(Англия) Элизабет Чедвик - Летняя королева

– Никого я не оскорбляю, говорю, что считаю нужным. – Он злобно сверкнул на нее глазами. – У вас у каждого свой замысел, но я не буду вашей пешкой.

– Ты уже пешка, – презрительно бросила Алиенора. – Люди из твоей группировки затеяли с тобой игру за власть, но ты настолько порабощен ими, что даже не понимаешь этого, или не хочешь понимать.

– Я принадлежу только себе, – отрезал он.

– И не пользуешься ничьей поддержкой. Ну какой ты мужчина, Людовик? Какой из тебя король? Лично я почти не видела в тебе ни того ни другого.

– Хватит! – Он отшвырнул стиль, и тот упал, звякнув.

Алиенора взмахнула рукой, отчего всколыхнулся ее длинный шелковый рукав.

– Если ты поедешь в Иерусалим, то отправишься в путь один. Я остаюсь в Антиохии.

– Ты королева Франции, и, клянусь Богом, ты поедешь туда, куда поеду я.

– Ничего подобного. – Она расправила плечи. – Между нами все кончено, Людовик. Я хочу расторгнуть наш брак.

На его лице промелькнуло изумление, которое тут же сменилось яростью.

– Это твой дядя внушил тебе такую мысль?

– Он тут ни при чем. Я первая пришла к этому решению. Наш брак родственный. Мы оба это сознавали и тем не менее не приняли в расчет, но Господь, как ясно теперь, отнесся к нашему союзу без благосклонности. Лучше нам расстаться сейчас, чем мучиться до конца жизни.

– Ты об этом беседовала с дядей до глубокой ночи? – сурово спросил Людовик. – Бог свидетель, ты неверна и нечиста в своих помыслах.

– Так зачем держать меня при себе, если я тебе не подхожу? – выкрикнула она. – Зачем сохранять брак с женщиной, к которой не испытываешь ни доверия, ни теплых чувств? Освободишься от меня и сможешь родить сына с другой. И у твоих баронов и духовников больше не будет причин жаловаться на меня. Сейчас самое подходящее время согласиться на расторжение брака. Ты можешь передать меня под опеку дяди, и это будет благородно, тем более что его жена твоя родственница. – Она заметила проблеск неуверенности в его взгляде и заговорила с удвоенным напором. – Неужели ты действительно хочешь, чтобы эта пародия на брак продолжалась? Если так, то ты ничем не дал мне этого понять с тех пор, как мы выехали из Сен-Дени.

Людовик отвел взгляд:

– Я дал обет не запятнать себя, сама знаешь.

– Запятнать? Этим все и сказано. – Ее гнев готов был прорваться наружу, но она все-таки сдержалась.

– Мне придется обратиться к моим советникам, – сказал он.

– Ты хочешь сказать, получить их позволение? – презрительно фыркнула Алиенора. – Неужели во всем обязательно слушаться аббата Сугерия и того бесхребетного тамплиера? Неужели Тьерри де Галеран правит твоим умом, а не только в спальне? И ты говоришь, что принадлежишь самому себе? Что ж, докажи.

Людовик посмотрел на нее взглядом, полным отвращения:

– В первую очередь я Божий человек и подчиняюсь Его воле.

– Тогда спроси у Него.

– Оставь меня в покое, – процедил Людовик сквозь стиснутые зубы. – Я дам тебе ответ, когда буду готов.

– Поступай как знаешь, но помни: я с тобой никуда не еду. Мой выбор сделан: я остаюсь здесь, в Антиохии.

Когда она выходила из спальни, оказалось, что Тьерри де Галеран ждал у двери, чтобы войти, и по его лицу стало ясно, что он подслушивал. На нем была мягкая шелковая сутана, расшитая мелкими серебряными крестиками, а на поясе – потертая кожаная портупея, но вместе это смотрелось нелепо. Алиенора окинула его взглядом, полным презрения.

– Так даже лучше, – бросила она. – Скажите ему это, пока оба будете молиться.

Тьерри вернул ей презрительный взгляд, потом высокомерно поклонился и вошел в королевские покои.

Сидя в своем кресле, поникший Людовик посмотрел на Тьерри, который закрывал дверь.

– Ну что, слышал? – Он сдавил переносицу.

– Кое-что, сир, – осторожно ответил Тьерри.

– Она желает расторгнуть брак на основании близкого родства и остаться здесь, когда мы поедем дальше. – Людовик опустил руку и посмотрел на Тьерри. – Я склонен исполнить ее желание.

Тьерри нахмурился и подтянул портупею.

– Я бы посоветовал вам не торопиться, сир. Если вы согласитесь, это навредит вашему престижу. Люди станут говорить, что вы не способны удержать жену, что ее увел другой мужчина, пусть даже этот другой – родной дядя. И тогда аквитанцы пойдут за Антиохией, а не за Францией. По закону вы властитель Аквитании, но, если королева даст вам развод, ваше положение пошатнется.

– Она словно шип розы, засевший в моем боку. – Людовик скривился. – И это особенно больно, потому что я до сих пор помню красоту цветка.

– Много красивых приманок посылает дьявол, чтобы причинить нам вред, – сказал Тьерри. – Вспомните, как красива блестящая кожа гадюки, но укус змеи смертелен. И разве не змий соблазнил Еву отведать плод от древа познания, и разве не она потом заставила Адама откусить от него?

– Напишу Сугерию, – со вздохом сказал Людовик. – Спрошу у него совета, но ты прав. Ей пока не следует оставаться в Антиохии.

– Я также считаю, что не стоит приводить всю армию в Антиохию. Пусть лучше они присоединятся к нам по пути.

