Дж. М. Севилья - Летние ночи

Я так этим поглощена, что не слышу, когда возвращается Дэн, пока он не открывает холодильник, чтобы достать пиво. Он выпивает его за один долгий глоток, все это время он не отводит взгляда от меня. Как бы я ни хотела, я не могу отвести взгляд, и кубик льда тает на моей груди, там, где остановилась моя рука.

Я жду. Чего, я не уверена. Того, что он начнет действовать? Нет. Я не настолько глупа, чтобы надеяться на это.

Он ставит на столешницу пустую бутылку и, взяв еще одну, спокойно возвращается к своему месту на диване и включает игру. Я выпускаю сдерживаемый вздох и возвращаюсь на свое место, где мы оба сохраняем молчание, и я наблюдаю, как он продолжает играть, будто ничего не произошло; будто я не представляю в своей голове миллион картин нас вдвоем.

— Ханна, мы хотим обсудить с тобой кое-что важное, — говорит отец, кладет свою вилку и вытирает губы салфеткой.

Я откусываю еще один кусочек запеканки и киваю ему, показывая, что вся во внимании.

Мама ерзает на своем стуле и смотрит по сторонам. Она пытается продолжать улыбаться, ее тело практически танцует на стуле. Она наклоняется и кладет руки поверх рук отца, сжимая их. Он поднимает на нее любящий взгляд и подмигивает. Мой отец никогда не подмигивает.

Первая мысль, которая приходит мне в голову: «Ох, черт, она снова беременна?». Я даже не думала, что в ее возрасте это все еще возможно, не говоря уже о том факте, что ее поезд давным-давно перестал ходить в том направлении.

— Мы с твоей мамой решили, — широкая улыбка расползается на лице моего отца, и он в ответ сжимает мамину руку. Следует пауза, и я, с тревогой ожидая услышать, что он скажет, откусываю еще кусочек запеканки.

Он снова оглядывается на маму, прежде чем сфокусировать свой взгляд на мне:

— Мы решили, что пришло время найти подходящего мужчину, который будет ухаживать за тобой.

Мне нелегко проглотить ту еду, которая в итоге опадает в животе, как кирпич. Я тянусь к своему стакану с молоком, и глоток, который я делаю, застревает в моем горле.

— Разве это не волнующе? — мама хлопает в ладоши, подпрыгивая на своем стуле, как будто она моя сестра.

Я не могу говорить. Я знала, что после того, как в январе мне исполнилось восемнадцать, а в июне я окончила школу, этот день наступит, но все это до сих пор не подготовило меня к тому шоку, который я испытываю. Все мое тело кричит мне бежать, бежать и никогда не оглядываться назад.

Мама тянется ко мне и обнимает. Я украдкой смотрю на отца, который излучает удовлетворение в свете последних событий, что раздробили мою душу.

Это не может произойти. Пока еще нет. У меня едва ли была возможность получить жизненный опыт.

Я крепче сжимаю маму в поисках успокоения, но она расценивает это по-своему.

— Я так за тебя рада! Время, когда твой отец ухаживал за мной, было самым счастливым в моей жизни.

Что со мной не так? Почему я не могу радоваться этому? Мои сестры были в восторге, когда узнавали об этом, и неделями одержимо говорили только об одном: какой парень из нашей церкви может стать выбором отца, кого, они надеялись, он выберет, а кого нет, что они наденут в ближайшее воскресенье в церковь.

Но я не могу этого сделать. Ничто внутри меня не ощущается как радость, только как обреченность.

Когда мама отпускает меня, родители таращатся на меня, ожидая, что я что-нибудь скажу.

Непреодолимый шок и печаль заставляют меня сказать, не подумав:

— Можно, я схожу к Сэм?

Я слишком измотана, чтобы использовать полное имя Сэм, но мне отчаянно нужно быть в единственном месте, где я могу быть самой собой, где я не буду задыхаться.

В голосе моего отца звучит раздражение, которое выражает его недовольство:

— Это все, что ты можешь сказать?

— Извините, — я сразу поправляюсь, выдавливая улыбку, которая показывает мою радость, а не мучения. — Я просто слишком взволнована и хочу поделиться этой новостью с ней. Возможно, я вдохновлю ее начать задумываться о поисках мужа, что поможет ей лучше служить Богу, — не могу поверить, что это только что вылетело из моего рта, но судя по тому, как меняется выражение лица отца, могу сказать, он это одобряет.

