Николь больше не плакала. В горле у нее пересохло. Неподалеку мальчишка в обрезанных до коленей парусиновых штанах продавал с тележки мороженое, но у нее не было с собой денег.

Каждый раз, пытаясь осмыслить сложившуюся ситуацию, Николь приходила все к тому же печальному выводу: рейс закончился, они победили, и она сама одержала победу над собой, однако теперь это уже ничего не значит. Она потеряла гораздо больше — любовь самого дорогого ей человека.

Она поняла, что сегодняшнее бегство — еще одна ошибка. В отчаянии и растерянности она забыла о своем решении быть стойкой, доказать Джеймсу, что на нее можно положиться. Сейчас ей больше всего на свете хотелось вернуться к нему. Но как это сделать…

В этот момент Джеймс сам нашел ее.

Одет он был так же, как и днем. Вот только торжествующий взгляд сменился беспокойным, почти затравленным. В руке он держал бумажный кулек с ярко-зеленым мороженым.

— По-моему, тебе это сейчас не помешает. Надеюсь, ты такое любишь. Больше у мороженщика ничего не осталось.

Николь со смущенной и благодарной улыбкой взяла мороженое. Джеймс присел рядом на скамейку. Как ни странно, его близость сейчас не причиняла боли. По-видимому, все ее чувства истощились за сегодняшний день. Осталось лишь небольшое любопытство: почему он все-таки отправился искать ее? Она ела мороженое, с наслаждением глотая прохладную влагу.

Солнце скрылось за горизонтом, озарив небо прощальным заревом.

— Знаешь, — устало произнес Джеймс, — если бы я не чувствовал такое облегчение оттого, что нашел тебя, я бы, наверное, все кости тебе переломал.

От этого мне бы не стало намного хуже, чем сейчас, подумала Николь, но вслух произнесла совсем другое:

— Понятно.

— И это все, что ты можешь сказать?! — взорвался Джеймс. — Да ты знаешь, сколько времени я тебя искал? И чего мне это стоило. Когда я понял, что ты исчезла, я думал, с ума сойду.

— Господи, ну почему ты не оставишь меня в покое!

На самом деле она и мысли такой не могла допустить однако уязвленная гордость не позволяла ей признаться в этом.

Джеймс провел рукой по густым черным волосам.

— Николь, я ничего не могу понять. Ну объясни же, наконец, что произошло.

— Даже если я объясню, ты вряд ли поймешь. Ты слишком привык к тому, что женщины вешаются тебе на шею. И никак не можешь понять, почему я этого не делаю.

— Ты что, по-прежнему считаешь, что я все тот же неисправимый ловелас?!

— А ты собираешься это отрицать?

— Я отнюдь не собираюсь утверждать, что в моей жизни не было женщин. Были и, пожалуй, даже слишком много.

— Да-да. А теперь, конечно же, все изменилось. Появилась я, и все остальные потеряли для тебя всякую привлекательность. Так, что ли?

— Можешь не верить, но это действительно так. Я люблю тебя. Только тебя.

— А Шейла Причард?

Она ожидала чего угодно — растерянности, уклончивых объяснений, но только не такой реакции. Джеймс громко расхохотался. — Николь, только не говори, что ты сегодня целый день терзалась из-за этой… Неужели ты такого низкого мнения обо мне?

Оставалось только надеяться, что зарево заката скроет румянец, вспыхнувший на ее щеках.

— Но она повсюду следует за тобой. Что еще я могу думать?

Лицо его снова помрачнело.

— Моя дорогая, она следует повсюду сама по себе. Если хочешь знать, это проклятие всей моей жизни… то, что она может позволить себе повсюду следовать за мной.

— Так, значит, вы с ней не помолвлены?

— Что?! Конечно, нет! Это она тебе сказала? Ну, я ее придушу! Послушай меня, Николь. Когда-то у нас с Шейлой действительно была связь, но все кончилось еще задолго до того, как я встретил тебя. Только она никак не хочет с этим смириться. К тому же она еще и невротичка. Но сегодня, надеюсь, она, наконец, поняла.

