Дж. М. Севилья - Летние ночи

Жанр: Современный любовный роман

Рейтинг: 18+

Серия: Вне серии

Главы: Пролог+24 главы+Эпилог

Переводчики: Екатерина Б.

Редактор: Екатерина Л.

Вычитка и оформление: Натали И.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!

Специально для группы: K.N ★ Переводы книг

(https://vk.com/kn_books)

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

— Кто хочет мороженого? — весело спрашивает мой отец, заходя на кухню, где мы с сестрой заканчиваем приготовления к ужину.

Моя намыленная рука взлетает вверх еще до того, как отец успевает закончить фразу.

— Я!

Что угодно, лишь бы выбраться из этого дома, даже если это всего на тридцать минут или около того.

Сейчас вечер пятницы, и у меня нет возможности покинуть дом до вторника, когда я повезу продукты миссис Фрайзер, а это занимает не более двух часов. Два часа в неделю вне дома.

Мне тринадцать, и я задыхаюсь в четырех стенах.

Отец улыбается еще шире, в уголках глаз собираются морщинки.

— Заканчивайте, и мы отправимся.

— Стоит ли Ханне так поздно употреблять сахар? — протестует моя сестра Лорен. — Это для нее время отбоя.

Сестра на пять лет старше меня, хотя ведет себя так, будто старше на десятилетия.

Я подавляю свой хмурый вид, пока яростно чищу кастрюлю, сдерживаясь, чтоб не огрызнуться ей и не получить ремнем от отца.

Почему она всегда вмешивается? Она не моя мама, поэтому я никогда не понимала, зачем она всегда старается вести себя так, как сейчас. Моя старшая сестра Челси говорит в такой манере потому, что была рождена с необходимостью командовать кем-то, находящимся рядом, а я и есть этот кто-то. От этого я чувствую себя великолепно? Неа. По крайней мере, через пару месяцев она выйдет замуж, и я избавлюсь от нее.

— Пффф! — не соглашается папа. — Ей тринадцать, давайте выберемся отсюда в этот пятничный вечер!

Лорен не слишком счастлива, что проиграла, но держит свой рот закрытым по тем же причинам, что и я.

Прямо сейчас я очень хочу показать язык ей в спину. Если бы папы не было в комнате, наверное, я бы так и сделала.

Мы загружаемся в машину. Мама садится на переднее сиденье, а Лорен посередине. Место рядом с ней, которое принадлежало Челси, пустует. Я следую за ней и сажусь на заднее сидение. Хотя я и не против, мне нравится, когда рядом со мной никто не сидит.

Мне всегда казалось странным, что мы рассаживаемся в машине по очередности рождения, но, опять же, ко многому, что происходит в моей семье, у меня есть вопросы. Конечно, я их не задаю. Я очень рано выучила урок не задавать вопросы вслух, но непонимание заставляет меня чувствовать себя посторонней в своей семье. На самом деле, я чувствую себя так везде.

Пока мы едем, я наслаждаюсь пейзажем за окном, впитывая внешний мир, пока могу.

Когда мы прибываем на место, мне становится легче от того, что кроме нас здесь больше никого нет. Я ненавижу, когда люди глазеют на нас. Мы отличаемся от них, и они это знают и осуждают нас за это.

У всех женщин в моей семье волосы заплетены в длинные косы, спускающиеся по спине. Одежда, которую мы носим, это либо платье, либо блузка с юбкой, препятствующие выставлению напоказ «слишком много» кожи, даже в самый разгар лета. Мама полагает, что большинство девушек не из нашей семьи или церкви «одеты слишком открыто, где их скромность?». Это одна из причин, почему мы на домашнем обучении: они не хотят, чтобы мир оказывал влияние на их детей и нарушал нашу консервативную христианскую веру.

Папа делает для нас заказ. Мне кажется это нечестным, по большей части потому, что мне всегда хотелось попробовать радужный шербет. Я даже не уверена, что мне бы он понравился, просто он всегда привлекает мой взгляд. Меня всегда притягивают цвета.

Мне достается мятное с шоколадной крошкой. Снова. Большой сюрприз. Это то, что нравится моему отцу, и это то, что достается и нам. Даже моей маме.