— Ох, Марв, отпусти ее, — мама сияет. — В день, когда я узнала об этом, я так нервничала и волновалась, что еле могла сдержать себя. Позволь ей разделить это с кем-то ее возраста. Позволь им их девчачьи разговоры. Ее сестер здесь нет, чтобы она разделила это с ними так, как и они с ней в свое время.

Он вздыхает:

— Ох, ну ладно.

Я не могу еще быстрее подняться со своего стула, сиденье практически падает, когда я встаю.

— Спасибо! — кричу я через плечо, не заботясь о том, как мой внезапный скачок может его расстроить. Все, что меня заботит, это поскорее выбраться из этого дома.

— Один час! — кричит он в ответ.

— Да, сэр, — отвечаю я, прежде чем выйти. Я вывожу свой велосипед и запрыгиваю на него.

Пока еду, что-то внутри меня начинает прорастать, что-то, что я никогда прежде не испытывала — ярость.

С чего мои родители взяли, что могут принимать такое решение? Я должна быть единственной, кто может принимать эти решения.

Я быстрее кручу педали, мое тело практически лежит на руле, пока я выплескиваю свой гнев на велосипеде.

Мне восемнадцать лет. Почему все это вдруг должно подготовить меня к замужеству? Я далека от того, чтобы быть готовой к такому роду ответственности. Ради всего святого, я даже не могу решить, какой мой любимый цвет!

От ярости у меня поднимается температура, и в купе с волнением и летней жарой это опасная комбинация. Я перекидываю ногу через велосипед, балансируя на одной педали, когда приближаюсь к двери, и спрыгиваю, только когда чуть не врезаюсь в нее, позволяя велосипеду упасть со звоном и стуком.

Я толкаю дверь, и она распахивается. Мне кажется, сопровождающий меня порыв ветра должен вихрем поднять мои волосы в воздух, но на самом деле от пота они только повсюду прилипают к моему телу. Я пинаю дверь, закрывая ее за спиной, в то же самое время срываю свою рубашку, открывая белую майку, которая всегда прячется под ней. Я бросаю блузку на сиденье, наклоняю голову и собираю свои волосы в высокий хвост. Я всерьез рассматриваю вариант сбрить их совсем; ни у кого не должно быть так много волос в такую жару. Я знаю, что не сделаю этого, но на какой-то момент мой искуситель делает это по-настоящему заманчивой идеей.

На мне надета свободная юбка, поэтому, когда падаю на диван, позволяю ей задраться так, что мои ноги оголяются и остаются прикрытыми только наполовину. И знаете, что? Мне все равно. Мое дыхание затруднено; отчасти из-за бешеной езды, но в большей степени из-за эмоций, грохочущих внутри меня.

На экране передо мной ничего не происходит, поэтому я оглядываюсь и вижу пялящегося на меня Дэнни такими же большими глазами, какие частенько бывают у его сестры.

— Мне жарко, — я чувствую, что должна объясниться.

Он кивает, хватает свой стакан с водой, с которого еще стекает вниз конденсат, и передает его мне. Я опустошаю его за четыре глотка.

— Еще? — спрашивает он, в его тоне слышится смех.

— Да, — вздыхаю я.

Он встает, наполняет стакан кубиками льда, затем добавляет холодную воду с холодильника. Лед уже тает, когда он отдает мне стакан назад, так здесь жарко.

Я выпиваю его так же в рекордный срок.

— Ты в порядке? — посмеивается он.

Я падаю обратно на диванную подушку.

— Нет, — говорю я в пустой стакан. Слезы стекают с уголков моих глаз, и я стираю их.

На долгий момент вокруг повисает тишина, прежде чем я слышу скрип, а вместе с ним и проседание дивана, когда тело Дэнни передвигается на ближнее место рядом со мной.

— Что случилось? — он рукой тянется к моим волосам, спадающим на мое лицо, и откидывает их в сторону. Это охлаждает меня, и я закрываю глаза и вздыхаю от удовольствия.

— Скажи мне, — призывает меня Дэнни, пока берет кусочек льда и ведет им по задней части моей шеи.

Я выдыхаю и говорю так быстро, как могу:

— Мои родители готовы найти мне кого-нибудь, кто будет за мной ухаживать. Если все будет так, как и у всех в моей семье, то через несколько месяцев я буду помолвлена, а спустя девять месяцев буду с младенцем на руках, — мое дыхание затрудняется, пока я сдерживаю в себе искушение кричать от разочарования, слезы жгут мне глаза.

