Боже милостивый, а что, если теперь появится ребенок? Его скрыть труднее, чем потерянную невинность. Петронилле придется уйти в монастырь, хотя бы на время беременности. Мужчине позволено сеять бастардов, но для женщины их положения – это позор, отражающийся на всей семье. Их бабка Данжеросса де Шательро жила открыто в союзе со своим любовником, дедушкой Алиеноры, но это вызвало огромный скандал, который для них с Петрониллой оказался позорным пятном. Как внучкам распутника и шлюхи, им всегда приходилось быть не просто хорошими, а безукоризненными, ведь люди постоянно следили, не проявится ли в них испорченная кровь.

Она склонила голову к сложенным ладоням, чувствуя, будто все вокруг разлетелось вдребезги. Но если действовать с умом, то, возможно, ей удастся все склеить. И никто, кроме нее, не увидит швов.


Алиенора с отвращением смотрела на растерянного юношу, которого только что швырнули к ее ногам два надежных рыцаря. Его схватили сразу после конной прогулки, поэтому Эмери де Ниорт был в полном облачении для верховой езды, со шпорами на каблуках и с плащом, закрепленным на плече драгоценной брошью.

– Оставайся на коленях! – приказала королева. – В моем присутствии ты с них не встанешь.

– Мадам, чем я вас оскорбил? – В глазах рыцаря читалось недоумение.

– Сам прекрасно понимаешь, – ответила Алиенора, со злостью признав, что он красив. – Ты правда думал, я ни о чем не узнаю?

– Мадам, я ничего не сделал! – Он покачал головой. – И не понимаю, о чем вы говорите.

– Неужели? – Алиенора раздумывала, не выпороть ли его, приняв страх в глазах юноши за вину. – Так, может быть, мне упомянуть мою сестру, Петрониллу?

Он покраснел и дернул кадыком.

– Вижу, ты понимаешь, – сказала она. – Я могла бы приказать отхлестать тебя кнутами и повесить за то, что ты сделал.

– Мадам, я ничего не сделал! – Голос его дрожал. – Только попросил у Петрониллы сувенир на память. Если вы обвиняете меня в чем-то, то я невиновен.

– Мне приходилось и раньше слышать подобные отговорки, – ледяным тоном заверила она.

– Если желаете, я готов поклясться на костях своих предков. Я не знаю, что вам наговорили, но это ложь!

Он был настолько искренен в своем недоумении, что на секунду Алиенора засомневалась. Хотя, быть может, он хороший лгун. Сейчас главное – избавиться от него.

– Ты уволен с моей службы. Забирай своего коня и ступай на все четыре стороны. – Королева щелкнула пальцами, и рыцари поволокли его из комнаты под громкие протесты и уверения в своей невиновности.

Алиенора прикрыла веки. Если она еще немного подумает о делах, то расплачется.

В приоткрытую дверь сунул голову Рауль де Вермандуа:

– Посылали за мной, мадам?

Она кивнула, приглашая его войти:

– Да, посылала. Мне нужен ваш совет и одолжение.

Он настороженно посмотрел на нее и весь напрягся:

– Что бы это ни было, буду рад помочь.

Королева жестом указала ему на скамью рядом с собой. Она хоть и посылала за ним, но до сих пор не была уверена, сможет ли ему довериться.

– Насчет Петрониллы.

На лице Рауля ничего не отразилось.

– Да, мадам?

Алиенора прикусила губу.

– Сестра смотрит на вас, как когда-то смотрела на нашего отца, – начала она. – Вы ей нравитесь, вы с ней добры.

Рауль закашлялся и сложил руки, но ничего не сказал.

– Я волнуюсь за нее. Петронилла все время флиртует с вельможами и молодыми рыцарями – сами знаете, вы же не раз вмешивались. Сестра совершенно не думает о последствиях, а если и думает, то они ее не волнуют. Ее нужно обуздать, но никто не должен ничего заметить. Я бы хотела, чтобы вы присмотрели за ней, когда мы поедем обратно в Париж, за ней и за всеми молодыми поклонниками, которые захотят переступить черту.

Рауль отвел взгляд, пробормотав:

– Я недостоин вашего доверия.

– Сестра прислушается к вам, тогда как меня или Людовика она, конечно, слушать не станет.

– Мадам, я…

Алиенора опустила руку на его рукав:

– Я знаю, с ней трудно, но прошу вас, в виде одолжения.

Он взъерошил свою густую серебряную шевелюру и покорно вздохнул:

– Как пожелаете, мадам.

