За главным столом среди крошек и догорающих свечей сидел Рауль. Он подлил себе в кубок вина и ей плеснул немножко. Слуги вокруг прибирали, складывали столы у стены, но стол на возвышении нарочито обходили стороной.

– Итак, – проговорил Рауль, – за что мы с вами выпьем?

– Не знаю, сир, – ответила она с игривой улыбкой. – У вас больше опыта произносить тосты, чем у меня.

– В таком случае за прекрасное вино и прекрасных женщин Аквитании. – Он поднял бокал.

Петронилла нахмурилась:

– Прекрасных женщин?

– Только одну из них, – уточнил он, – за самую красивую сестру королевы.

– Произнесите мое имя, – велела она.

– Петронилла.

От тембра его голоса у нее побежали мурашки. Девушка тоже взяла в руки бокал.

– За прекрасное вино и сильных мужчин. И за самого совершенного кузена короля. – Она не спеша сделала глоток.

– Произнесите мое имя, – откликнулся он.

– Я часто его повторяю, но это слышит лишь моя подушка. – Петронилла обвела пальцем края бокала. – Хотя, будь ваша голова на моей подушке, вы бы сами услышали.

Он понизил голос, оглянувшись на слуг:

– Это было бы слишком опасно.

Она бросила на него взгляд, полный вызова. Петронилла желала этого мужчину, и она получит его, точно так как ее бабушка, удачно прозванная Данжероссой[12], получила ее дедушку. Риск лишь придавал остроты. Они соединятся под носом у всех, но никто не догадается, даже ее сестра, считавшая, что знает все.

– Да, согласна, – промолвила она. – Уже поздно. Вам следует проводить меня в мои покои.

Они обменялись многозначительными взглядами, и чресла Петрониллы увлажнились. Жар возбуждения и предчувствия охватил ее тело. Где-то в глубине души ей не верилось, что она это делает. А еще гадала, как поступит Рауль – последует за ней или струсит. Если они перейдут черту, то обратного хода уже не будет. Когда она поднялась, то у нее подкосились ноги.

Рауль сделал шаг и поймал ее. Со стороны, для слуг, это выглядело так, будто королевский коннетабль помогает сестре королевы, которая неразумно перебрала вина, и никто ничему не придал значения.

Вместо того чтобы отвести Петрониллу в ее спальню, Рауль потянул девушку в сад. Она прислонилась к нему, ударив его бедром, и захихикала. Ночной теплый ветерок нежно обдувал их смешанным ароматом роз и соленого океана. Петронилле показалось, что она слышит даже рокот волн, хотя, наверное, это просто кровь вскипела у нее в жилах. Полная луна над их головой казалась огромным серебряным шаром на темно-синем светящемся небе.

Рауль увел ее в зеленую беседку, наполовину скрытую розами и аквилегией, и усадил к себе на колени. Петронилла обхватила руками его шею и наклонила голову, приглашая к поцелую. Он приник к ее губам, раздвинул их и показал, что делать.

Желание разлилось по ее телу, как крепкое вино. Она прижалась к нему, отдаваясь восхитительным ощущениям, которые он вызывал в ней своими губами и пальцами. Но тут вдруг он замер. До этой секунды его рука, пробравшись к ней под юбки, легко поглаживала внутреннюю сторону бедра, чуть не доводя ее до исступления.

– Продолжай, – выдохнула она, подталкивая его телом. – Продолжай!

– Если я продолжу, – сказал он, – то обратного пути не будет, сама знаешь. Мы окажемся связаны самой судьбой.

Петронилла теряла голову от вожделения, отчаянно жаждала его любви и внимания и крепкого мужского тела. Все остальное не имело значения. Последствия она уладит позже.

– Никто ничего не узнает, если мы будем осторожны! – прошептала она.

Рауль все знал об осторожности. За его плечами – десятилетия практики и многочисленные романы. Насчет Петрониллы он испытывал легкий укор совести, но этого было недостаточно, чтобы усмирить его желание и инстинкт хищника. Красивая и дикая, но в то же время невинная и голодная – он все это прекрасно видел, потому что отчасти сам был таким.

Он приподнял ее и усадил на себя верхом.

– Не торопись, – приговаривал он. – Действуй осторожно, сердце мое. Чуть-чуть, а потом еще немного.

