– Вы хорошо спали, мадам, и лихорадка уменьшилась, – обрадовалась она, приложив прохладные руки к щеке и шее больной. – Хотите попить?

Алиенору охватила головокружительная легкость, как будто весь мозг удалили из ее костей и они стали полыми, как у птицы.

– Мне снилось, что я летаю, – сказала она, взяв чашку, протянутую знахаркой, и вновь почувствовала вкус имбирно-лакричной смеси. – Амария, – произнесла королева. – Я запомнила твое имя.

– Все верно, мадам. – Женщина присела в поклоне.

– А как ты оказалась у меня в палатке? Если не считать того, что тебя привел господин де Ранкон. Где вы встретились? Какова твоя история?

– Меня зовут Амария де Жансе. Я еду вместе с моим братом в Иерусалим, чтобы помолиться о душах наших родителей.

– Но по твоему говору не скажешь, что ты родом из Жансе.

Амария сложила руки на коленях:

– Когда мой дедушка был молод, он отправился в паломничество и осел в княжестве Антиохия, где женился на моей бабушке, местной христианке. Она родила ему дочь, а та, в свою очередь, вышла замуж за моего отца, который шел паломником в Иерусалим. Он привез ее домой в Жансе, где они и прожили до конца жизни. Сейчас их больше нет, и мы с братом едем помолиться у Гроба Господня.

Алиенора медленно потягивала лакричный отвар с имбирем.

– Откуда ты знаешь господина де Ранкона?

– Мой брат Элиа служит у него сержантом. Господин де Ранкон услышал о моем умении выхаживать больных и подумал, что я могу вам пригодиться.

– Так у тебя нет мужа? Я поначалу решила, что ты монахиня.

Амария потупилась:

– Я вдова, мадам, и намерена оставаться ею. Муж умер несколько лет тому назад. Детей у нас не было, и я вернулась домой, заботилась о родителях, пока они тоже не умерли.

Алиенора выслушала историю с сочувствием, но без жалости, поскольку сразу поняла, что гордая Амария жалости не примет. Она опять почувствовала усталость, ее клонило в сон, но в голове зародилась одна идея.


К рассвету Алиеноре стало значительно лучше. Ей даже вновь удалось сделать несколько глотков успокаивающего отвара Амарии, съесть немного хлеба с медом, и он удержался в желудке.

– Я у вас в долгу за Амарию, спасибо, что прислали ее, – поблагодарила она Жоффруа, когда тот навестил ее, пока армия готовилась продолжить путь.

– Она также знает греческий и арабский. – Он говорил с подъемом, как восторженный кавалер, предлагающий своей даме сердца подарок. – Вид у вас гораздо лучше.

– Я пошла на поправку, – согласилась королева. – Благодарю.

– Рад услужить, мадам.

От Людовика не поступало никаких известий, его не волновало ее самочувствие, хотя он наверняка знал, как тяжело она заболела, зато Жоффруа был тут как тут. Она повернулась к Амарии, молчавшей во время обмена любезностями.

– Я тебе тоже обязана, – сказала королева, – поэтому возьму в свои придворные.

– Буду рада служить вам, мадам, – ответила Амария, грациозно наклонив голову и напомнив тем самым Алиеноре маленькую кошку себе на уме. – Но сначала я должна выполнить свой долг по отношению к родителям и помолиться у Гроба Господня.

– Поскольку я тоже буду там молиться, вопрос решен, – заключила Алиенора. – Ступай и перенеси свои вещи ко мне в палатку.

Амария присела в поклоне и ушла. Жоффруа взял руки Алиеноры и коснулся губами ее пальцев. Они обменялись взглядами, а потом он поклонился и последовал за Амарией наружу.


Еще три ночи, пока Алиенора восстанавливала силы, ей снился сон с орлом. И каждый раз она, вздрогнув, просыпалась и с удивлением видела, что не парит над всем миром, а лежит в темной тесной палатке. Зато когда приходил этот сон, она становилась сильнее и увереннее. Людовик до сих пор не навестил ее. Правда, он посылал ей приветы через Жоффруа, который ежедневно присутствовал на военных советах, а потом докладывал королеве.

– Король в восторге, что вам лучше, и радуется, что его молитвы о вашем благополучии принесли свои плоды, – произнес Жоффруа с бесстрастностью блестящего придворного.

Алиенора вскинула брови:

– Как любезно с его стороны! Что еще?

В его взгляде читался вопрос.

– Насчет вас?

Она покачала головой.