– Благодарю. – У Алиеноры отлегло от сердца. – Только пусть Людовик ничего не знает. Все равно ни к чему хорошему это не приведет – вам известен его нрав. Я ценю вашу осторожность в делах.

Рауль склонил голову в поклоне:

– От меня он ничего не узнает, даю вам слово.

Когда он удалился, Алиенора закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, желая сбросить напряжение. Она горячо надеялась, что справилась с ситуацией.

Следующий шаг – привести Петрониллу в свои покои, чтобы сестра была все время на глазах.

– Нам нужно собирать вещи в дорогу. Возвращаемся в Пуатье и Париж, – сказала она. – Дел очень много. Эмери де Ниорт покинул двор и с нами не поедет. Больше об этом говорить не станем, понятно?

Петронилла испуганно взглянула на нее и, не говоря ни слова, уселась на подоконник.

Алиенора тоже подошла к окну.

– Петра… – Ей хотелось обнять сестру и в то же самое время влепить ей пощечину. – Как жаль, что ты не желаешь со мной поговорить! Мы были когда-то очень близки.

– Но это не я отдалилась, – возразила Петронилла. – Тебя волнует только одно – что скажут люди. Обо мне ты даже не думаешь, ты просто скандала боишься и того, что муж узнает. За свое положение трясешься!

– Неправда!

– Да нет, правда! Я для тебя всего лишь назойливая младшая сестренка, которая крутится под ногами, мешая. Ты обещала, что позаботишься обо мне, но ничего не сделала. – Петронилла набросилась на сестру, сверкая глазами. – Все, что тебе нужно, – быть королевой. Я не имею значения.

– Ты ошибаешься. Очень сильно ошибаешься. Разумеется, ты имеешь для меня значение. – Чувство вины захлестнуло Алиенору, ибо она признала в словах сестры и правду, и несправедливость.

– Ерунда! – Петронилла соскочила с подоконника и оттолкнула ее. – И мне все равно, потому что ты тоже для меня больше ничего не значишь! Ты не держишь слова. Я тебя ненавижу! – Она сорвалась на пронзительный крик.

Девушка подбежала к дорожному сундуку и начала выбрасывать из него вещи. Придворные дамы, опустив глаза, продолжали заниматься своими делами, будто ничего не произошло.

У Алиеноры к горлу подступила тошнота. Петронилла вела себя точно как их бабка Данжеросса, настроение у которой менялось так молниеносно, что они, детьми, никогда не знали, чего от нее ожидать. Все обычные эмоции моментально перерастали в вихрь страстей, и у Петрониллы, видимо, проявляются те же самые тревожные симптомы теперь, когда она стала женщиной. Придется загружать ее делами и пытаться уменьшить ее напористость, пока она не натворила бед. Но Алиенора любила сестру, поэтому сейчас ей было больно.


Следующие несколько дней королева терзалась неизвестностью. Но по мере того как опасность скандала из-за неосторожности Петрониллы меркла, она задышала свободнее. Двор готовился к многодневному пути, а Людовик слишком занят молитвами и негодованием по поводу архиепископа Буржа, чтобы обращать внимание на другие скрытые течения.

Алиенора слегка успокоилась, видя, что Петронилла как будто всерьез восприняла ее предостережение. Сестра побывала в церкви, исповедалась и с тех пор вела себя скромно и сдержанно. Однако она по-прежнему отказывалась говорить с Алиенорой, и эта ссора между ними – как открытая рана, которую перебинтовали, но она все равно кровоточила.

Рауль сдержал слово, был внимателен к Петронилле, когда та покидала свои покои, но не выходил из рамок официальной любезности. Он был ее партнером в танцах, сидел рядом с нею за столом и сопровождал на охоте, когда двор выезжал в последние дни с собаками и соколами.


Вежливая сдержанность Рауля расстраивала и злила Петрониллу. Он кланялся и улыбался ей с обходительностью придворного, но делал вид, что не замечает, как она смотрит на него. Ей было невыносимо думать, что тот раз в саду останется единственным – его очередной маленькой победой – и что дворцовые сплетни о его романах, когда он использовал женщин и тут же бросал, были чистой правдой. Она решила завлечь его, чтобы он хоть как-то отреагировал, – пусть знает, что с ней нельзя обращаться как с пустым местом. Проходя мимо него по коридору в окружении придворных, она прижалась к нему на секунду всем телом и смело посмотрела в глаза. Ей удалось задуманное: Рауль ответил взглядом, полным желания и упрека. Он не был настолько равнодушным, как хотел казаться. Позже она села рядом с ним за стол во время главной трапезы дня и под прикрытием скатерти обвила своей ножкой его ногу.