Петронилла закрыла глаза и прикусила губу. Почувствовала боль, но терпимую. А после пришло удовольствие, которое больше напоминало боль. Людовик и Алиенора никогда ничего подобного не испытывали, никаких сомнений. Она единственная познала наслаждение, и это делало его еще более чудесным. Петронилла понимала, что поступает очень дурно, хотя как это может быть дурно, когда так чудесно? А потом мысли вообще исчезли. Все происходило так, как она воображала. Содрогнувшись в момент кульминации, она вцепилась зубами в воротник его рубахи, чтобы не закричать. Рауль крепко ее сжал и, приподняв над собой, пролил семя не в ее тело.

Она без сил рухнула на Рауля, а он откинул назад голову и хватал ртом воздух. Сердце у него колотилось о ребра. Такого бурного возбуждения он не испытывал с юных лет, когда у него была первая женщина.

Петронилла, задыхаясь, рассмеялась.

– Я хочу повторить, – сказала она, сияя.

Он неуверенно хмыкнул:

– Не сегодня, doucette. Иначе нас кинутся искать. Прогулка на свежем воздухе не должна затягиваться до рассвета, а мы и так с тобой задержались. К тому же, в отличие от тебя, мне нужно время, чтобы восстановить силы.

– Но завтра?.. – Она наклонилась и поцеловала его, доказывая, что быстро учится.

Рауль обхватил рукой ее затылок и с неторопливой основательностью вернул поцелуй.

– Мы посмотрим, что можно будет сделать.

У него при себе оказалась салфетка, оставшаяся после ужина, и он воспользовался ею, чтобы стереть улики прелюбодеяния с ее бедер.

– Отдай мне, – попросила Петронилла. – Я брошу ее в огонь.

Рауль протянул ей салфетку и помог подняться на ноги. Девушка отряхнула юбки, потом повернулась и снова его поцеловала. Ей нравилось прикосновение его щетины и твердость рук на ее талии.

– Идем, – сказал он. – Пора превращаться в скромную молодую даму в глазах придворных.

Петронилла изобразила зевоту:

– Свежий воздух пошел мне на пользу. Кажется, я буду спать сегодня хорошо, даже очень хорошо.

Рауль проводил Петрониллу до лестницы и, оглядевшись по сторонам, не смотрит ли кто, снова поцеловал ее, после чего с прощальным салютом растворился в ночи.

Девушка тихо вздохнула, все еще пребывая в восторге, и вошла в спальню. Там ее поджидала встревоженная Флорета.

– Где вы были? – воскликнула она. – Я чуть голову не потеряла!

Петронилла закружилась в центре комнаты:

– Ходила прогуляться. Луна чудесная.

– Одна? – ужаснулась Флорета.

– Не кипятись. Это Тальмон. Здесь все меня знают. Я не заключенная.

– Что это у вас в руке? – подозрительно спросила Флорета, указывая на салфетку.

– Ничего, – поспешила с ответом Петронилла. – Меня затошнило. Не хотелось испортить платье. – Она взмахнула рукой, отпуская служанку. – Голова кружится. Ступай спать, а я сама о себе позабочусь.

Флорета засомневалась, но в конце концов сдалась, присела в поклоне и вышла из спальни. Петронилла бросила салфетку на кровать. Огонь в камине не горел, поэтому сжечь улику прямо сейчас она не могла. Да ей и не хотелось почему-то ничего сжигать, ведь это было доказательством ее первой ночи, не хуже невестиной простыни. Пусть Рауль женат, это не важно. Она получит его, чего бы ей ни стоило.

Сняв платье и туфли, она забралась в кровать и задула лампу, а потом долго лежала без сна, заново переживая случившееся и смакуя воспоминания. Но прежде чем заснуть, взяла салфетку и сунула под подушку.


Побывав на мессе и позавтракав, Алиенора отправилась к Петронилле поговорить о предстоящем возвращении в Пуатье. Как всегда, сестрица была в постели, хотя не спала, а сидела со спутанными волосами, как воронье гнездо, и сонным взглядом. Только что пришла Флорета, принесла теплой воды для умывания, а также немного хлеба и кувшин пахты.

Алиенора досадливо покачала головой.

– Ты как ночной цветок, – заметила она. – Утром вялая, а к вечеру бодрая.

Петронилла как-то странно на нее посмотрела, и на губах ее заиграла улыбка.

– Мои лепестки раскрываются, когда у других они закрыты, – согласилась она и потянулась.

Алиенора уловила какой-то знакомый запах, но сразу не поняла, какой именно. Петронилла встала с постели, чтобы умыться, и тут старшая сестра заметила, что из-под ее подушки выглядывает что-то вроде салфетки. Она бы даже не обратила на это внимания, если бы не пятна крови. Сердце замерло от потрясения.

– Что это? – гневно спросила она.