— Что ты имеешь в виду?

Он зловеще усмехнулся.

— Когда я понял, что ты исчезла, я пришел в дикую ярость. И обвинил во всем Шейлу. Как сейчас выяснилось, я не ошибся. Мы обменялись любезностями, а потом я столкнул ее в воду.

— Джеймс! Не может быть!

— А какие последовали аплодисменты, ты бы только слышала! Команде она тоже давно надоела, еще больше, чем мне. Так что имей в виду — так я поступаю с женщинами, которые мне перечат.

Николь против воли рассмеялась. Однако она еще не все выяснила.

— Ну, а мисс Фолкнер?

— Джекки? А что такое?

— Помнишь тот вечер, у тебя дома? Она якобы принесла деловые бумаги. Но ведь было уже поздно… и потом, она была так одета…

— Ах, значит, ты подсматривала? Подслушивала? Так вот не суй нос в чужие дела, моя дорогая. В тот вечер она действительно принесла мне очень важные контракты, которые прибыли из Калифорнии. Я специально ее об этом просил. И мне пришлось потом перед ней заглаживать…

— О, я уверена, ты прекрасно все загладил.

— Ах ты, маленькая… Так вот послушай. Она была тогда в вечернем платье, потому что в тот вечер они с мужем отмечали годовщину свадьбы.

— С мужем?!

— Ну да, она замужем за начальником нашего торгового отдела.

— Но… она же не носит обручальное кольцо…

— Действительно, не носит. Не знаю, почему, и никогда об этом не задумывался. Может быть, это теперь не в моде. Она очень следит за модой.

Николь снова рассмеялась слабым, едва слышным смехом. Господи, какое счастье! И какой же она была дурой все это время! Настолько не доверять человеку… А может быть, это себе она не доверяла? Ведь она могла бы давно все выяснить, если бы только решилась открыться ему.

— О, Джеймс! Я люблю тебя! — прошептала она.

Он нашел ее губы, и они утонули в бурных волнах страсти, поглощенные чисто физическим ощущением блаженства.

Когда страсть немного улеглась, уже совсем стемнело. Лишь на западе еще виднелась едва заметная голубая полоска. На другом краю неба поднималась яркая луна.

Джеймс медленно вел ее по пляжу. Фосфоресцирующие зеленые волны омывали их босые ступни. Николь шла, крепко прижавшись к нему, обхватив руками его мускулистый торс, положив голову ему на плечо. Джеймс не выпускал ее из объятий, время от времени наклонялся и целовал ее губы.

— Джеймс… — прошептала Николь. — Там, наверное, уже беспокоятся. Не знают, куда мы исчезли.

— Мммм… Думаю, они догадываются.

Он снова наклонился к ней, стал покрывать поцелуями нежную, чувствительную кожу шеи. Она застонала от наслаждения. Полностью отдалась его требовательной страсти.

— Ты не возражаешь, если мы проведем медовый месяц здесь? — спросил он много позже. — Конечно, в Мэнниэссете есть, по крайней мере, два человека, которые наверняка будут против, но я не могу больше ждать.

— Медовый месяц?!

— Ах ты глупышка! А ты что же думала? Что я просто-напросто включу тебя в длинный список своих побед? Так, что ли? Ну нет, ты для меня слишком большая ценность. И потом без тебя я бы ни за что не выиграл эти гонки.

— Кто угодно мог бы сделать то же самое.

— Верно. Но вот это я вез на счастье совсем не для кого угодно.

Он вынул руку из кармана и надел ей на палец кольцо. Маленький бриллиант ярко сверкнул в лунном свете.

Николь задохнулась.

— О!.. Я… я…

— Не пытайся найти слова, моя любимая. Просто пообещай, что никогда его не снимешь. Скажи, что выйдешь за меня замуж.

— Да, — выдохнула Николь. Это было последнее членораздельное слово, которое она произнесла за ближайший час.