнения для ног с прилежной учебой. Теперь братья учились в Йельском университете, где в свое время учились их дед и отец.

Однако ни Джордж, ни Чарльз еще не встретили ту самую, особенную и единственную девушку. Джордж находил девушек, которые приглашались к ним в школу на вечера, довольно скучными и неинтересными, их ограниченный кругозор вкупе с глупым кокетством даже раздражали его. И сейчас, когда в главном здании лагеря устраивались танцевальные вечера, мать твердила Джорджу:

— Ты тоже должен танцевать. Я вижу здесь нескольких девушек, которые с радостью откликнулись бы на твое приглашение.

Но он всегда отмахивался:

— Мама, ты же знаешь, я не любитель танцев, уступаю эту честь Чарльзу.

На самом деле Джордж не умел танцевать. Последний раз, когда он оказался на танцевальной площадке, это произошло именно здесь, в лагере «Киога». Джейн Гордон сидела у него на коленях, а Чарльз толкал его кресло, и они втроем кружились под музыку в исполнении оркестра Гая Ломбардо. Интересно, помнят ли они это так живо, как он сам. Восстановив способность ходить, он не пожелал учиться танцевать, хотя это считалось одним из непременных достоинств джентльмена. Пожалуй, он мог бы с грехом пополам исполнить один-два танца, но отказался. Потому что превыше всего Джорджа Беллами беспокоило, как он будет выглядеть в глазах окружающих. Он предпочитал вообще не танцевать, чем оказаться смешным и неловким. Мать не очень на этом настаивала. Она так настрадалась из-за болезни Джорджа и так радовалась его выздоровлению, что больше ничего от него не требовала. Зато уж Чарльз танцевал за двоих! Природная жизнерадостность и избыток энергии позволяли ему с блеском исполнять все стремительные и забавные танцы, от джиттербага до «Линди Хоп».

Оказалось, что в соседнем с ними коттедже поселилась семья Дэрроу с двумя дочерьми, Миллисент и Беатрис. И предполагалось, что Джордж и Чарльз будут за ними ухаживать. Джордж находил этих студенток колледжа Вассар, так сказать, младшей сестры Йельского университета, шикарными девицами. У них были красивые и несколько удлиненные лица, что в Новой Англии считалось признаком утонченной породы, и они свободно владели несколькими языками. С точки зрения родителей, эти девушки были бы прекрасными парами для их сыновей. Джордж еще не составил окончательного мнения, но пообещал привезти им вишневый пирог из кондитерской «Скай-Ривер».

— Силы небесные, ты только посмотри! — воскликнул Чарльз, в восторге глядя на витрину, где были выставлены пирожные с глазурью и пирожки с начинкой из разных фруктов, булочки, кексы и печенье.

Как всегда накануне уик-энда, внутри было тесно от покупателей, которые спешили запастись лакомствами для вечеринки или пикника. Недавно основанная супругами-иммигрантами кондитерская успела завоевать популярность благодаря разнообразию и высокому качеству изделий.

— Джимини Крикет! — воскликнул девичий голос. — Просто не знаю, что и выбрать!

Что-то в этом голосе — тембр или интонация — глубоко отозвалось в душе Джорджа. У него даже волосы на шее зашевелились. Осмотрев толпу, он увидел в окружении детей девушку в рубашке с кармашками и шортах — в форме вожатого лагеря «Киога», о чем говорила надпись на шейной косынке. Дети в такой же форме толпились вокруг нее, упрашивая купить им что-нибудь вкусненькое. Ее смех звучал в ушах Джорджа, как струна гитары. Лица девушки он не видел.

Легко нагнувшись к витрине, она стояла в луче света, который падал на нее из окна, как будто само солнце хотело ее выделить. Однако в остальном в ней не было ничего особенного. Она была среднего роста и сложения — впрочем, фигурка ее все же отличалась стройностью, — с темно-рыжими вьющимися волосами, стянутыми высоко на затылке. Короткие шорты позволяли видеть длинные стройные ноги.

Видимо, он слишком упорно на нее смотрел, и она, почувствовав его взгляд, выпрямилась и повернулась к нему лицом.