Мы сдвигаем два маленьких стола, чтобы всем поместиться вместе. Я прислоняюсь спиной к стене, медленно облизывая свой рожок, в надежде продлить время нахождения здесь.

Мы молчим. Мы должны вести себя так на людях; отец не одобряет шум. Мы должны быть почтительными и не создавать беспорядка.

Я слышу, как они заходят, прежде, чем вижу их. Громкие шаги, хотя смех еще громче.

Компания подростков за окном попадает в поле моего зрения. Один из них открывает дверь, и громкость их голосов контрастирует с тишиной в помещении. Это потрясает мои чувства.

Папа хмурится в неодобрении. Мама накрывает его руку своей и потирает ее большим пальцем, пытаясь успокоить его волнение.

Первой я вижу девушку, единственную в компании. Она смеется, пока один из парней, который вдвое больше нее, обхватывает ее за шею и ерошит ей волосы. Еще громче смеясь, она отталкивает его от себя.

Я не совсем уверена, но мне кажется, что она ближе к моему возрасту, но в то же время ох как далеко. У нее длинные волосы, прямо как у меня, но если мои скучного песочного цвета, то ее блестящие, каштановые с золотым отливом, свободно ниспадающие с плеч. Ей приходится постоянно убирать их ото рта. Мои глаза скучного орехового цвета, тогда как ее прекрасные бледно-голубые. На ней короткие шорты и рубашка, завязанная спереди, немного открывающая ее живот.

Я краснею и бросаю взгляд на отца. Он слишком занят тем, что сердито косится на них, чтобы заметить, как я пялюсь, так что я возвращаюсь к разглядыванию компании и облизыванию своего рожка.

Мой интерес возрастает, когда я замечаю двух идентичных близнецов. Я никогда раньше не видела близнецов — по крайней мере, идентичных. У них светлые блондинистые волосы, и они одеты в одинаковую одежду: грязную и помятую, но одинаковую. Также у них есть ямочки на щеках, и мне нравятся эти ямочки. Благодаря им парни кажутся более дружелюбными. И милыми. Очень милыми.

Я снова краснею и смотрю на отца, переживая о том, что он может прочитать мои не такие уж чистые мысли. Я чиста. Я сдерживаю вздох облегчения, затем проверяю, не заметила ли Лорен. Я не хочу, чтобы она выдала меня.

В ее глазах потрясение, и я прослеживаю за ее взглядом. Четверо других парней дурачатся, подпрыгивая от волнения, пока выбирают, с каким вкусом взять мороженое, толкают друг друга, одновременно переговариваясь. Среди этого сумасшествия мой взгляд находит единственную цель Лорен. Он стоит, облокотившись предплечьем на прилавок, вглядываясь вниз на витрину с мороженым. У него мускулистые руки, а приподнявшаяся из-за его позы рубашка показывает его пресс. Я никогда прежде не видела никого с мускулами или кубиками пресса, по крайней мере, не с такими.

Я замираю, рука с рожком застывает в воздухе.

Своей внешностью он затмевает остальных парней. Его темные волосы контрастируют со светлыми глазами. У него суровое выражение лица, не такое радостное, как у остальных, и это только еще больше интригует меня.

Он оглядывается через плечо. Наши взгляды встречаются, и в моем желудке все переворачивается. Со мной никогда прежде такого не случалось. Когда он продолжает смотреть, мое тело дрожит с головы до кончиков пальцев. Один из парней встает перед ним, тот, который почти также красив. Почти.

Он отпихивает его.

— Поосторожней, Мэддокс.

Парень по имени Мэддокс смеется, превращаясь в самого красивого улыбающегося парня, которого я когда-либо видела. Именно в этот момент мое сердце останавливается. Клянусь, так и есть, и это практически парализует меня.

Отец встает, хмурясь.

— Пойдемте.

Я говорю, не подумав, приподняв свой рожок, который начинает капать на мою руку:

— Я не закончила.

— Очень жаль, — провозглашает он, направляясь в сторону двери.

Я опускаюсь на сиденье, в последний раз облизываю рожок и поднимаюсь, чтобы выбросить оставшееся в мусор.