– Сомневаюсь, чтобы мне хотелось услышать что-либо по этому поводу из его уст. Я имела в виду, есть ли новости из Константинополя?

Жоффруа скривил рот:

– Король не получил известий от посланников. Гонцы императора подтверждают, что все хорошо, что наши люди готовятся нас встречать, но новостей от своих мы так и не дождались. Быть может, они даже мертвы.

– Следует тщательно заняться этим вопросом. – Алиенора заметалась по палатке. – Если мы хотим вести успешные переговоры с греками, нужно быть такими же хитрыми, как они, знать все их уловки. Мы должны выудить из них все, что возможно.

Жоффруа потер лицо руками:

– Я мечтаю о Жансе и Тайбуре. Скоро поспеет урожай, в лесах будет полно грибов. Мой сынок подрастет, а Бургундия к этому времени уже сделает меня дедушкой.

– Вы недостаточно стары, чтобы иметь внуков! – насмешливо сказала королева.

Он грустно усмехнулся, отчего в уголках его глаз резче проступили морщины.

– Иногда я сам себе кажусь стариком, – ответил он.

Она легко коснулась его рукава, и он на секунду крепко сжал ей руку, прежде чем подойти к пологу палатки. Снаружи как раз спешивался один из старших оруженосцев Людовика. Он поклонился Жоффруа, опустился перед Алиенорой на колени и произнес:

– Король шлет известие, что вернулся Эверар де Бретёй.

Алиенора переглянулась с Жоффруа. Де Бретёй был одним из баронов, которых Людовик посылал в Константинополь. Значит, есть новости.

Жоффруа велел привести коня.

– Я тоже поеду, – заявила Алиенора.

Он с сомнением оглядел королеву:

– Но достаточно ли вы окрепли? Если предпочитаете остаться здесь, я доложу вам обо всем позже.

Глаза королевы сверкнули.

– Я буду присутствовать на совете лично и выслушаю новости там и немедленно. – Она подставила плечи под накидку, которую за ее спиной держала Амария, и решительно застегнула пряжку. – Даже не пытайтесь меня отговорить.

– Мадам, я бы не осмелился. – Он не стал садиться в седло, а помог ей взобраться на ее серую лошадку, после чего выдернул знамя с орлом, воткнутое в землю перед ее палаткой, чтобы понести его как глашатай. – Это всегда честь.

Королева поджала губы. В ней закипал гнев. Она была ровней всем им, но все равно ей приходилось отвоевывать признание, иногда даже у Жоффруа, а ведь он один из лучших.

Армия растянулась больше чем на милю: собрание ободранных палаток, хлипких укрытий, лошадиных загонов и походных кухонь. В лагере паломников женщины размешивали в котлах зерна с овощами или поедали скудные порции лепешек с козьим сыром. Одна кормила грудью новорожденного, зачатого еще в то время, когда у родителей была крыша над головой и обычные земные дела. Если младенцу удастся вынести путешествие, что маловероятно, он навсегда останется благословенным ребенком, рожденным по дороге к Гробу Господню. Некоторые женщины ходили с большим животом, зачав детей в пути. Многие паломники, давшие обед безбрачия, поддались искушению, тогда как другие предпочли не давать никаких клятв и пустились во все тяжкие перед лицом смерти. Алиенора была рада, что Людовик тоже дал клятву, ибо не могла даже думать о том, чтобы лечь с ним.

Вступив в лагерь мужа, она заметила на лицах рыцарей испуг и осталась довольна. Сокол ее снов летал над головой, и она чувствовала себя сильной.

Людовик расхаживал по палатке, сцепив руки за спиной и играя желваками от раздражения. Его командиры и советники жались друг к другу, мрачно глядя на короля. В центре стоял недавно вернувшийся барон Эверар де Бретёй, держа в руке чашу. Его левую щеку прорезала глубокая царапина, впалость скул подчеркивали серые тени. Капеллан короля Одо де Дёй сидел за аналоем и яростно писал что-то на куске пергамента.

Людовик вскинул голову при появлении Жоффруа.

– А вы не торопились, – проворчал король, потом его взгляд упал на Алиенору, и он раздул ноздри, резко втянув воздух.

– Я пришла узнать новость, сир, поскольку она наверняка затронет всех нас, – сказала Алиенора, делая ход первой. – Вам не придется самому идти ко мне и сообщать ее. – Она подошла к низкому стулу перед ширмой, закрывавшей постель Людовика, и опустилась на него, давая понять, что намерена остаться. – Что случилось?

