Кэтрин Харт - Летняя гроза

Дождь низвергался потоками, подгоняемыми яростным ветром. Молнии разрывали потемневшее летнее небо подобно ослепительно белым мечам возмездия, а гроза сотрясала землю, заставляя ее содрогаться, будто от топота копыт тысяч бизонов. Над изрытой дождем землей клубились черные тучи, отчего летним днем стало темно, как ночью.

Перед лицом бушевавшей грозы все живые существа искали укрытия. Так же поступили и шайенны. Скрывшись в своих вигвамах, они пережидали бурное ненастье. Дождь и ветер рвали бизоньи шкуры, которые укрывали жилища индейцев. Свирепый ветер словно стремился вырвать из земли крюки, которыми удерживались нижние края шкур, и со свистом врывался в занавешенные шкурами входы в вигвамы, принося с собой снопы дождевых брызг и заставляя метаться во все стороны дым очагов.

В центре деревни располагался вигвам вождя. Его звали Крадущийся Как Пума. На вигваме была прикреплена хорошо заметная черная лапа с когтями. Как и другие жилища, вигвам вождя был плотно закрыт от яростной грозы. Но внутри именно этого сооружения разыгрывалась еще одна, правда, совсем иная драма Природы.

Внезапно яркая молния разорвала небо, сразу же следом за ней грянул оглушительный удар грома, от которого, казалось, все вокруг зашаталось. И тогда, всего лишь на миг, ветер будто затаил дыхание, и перед следующей вспышкой молнии и раскатом грома послышался новый звук. Вплетаясь в барабанную дробь дождя, раздался слабый, быстро заглушённый плач новорожденного ребенка. Гроза возобновила свой грохот, на свой лад приветствуя нового обитателя этой земли.

А внутри вигвама на циновке лежала Таня Мартин Сэвидж, которую шайенны звали Маленькая Дикая Кошка. Женщина смотрела на свою только что родившуюся дочь, и усталая улыбка играла у нее на губах. Лоб родильницы был покрыт испариной, светлые, золотистого оттенка волосы потемнели от пота. Но необыкновенные темно-желтые глаза сияли гордостью и любовью, пока Таня рассматривала крохотное красивое тельце, выкручивающееся в ее руках.

— Она красавица, — пробормотала женщина, и на глазах у нее выступили слезы.

— Как же может быть иначе, если ее мать — ты?

При этих словах Таня перевела взгляд на своего мужа. В его темных глазах она прочла те же любовь и одобрение, которые услышала в его голосе.

— Пума, мне бы надо извиниться, что я подарила тебе девочку, но я не могу. Я солгала бы, если б сказала, что не рада появлению на этот раз дочери.

В полумраке вигвама белозубая улыбка осветила бронзовое лицо Пумы.

— Ты вполне заслужила дочь, родив мне двух крепких красивых сыновей, Дикая Кошка. Я тоже рад.

Улыбнувшись в ответ, Таня спросила:

— А тебе не жаль, что не будет праздника, который полагался бы при рождении сына?

Каждый раз, когда у вождя шайеннов рождался сын, устраивались торжества, продолжавшиеся обычно несколько дней.

— Моя гордость не пострадает, Жена Моего Сердца, — уверил ее Пума.

Длинными темными пальцами он погладил покрытую нежными, как пух, волосиками головку девочки, покоившуюся на груди ее матери.

— Как ты ее назовешь?

На лице Тани отразилось удивление, когда она осознала, что на этот раз выбор имени целиком зависит от нее. При рождении мальчика один из мужчин, обычно это был дядя или дед, получал такое право. Когда же рождалась девочка, выбор оставался за матерью. Не успела Таня ответить, как новая молния и новый раскат грома потрясли все вокруг. Таня улыбнулась спящей малютке.

— Ее будут звать Летняя Гроза.

Таня сидела на свободном участке земли между ее вигвамом и вигвамом Зимнего Медведя, двоюродного брата Пумы и помощника вождя. Рядом с Таней сидела Пугливая Олениха — жена Зимнего Медведя и лучшая Танина подруга. В преддверии зимы обе они трудились над изготовлением драгоценной одежды из шкур бизона. Вычищая и размягчая шкуры, женщины оживленно болтали.