Рауль быстро отодвинулся, словно от огня, и слегка покачал головой, но Петронилла предпочла этого не заметить.

Слуги принесли еду из кухонь и начали расставлять блюда, среди которых была нежная оленина и маринованные фрукты с пикантными соусами: золотистым с корицей, фиолетовым из ежевики и еще одним, отдававшим имбирем.

Рауль подал Петронилле два шампура – один с мясом, второй с фруктами.

– Они похожи на строй придворных, – рассмеялась она. – Вот Тьерри де Галеран, рядом с ним, кусок потолще, Гильом де Монферрат. А этот – копия Людовика. Видите, такого же цвета, как его наряд. Съесть его первым? Подержите шампур.

Рауль покорно поддержал палочку струганого ясеня, а Петронилла сомкнула зубки на куске золотистой маринованной груши и стянула ее с шампура чувственно и соблазнительно. Пожевала и проглотила.

– Правда, было бы хорошо избавляться от всех наших врагов подобным образом?

– Надеюсь, вы не имеете в виду, что король ваш враг?

Петронилла дернула плечами:

– Я говорила обо всех врагах вообще. Давайте теперь я подержу для вас шампур. Кого вы съедите первым? Этот кусочек немного похож на Тибо, графа Шампани, не находите?

Рауль покачал головой, но все же улыбнулся:

– Вы большая шалунья.

Петронилла смерила его затуманенным взглядом.

– Не бо́льшая, чем вы, – сказала она и облизнула губы.

– Тихо. – Он начал озираться. – Сейчас не время и не место для этого.

Ему хотелось схватить ее и заставить умолкнуть, но его страх был пропитан желанием, и он сразу представил, что она замолчит от крепкого поцелуя, прижавшись к его телу. Он еще раз посмотрел, не следит ли кто за их перешептыванием, и увидел, что один из священников Людовика наблюдает за ними безобидным взглядом, который в любой момент мог превратиться в осуждающий.

– Тогда скажите, когда придет время, – парировала она, прерывисто дыша. – Вы, находясь в моем обществе, игнорируете меня, так что мне только остается удивляться.

– Doucette, вы не знаете, что творите.

Она наклонила голову:

– Еще недавно вы так не считали.

Рауль сглотнул, испытывая все большую растерянность.

– Будете себя так вести, и нас разоблачат здесь и сейчас. Неужели вы действительно не боитесь последствий? – Он скривил лицо. – Придется найти способ, как решить эту проблему. А пока, милая дама, позвольте предложить вам этот чудесный кусочек лососины. – Он потянулся к серебряному блюду, стоявшему перед ними, на его лице застыла маска обходительности.

– Видимо, господин де Вермандуа, вы приходите к выводу, что откусили кусок больше, чем можете проглотить, – проговорила она, слегка улыбнувшись.

Он медленно покачал головой, сознавая, что она стала возмездием ему.


– Эмери де Ниорт, – произнес Людовик, обращаясь к Алиеноре.

Королева перестала складывать кольца в шкатулку, ее сердце подпрыгнуло от страха.

– Что с ним?

– Его старший брат обратился ко мне с просьбой исправить содеянное. Говорит, что ты выставила Эмери без причин, обошлась с ним нечестно, тогда как он не совершил никакой подлости. Поведаешь, в чем там дело?

Алиенора крутила в пальцах колечко с мелкими красными камешками, похожими на гранатовые зерна.

– Он проявлял слишком большой интерес к Петронилле. Я была вынуждена вмешаться.

Людовик вздернул брови:

– Ты прогнала его, а не просто вмешалась.

– Так было нужно, поверь мне.

Он задумчиво взглянул на жену:

– Петронилла, должно быть, поощряла его.

– Я уже дала ей нагоняй, отругала за глупую неосторожность, но все равно, чтобы разжечь костер, нужна лишь искра. Вопрос решен, и возвращаться к нему не будем.

Людовик раздраженно хмыкнул.

– Ей давно пора замуж, – сказал он. – Я займусь этим, как только мы вернемся в Париж.

– Она моя наследница, пока у нас с тобой не появится ребенок, и это моя привилегия – подыскать ей пару, – рассудительно заметила Алиенора. – Но ты прав. Ее следует выдать замуж, как только найдем подходящего кандидата.