За короля ответил его брат Робер де Дрё:

– Мы предполагали встретиться с немцами завтра, но они успели переправиться через рукав Святого Георгия.

– План был другой, мы должны были сначала соединить наши войска, – пояснил Людовик.

– Комнин не пустил немцев в город, – продолжил де Бретёй. – Их поместили в его летний дворец за городскими стенами и приносили туда еду, которую продавали за деньги. Комнин отказался посетить лагерь немцев, а император Конрад не захотел входить в Константинополь без своего войска. Каждый опасался предательства со стороны другого.

Одо де Дёй пробормотал за своим аналоем: мол, чего еще ожидать от немцев и греков.

Де Бретёй сделал глоток вина.

– Немцам приказали переправиться через рукав, и нам тоже. Когда мы отказались, греки урезали поставку продуктов, угрожали нам, натравили на нас неверных, а сами стояли рядом и ничего не предпринимали. В какой-то момент мне показалось, что сейчас мы погибнем. – Он дотронулся до оцарапанной щеки. – Тогда мы отослали депутацию императору, и тот заявил, что понятия не имел о происходящем, и пообещал исправить положение, но солгал. Должно быть, это он приказал урезать наше довольствие, а что касается атак неверных, то он палец о палец не ударил, чтобы предотвратить их. Комнин дал ясно понять, что мы для него как стая саранчи, в то же время он желает, чтобы мы проводили все сражения и погибали, пока его войска будут наблюдать, ковыряя в носу. – Де Бретёй скривил рот. – Нас используют, сир, и делают это люди, ничем не лучше самих неверных. Император заключил перемирие на двенадцать лет с атаковавшими нас племенами. Какой христианский правитель пойдет на такое?

– Нравится нам то или нет, но греки должны помочь нам благополучно переправиться на другой берег со всеми припасами и оружием, – заявила Алиенора. – Мы обязаны продолжать говорить на языке дипломатии.

Людовик бросил в ее сторону холодный взгляд:

– Вы имеете в виду, мадам, язык обмана и предательства?

– Я имею в виду цивилизованный язык. С нами обращаются подобным образом, потому что видят в нас варваров, не обладающих ни тонкостью, ни хитростью. Я не говорю, что так оно и есть, просто они так нас воспринимают, и если мы хотим продвинуться к их воротам, то это можно сделать без помощи мечей и щитов.

Людовик приосанился.

– Я и есть меч Господа, – заявил он. – Я не сойду со своего пути.

Одо де Дрёй кивнул у себя в закутке и записал слова Людовика.

– Никто вас об этом и не просит, – устало сказала Алиенора, теряя терпение. – Вода камень точит, даже самый твердый. А еще она протекает сквозь малейшие щели. Мы должны сейчас стать как вода.

– Как будто вы все знаете, – презрительно изрек Людовик.

– Да, знаю. – Алиенора поднялась и направилась к выходу из палатки. В этот час уже было темно, и костры, горевшие на равном расстоянии друг от друга, напоминали гигантских светлячков, пойманных в паутину. Королева взглянула через плечо на Людовика. – Нам нужно отдохнуть, а еще – собрать припасы. Ты мог бы отказаться от всего этого, поскольку не доверяешь императору греков, но если речь идет о примирении, подумай, что можно выиграть из того, что Конрад уже проиграл.

– Интересно что? С какой стати мне пожимать руку человеку, который заключает перемирие с неверными и натравливает их на моих людей? – высокомерно проговорил Людовик.

– Ты продвигаешься по его стране не как воин, а как паломник, – напомнила Алиенора. – Подумай обо всех церквах и святынях в Константинополе, которые Конрад так и не увидел. Подумай о драгоценных реликвиях: терновом венке, царапавшем лоб нашего Господа, гвозде с распятия, запятнанном Его драгоценной кровью. Камне, который откатили с Его надгробия. Если ты желаешь увидеть эти вещи, дотронуться до них, тебе следует найти общий язык с их хранителем, каково бы ни было твое мнение о нем. – Она взмахнула рукой, и от ее длинного рукава повеяло запахом ладана. – Разумеется, если тебя не волнуют эти вещи, ты не хочешь их увидеть, тогда ступай своим путем с мечом в руке.

На щеке Людовика дернулся желвак, но он промолчал.

– В словах королевы есть резон, – подал голос Робер де Дрё. – Мы добьемся большего успеха, чем немцы. Вы сможете переговорить с императором о том, как обращаются с вашими людьми, и добиться дипломатической победы, которая только прибавит славы Франции.