Стороннему наблюдателю сразу же бросалась в глаза разница между ними, хотя было и сходство. Это были еще совсем молодые женщины, им сравнялось лишь по двадцать три года. Их длинные волосы, ниспадавшие густыми прядями, удерживались надо лбом цветными головными повязками. И каждая из женщин была по-своему красива. Танина кожа, там, где ее не прикрывало платье из оленьих шкур, загорела на солнце и вряд ли была светлее кожи Пугливой Оленихи. Но подсмуглившее кожу Тани солнце высветило ее волосы, и теперь своим цветом они напоминали спелую рожь, контрастируя с черными, как ночь, прядями Пугливой Оленихи.

Если бы сторонний наблюдатель увидел только руки подруг, одинаково огрубевшие и работающие над шкурами с одинаковой сноровкой, он бы и не догадался, что одна из этих женщин не по рождению принадлежала к племени шайеннов. На запястьях Таня носила украшенные резьбой медные браслеты, такие же как у Крадущегося Как Пума, означавшие, что он владеет ею по праву мужа. Достойный свадебный подарок дочери вождя от воина-шайенна. И только когда Таня потянулась над шкурой и юбка у нее поднялась слишком высоко, стало видно клеймо, свидетельствовавшее, что поначалу эта женщина была рабыней своего мужа.

И если глаза одной из подруг были цвета отполированного оникса, то у другой мерцали, как топазы, а еще они походили на глаза кугуара, когда их высветит луч солнца.

Приближающийся топот копыт заставил женщин поднять головы. К ним не спеша ехал на своем большом черном жеребце Пума. Перед ним на коне сидела Летняя Гроза, которой уже исполнилось три года. Таня в изумлении смотрела на перемазанную грязью дочь.

С непринужденной грацией, которая не переставала восхищать Таню, Пума соскользнул с коня и снял с него девочку.

— Этот чумазый зверек заявляет, что он наша дочь, но я что-то не уверен. Ты признаешь ее, Маленькая Дикая Кошка? — с улыбкой поддразнил он.

Летняя Гроза хихикнула. Ее черные волосы совершенно утратили свой цвет под толстым слоем грязи и повисли в беспорядке. Девочка с головы до пят была покрыта коричневой грязью, не было видно ни полоски медной кожи. Только по белым сияющим зубам и блеску золотистых глаз, пробивающемуся сквозь налипшую на ресницы грязь, и можно было узнать девчушку. Таня горестно покачала головой.

— Это существо не может быть моей дочерью, которая совсем недавно отправилась играть со своими друзьями. Если это и правда Летняя Гроза, ее мать хочет знать, как чистая девочка умудрилась прийти домой такой перепачканной?

Суровый голос матери немедленно привел девочку в чувство.

— Это все Бодливый Лось, мама, — поспешила объяснить она. — Я только хотела поиграть в мяч с братьями и другими мальчиками, а Бодливый Лось стал обзывать меня и толкнул в грязь.

— А твои братья наказали как следует Бодливого Лося за то, что он обидел кого-то, кто гораздо младше и слабее его? — уже мягче спросила Таня.

Летняя Гроза утвердительно закивала головой.

— Охотник дал ему в нос, но сначала Бодливого Лося ударил Хитрый Лис.

Хитрый Лис был старшим сыном Зимнего Медведя и Пугливой Оленихи. на два года старше Летней Грозы.

— А что делал Меткий Стрелок, пока Хитрый Лис и Лесной Охотник защищали тебя? — Таня спрашивала о своем втором сыне.

— Стрелок вытаскивал меня из грязи.

— Ты не ушиблась?

— Только немножко попку, — сообщила Летняя Гроза, потирая ягодицы грязными руками. — Но я не плакала, мама. Я вела себя храбро.

Таня улыбнулась дочери:

— Тогда я горжусь тобой, малышка. Хорошо, что Хитрый Лис защищал тебя наравне с твоими братьями.

И снова Летняя Гроза кивнула. Потом она мрачно взглянула на отца, который стоял рядом — высокий и стройный.

— Папа, Бодливый Лось — злой. Он назвал меня белоглазой и сказал, что мама тоже белоглазая. Он сказал, что мы не шайенны, и по-всякому обзывал нас.

У Тани и Пугливой Оленихи вырвался вздох ужаса. Таня с болью посмотрела на мужа.

Присев, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом маленькой девочки, Пума спокойно заговорил с ней. Гнев отражался только в его блестящих черных глазах.

— Послушай меня, малышка. Внимай и знай, что мои слова — правда. Твоя мать принадлежит к шайеннам, и я тоже. Даже когда я взял ее из ее белой семьи, в душе она была нашего племени. Мой дядя, великий вождь Черный Котел, знал об этом, когда сделал ее своей приемной дочерью. А в день нашей свадьбы ее кровь смешалась с моей. И никогда никому не позволяй говорить об этом по-другому.