Громкий смех заставляет меня повернуть голову еще один, самый последний раз, прежде чем направиться к машине. Девушка снова смеется, хватаясь за живот, пока ест свой рожок (радужный шербет, я не могу этого не заметить), мороженое размазано по всему ее лицу.

Я не могу припомнить ни одного раза, когда бы я так сильно смеялась, и мне хочется знать, каким человеком надо быть, чтобы его оправдывала такая реакция. Я завидую этой девушке, находящейся в самой гуще всех этих парней, в которых больше жизни, чем во всей моей церкви во время репетиции хора.

Парень, о котором (я это знаю) буду мечтать неделями, снова оглядывается. Я удерживаю его взгляд, пока отец не кричит мне, чтобы я подошла.

Этой ночью я не смыкаю глаз, думая о парне и его друзьях, и о той девушке, которая не делала ничего, кроме как беззаботно смеялась и улыбалась.

***

Во вторник я все еще думаю о них и отчаянно хочу еще раз взглянуть на этих ребят.

Пока я пристраиваю на багажнике велосипеда еду на неделю для миссис Фрайзер, я принимаю твердое решение. Я поеду на велосипеде вокруг того магазина с мороженым, в надежде наткнуться на них. Это совсем мне не по пути, и, вероятно, у меня будут проблемы, и вероятно, за это я получу ремня, но мне все равно. В неповиновении своим родителям я вижу нечто ценное, это того стоит. Позже мне следует посмотреть новости, вдруг свиньи внезапно научились летать.

Дорога до дома миссис Фрайзер не особо длинная, но из-за летней жары кажется бесконечной. Я вежливо отказываюсь от предложения мамы отвезти меня, я отчаянно нуждаюсь в свободе.

Пот стекает по моей спине и капает с лица. Я постоянно смахиваю его, чтобы он не попал мне в глаза и не размывал мое зрение.

Я езжу к миссис Фрайзер в течение двух лет. Ее муж умер, а единственный ребенок сейчас живет в Каролине. Дочь оставила ее в конце восьмидесятых, и она уже не в состоянии заботиться о себе сама, но не может заставить себя покинуть свой дом, с которым связаны самые лучшие моменты ее жизни. Так что мы с мамой (а иногда и мои сестры) доставляем ей еду, которую она может заморозить и легко разогреть в микроволновке.

Некоторое время мне приходится стучать, чтобы привлечь ее внимание, а потом еще ждать, пока ее старое тело доберется до двери.

Сегодня градусов сорок жары, если не больше, и от этого пекла мне хочется просто отключиться.

— Прекрасная Ханна, — приветствует меня миссис Фрайзер, слегка выпрямив свою сгорбленную осанку. — Уже четверг?

— Вторник, — напоминаю я ей.

Она отходит в сторону, что-то обдумывая.

— Разве ты обычно приходишь не по четвергам?

— Боюсь, что нет, миссис Фрайзер.

— Ох, ну, — она качает своей головой, — эти почки работают не так, как должны, — она жестом приглашает меня в дом. — Входи, дорогая.

В ее доме прохладно, и я вздыхаю от удовольствия. И, несмотря на то, что мне нравится, когда попрохладнее, я знаю, что она не может позволить себе простудиться, и хотя мне очень жарко, я не могу позволить себе быть придирчивой.

Я лихорадочно снимаю еду с багажника и быстро набиваю ее в морозилку.

Моя прирожденная вежливость не позволяет мне уйти, не уточнив:

— Могу я сделать для вас что-то прежде, чем уйду?

— Позволь мне угостить тебя закуской, — она медленно поднимается со своего дивана и ковыляет в сторону кухни, неторопливо и с ленцой.

Обычно из вежливости и желая продлить свое нахождение вне дома, я принимаю предложение миссис Фрайзер, которое состоит из молока и черствого простого печенья. Сегодня я делаю самый смелый поступок за все свои тринадцать лет жизни — я отклоняю предложения той, кто старше меня.

— Извините, миссис Фрайзер, но мне нужно вернуться домой.

Я только что соврала. Я никогда не вру. Я жду, что вина накроет меня с головой, но этого не происходит. Я жду, что почувствую вину за то, что не испытываю вины за содеянное, но и этого не происходит.