Дэнни потирает мою спину.

— Все в порядке, просто дыши.

— Я не могу, — выдыхаю я. — Я не хочу этого.

Поднимаю на него взгляд с мольбой в глазах.

— Я не хочу этого, — шепчу я.

— Я знаю, — отвечает он мне мягким голосом, все еще потирая мою спину.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю тебя.

Он знает. Несмотря на то, кем является, он всегда заставляет меня чувствовать себя своей, всегда заботится обо мне. Вот почему я влюбилась в него по уши в два счета за пять секунд.

Я не могу позволить себе думать о том, как бы развивалась моя история, при этом не имея возможности ее прожить. Я продолжаю, чувствуя себя рядом с ним более открытой, чем когда-либо прежде с кем-то еще:

— Это не может так закончиться. Это не может быть тем, что мне уготовано.

— Чего ты хочешь? — подталкивает он, его рука до сих пор на моей спине.

Я выпаливаю единственное, что приходит мне на ум:

— Тебя.

От моих слов он отшатывается назад, и я продолжаю, пытаясь объяснить:

— Я не хочу, чтобы мой первый и последний поцелуй был с парнем, которого я едва знаю. Мне нужно больше, чем это, — я поворачиваюсь к Дэнни всем телом. — Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня, Дэн. Пожалуйста. Когда я выйду замуж, мне нужно знать, что у меня было больше опыта, чем один мужчина, которого мне подпихнули родители.

К этому моменту наши тела находятся очень близко друг к другу.

Дэн поднимает руку, ладонью обхватывая мое лицо, и большим пальцем поглаживает мою щеку. Он так пристально смотрит мне в глаза, что мое тело принимает это за приглашение и тянется к нему, мои губы раскрываются.

— Ты уже не сможешь вернуть все назад, — говорит он.

— Я этого и не захочу, — обещаю я.

Ничто и никогда не ощущалось таким правильным.

— Я не смогу остановиться, — предостерегает он, сейчас его губы в сантиметре от моих.

Мне вообще все равно, что он этим хочет сказать. Все что я могу, это придвинуться к нему еще ближе. Наши губы на пороге чего-то, что я никогда не смогу забыть; чего-то, что, я знаю, я буду повторять в своей голове до последнего дня своей жизни.

Я жду этого с нетерпением.

Только наши губы готовы встретиться, со стуком открывается дверь. Дэнни так быстро отпрыгивает в сторону, что можно подумать, будто он коснулся огня.

Это всего лишь Тэг. Он смотрит поочередно на нас, затем его взгляд натыкается на место на моем теле, которое прикрыто только трусиками, где сбита моя юбка, затем переводит взгляд на мое лицо, румяное и красное. Он поворачивает голову к Дэнни, который тяжело дышит; его зрачки расширены. Тэг приподнимает бровь.

Я бросаю на него предупреждающий взгляд. Он мой должник, и не единожды.

Тэг прочищает горло, отводя взгляд:

— Сэм идет прямо за мной, — он проходит к холодильнику, достает пиво и выпивает его за три долгих глотка.

Как по заказу, Сэм хлопает дверью, закрывая ее за собой. Я опускаю свою юбку вниз, прикрывая ноги. Мой момент упущен. Хорошая-девочка-Ханна возвращается. В один скоротечный момент я попросила то, чего хотела, и почти получила это, но сейчас все прошло. Думаю, мне этого хватит, чтобы перенести все это. Мне больно от того, что это все, что у меня есть.

Сэм застывает на месте, заметив меня.

— Что ты здесь делаешь?

Только увидев свою лучшую подругу, я начинаю плакать.

— Ох, черт, — выдыхает она, хватает меня за руку и тащит в свою комнату.

Как только мы оказываемся на кровати, она сжимает меня в объятьях, пока я плачу в ее руках.

— Это произошло, да? — шепчет она, поглаживая мою спину.

Я киваю. Она так хорошо меня знает. Я не часто плачу. Последний раз, когда я так плакала, случился, когда мне исполнилось восемнадцать, и Лорен выдала несколько двусмысленных комментариев о том, что не успею я оглянуться, как уже буду замужем.

Сэм плачет вместе со мной, мы обе знаем, что это означает: конец моей жизни и конец нашей дружбы. Какой муж позволит мне бывать здесь и дальше?

Она вздыхает мне в волосы.

— Мы проведем вместе столько времени, сколько нам осталось, хорошо?

Я киваю в ее плечо.