Взяв ладонь жены, Пума показал Летней Грозе руку Дикой Кошки и свою и сказал:

— Посмотри на наши руки, Летняя Гроза. У тебя и у меня кожа темнее, чем у твоей матери. А глаза у вас с ней одинаковые, и у твоего брата Охотника, а у меня и у Стрелка они черные. Но сердцем, в котором течет кровь наших предков, кровь правды и чести, мы все шайенны. Ты поняла мои слова?

— Да, отец, — слегка нахмурившись, ответила Летняя Гроза. — Но как же быть с моими дедушкой Эдвардом и бабушкой Сарой, которые живут в том месте, которое называется Пуэбло? Они тоже шайенны?

Пума вздохнул и улыбнулся ей:

— Нет, дочка, они не шайенны, но от этого ничего не меняется ни для тебя, ни для твоих братьев, ни для твоих родителей. Ты мала, и я знаю, что тебе еще трудно понять все это, но ты должна верить моим словам. Не позволяй ни Бодливому Лосю, ни кому-то другому говорить иначе. Ты принадлежишь к племени шайеннов, ты — дочь вождя, ты происходишь из достойной ветви великих вождей племени шайеннов. Помня об этом, держи голову высоко и не позволяй ничьим словам поколебать твою гордость за благородное наследие.

— Да, отец, — отозвалась маленькая девочка. — А в следующий раз я сама надаю Бодливому Лосю, — решительно добавила она, вздернув подбородочек.

Таня рассмеялась и подтолкнула свою маленькую дочь к их вигваму.

— А теперь иди, маленькая воительница, и пусть Утиная Походка отмоет тебя, чтобы ты опять стала похожей на мою дочь. Скажи ей, что я скоро приду, чтобы приготовить ужин.

Летняя Гроза побежала выполнять повеление матери, а Таня повернулась к мужу.

— Спасибо тебе, Пума, за объяснение, потому что я не находила нужных слов. Наши сыновья уже достаточно большие и сильные, чтобы постоять за себя в своих сражениях, но Летняя Гроза еще так уязвима перед грубыми словами посторонних. Ее так легко ранить. Взрослые знают, что правда, а что — нет, дети же часто жестоки по отношению к своим сверстникам и причиняют им боль, сами того не желая, говорят, не подумав.

— Тем не менее, я поговорю с родителями Бодливого Лося, и если окажется, что ребенок повторяет их слова, они узнают всю меру моего неудовольствия.

— И моего тоже, — вступила Пугливая Олениха, сверкая темными глазами. — Никто не сделает больше для благоденствия нашей деревни, чем Маленькая Дикая Кошка. Никто не заслужил право называться шайенном больше, чем она. — И добавила, обращаясь уже к Тане: — Ты моя сестра, Маленькая Дикая Кошка, сердцем и по крови, и я первая объявлю об этом всем нашим людям. Мы любим и почитаем тебя как дочь и жену вождя, как одну из нас.

— Мое сердце радуется, — ответила Таня, глаза ее сияли благодарностью. — И я поблагодарю твоего сына за то, что он защитил мою дочь. Хитрый Лис прекрасный мальчик, ты можешь гордиться им. Он заботится о Летней Грозе даже больше, чем ее собственные братья.

— Он обожает ее, — сказала Пугливая Олениха, собирая шкуры и направляясь к своему вигваму. — Он считает, что это его право — присматривать за ней.

Пугливая Олениха нырнула в свое жилище, и Таня заметила, что глаза Пумы блеснули удовлетворением.

— Что значат эти слова Пугливой Оленихи, Пума? Она знает что-то, чего не знаю я?

Пума не стал уходить от ответа. Он прямо посмотрел в глаза жене.

— Недавно мы с Зимним Медведем заключили договор, Маленькая Дикая Кошка. Мы желаем, чтобы Хитрый Лис взял Летнюю Грозу в жены, когда она вырастет.

Достаточно долго прожив к этому моменту среди шайеннов, Таня уже привыкла к их обычаям, так что у нее и мысли не возникло спорить с мужем в вопросе, решение которого по традиции было за мужчиной. Она подавила недовольство и позволила отразиться на своем лице лишь удивлению.

— А Хитрый Лис, которому всего лишь пять лет, знает об этом и согласен? — спросила она.

— Он не только согласен, но и необычайно рад. Сын Зимнего Медведя станет нашей дочери прекрасным мужем.