Петронилла обернулась и бросилась к подушке, но Алиенора ее опередила, выхватив салфетку.

– Пустяки, – ответила та с пунцовыми щеками. – Ночью у меня пошла кровь из носа, только и всего.

Алиенора развернула ткань – там были и другие пятна, а сама салфетка все еще слегка влажная. Она поднесла ее к носу и безошибочно угадала запах мужского семени. Королева повернулась к испуганной Флорете:

– Оставь нас. И никому ни слова.

Флорета разложила платье Петрониллы на кровати и вышла из комнаты, бросив через плечо встревоженный взгляд. Алиенора выждала, пока не раздался щелчок замка, и только тогда пригвоздила сестру разъяренным взглядом.

– Ты что же это делаешь, глупая? Так ты погубишь нас обеих. Кто это? Отвечай!

Петронилла сложила руки на груди.

– Никто, – сказала она.

– Не смей лгать! Отвечай, кто это!

Петронилла вздернула подбородок и уставилась на Алиенору немигающим взглядом, ее карие глаза совсем потемнели от яркого румянца.

– Ничего тебе не скажу, потому что говорить нечего. – Повернувшись спиной, она отломила кусочек от буханки, принесенной Флоретой, и сунула в рот.

Вспылив от гнева и боли, Алиенора схватила Петрониллу за руку и развернула к себе лицом.

– Глупая девчонка, я стараюсь защитить тебя! Ты хотя бы осознаешь, какую опасность на себя навлекла?

– Ты стараешься защитить только себя. Ты ничего не понимаешь! И на меня тебе наплевать! – Петронилла сбросила ее руку, тяжело дыша.

– Я забочусь о тебе куда больше, чем ты представляешь. Кто-то лишил тебя невинности. Я выясню кто, и тогда ему не поздоровится.

Петронилла промолчала, отломила еще один кусочек хлеба и положила в рот, глядя на сестру с дерзким вызовом.

Раненная в самое сердце, Алиенора повернулась к двери, но тут же остановилась. Скандал не должен выйти за пределы этой комнаты, иначе Петронилла приобретет дурную славу и позор сестры отразится на ней тоже. До сих пор она была так осторожна с Жоффруа де Ранконом, избегала и сторонилась того, что могло бы легко превратиться в громкий скандал, но теперь Петронилла своим глупым, легкомысленным поступком подвергла опасности их обеих. Она швырнула сестре салфетку.

– Избавься от этой мерзости, – прошипела она. – Ты опозорила, ты предала меня и весь наш дом. Подумай об этом, если у тебя осталась хоть капля совести, а не только одно эгоистичное желание получать удовольствия и праздно проводить время. – Голос ее срывался. – Я тебе доверяла… Ты не понимаешь, что натворила.

Петронилла по-прежнему молчала. Алиенора вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. В коридоре стояла Флорета, заламывая от волнения руки.

– Что тебе об этом известно? – строго спросила Алиенора. – Отвечай!

Флорета покачала головой:

– Ничего, мадам, клянусь! Я, как обычно, приготовила спальню. Но ваша сестра все не шла, и я начала беспокоиться. Потом она появилась, держа в руке салфетку, и сказала, что чувствовала себя плохо и боялась, как бы ее не стошнило. Поэтому она пошла подышать свежим воздухом.

А успела гораздо больше, мрачно подумала Алиенора.

– Она появилась одна? С ней никого не было?

– Никого, мадам.

Королева посмотрела на Флорету тяжелым взглядом:

– Ничего никому не говори. Если об этом станет известно, будут ужасные последствия, причем для всех.

– Клянусь душой, мадам. – Флорета перекрестилась.

– Я выясню, кто в этом виноват. Проследи, чтобы сегодня Петронилла не выходила из комнаты. Не желаю видеть ее среди придворных. Если кто спросит – сестра больна. Доложишь, если она скажет что-нибудь важное, что мне нужно знать.

Флорета вернулась в спальню, а королева пошла молиться. Она собиралась не только обратиться к Богу за помощью, но обдумать, как быть дальше. Ей хотелось выбраться из этого болота, не говоря ничего Людовику, иначе он снова впадет в бешенство. Она взялась за четки, терзаемая огромным чувством вины. Нужно было внимательнее следить за Петрониллой. Сестра всегда была слабой и уязвимой, и, как оказалось, искала внимания не в тех местах. Насчет виновного у Алиеноры были сильные подозрения. Эмери де Ниорт в последнее время не скрывал своих намерений. Но он простой рыцарь – совершенно неподходящая партия для Петрониллы.