Людовик прищурился:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сир, до меня дошли тревожные слухи.

– Какого рода?

Тьерри скривился, будто хлебнул уксуса:

– Полагаю, что правитель Антиохии что-то замышляет против вас.

– Полагаешь или знаешь? – Дыхание Людовика участилось, паника сковала грудь.

– Я видел, как князь пытался всадить клин между вашими людьми. Он нашептывает красивые слова на ухо вашему брату и в то же время сговаривается с королевой. – Тьерри говорил, не скрывая отвращения. – Подозреваю, что Раймунд с королевой вели себя неприлично наедине. Я видел, как они сидели рядышком, словно любовники, а вокруг никого не было из слуг, все давно легли спать. – Он чуть не захлебнулся слюной. – Они обнимались на моих глазах. Она и с другими мужчинами ведет себя неприлично. Жоффруа де Ранкон оставался в ее покоях за полночь, перед тем как покинуть Антиохию, и мои шпионы докладывают, что расстались они с нежностью. Невольно напрашивается мысль, было ли случайностью то, что случилось с авангардом на горе Кадмос.

Людовик в ужасе уставился на него:

– Христос и все святые, ты уверен?

– Сир, я бы и словом не обмолвился, если бы не серьезные сомнения. Мое слово такое: нужно покинуть Антиохию в ту же секунду, как наша армия окажется на подступах, и взять курс на Иерусалим, а королева поедет с нами. Если она будет с вами, ее дядя не осмелится двинуть свои силы против нас, а куда бы ни поехала королева, аквитанцы последуют за ней, как верные псы.

Людовик дернул кадыком:

– Что конкретно ты советуешь?

– Продумать, как украдкой отправиться в путь, когда получим сведения, что войска приближаются. Придется действовать быстро и посвятить в наши планы только тех, кому мы доверяем. Раймунд не сможет вас остановить, как и помешать вам забрать с собой свою жену. Вы должны оградить ее от его влияния и держать при себе, чтобы у нее не было возможности строить заговоры и плести интриги.

Людовику стало плохо. Он никак не мог осознать чудовищность того, о чем твердил Тьерри. Король не желал в это верить, но в то же время тамплиер был его глазами и ушами и мог учуять заговор, как крыса, идущая на запах вонючего сыра. Он давно почувствовал опасность, и новость его не удивила, но очень испугала.

– Позвольте мне разобраться с этим, сир, – вкрадчиво продолжил Тьерри. – Я сделаю так, что королева будет готова к походу в нужный момент.

Людовик облегченно кивнул.

– Ты всегда знаешь, как лучше поступить, – смирился он.

Приближалась ночь, и Алиенора велела своим дамам не закрывать ставни, чтобы впустить хоть какой-то ветерок. Где-то в этой бескрайней, испещренной звездами темноте продолжал путь Жоффруа. Она вспомнила их разговор о звездах на равнинах Венгрии, надеясь, что он не встречает препятствий на своем пути.

Утром она побывала в церкви Святого Петра, пожертвовала серебро и помолилась о благополучии Жоффруа и их ребенка. Ей хотелось, чтобы Людовик поскорее отправился в Иерусалим, и тогда она сможет ослабить бдительность и насладиться покоем. Прикрывшись квадратом вышивки, над которым работала, она опустила ладонь на живот и прошептала ребенку слова любви и утешения.

– Вы что-то сказали, мадам? – встрепенулась Гизела.

– Это я сама с собой, – ответила Алиенора. В последние дни Гизела вела себя странно: вздрагивала от малейшего шума и в то же время о чем-то сосредоточенно думала. – Тебе совсем не обязательно оставаться в Антиохии со мной, – сказала королева. – Я не запрещаю тебе ехать с королем.

– Я знаю, мадам.

– Тогда что с тобой такое? – резко спросила Алиенора, начиная терять терпение.

– Ничего, мадам, я просто устала. – Гизела посмотрела на свое рукоделие и прикусила губу. – У меня весь день болела голова. Можно мне, с вашего позволения, выйти и подышать свежим воздухом?

– Да, но только не задерживайся. Я скоро лягу спать.

Гизела поднялась, накинула плащ и вышла из спальни.

Алиенора повернулась к Амарии:

– Как ты думаешь, у нее есть любовник?

– Если и есть, то не представляю, кто бы это мог быть. – Служанка удивленно изогнула брови. – Я лишь раз видела, как она разговаривала с оруженосцем Тьерри де Галераном, но тот молодой человек вряд ли склонен к флирту.

Алиенора вспомнила сурового юношу с большим кадыком и рябым лицом.

– Значит, шпионит, – заключила королева, и сердце у нее упало: неужели никому нельзя доверять?

Амария пожала плечами:

– Вполне вероятно, мадам.

– По-твоему, она знает о ребенке?

– Возможно, что-то подозревает, но доказательств у нее нет.

Алиенора поджала губы. С тех пор как королева поняла, что беременна, она тщательно пеклась о подтверждении месячных, пачкая тряпки куриной кровью, которую тайком приносила в плошках Амария.

Гизела вернулась с прогулки раскрасневшаяся, с сияющими глазами. Алиенора не знала, что и думать. Возможно, у девушки действительно появился возлюбленный. Если ей удавалось скрывать беременность, то и Гизела не уступала королеве в умении хранить тайны. Вероятно, ее избранник не христианин или принадлежал к низшему сословию, потому и приходилось утаивать роман. Алиенора решила докопаться до правды на следующий день.

Королева удалилась к себе вместе с Амарией и Мамилей, помогавшей расстилать постель, а Гизела тем временем готовила комнату девушек – гасила лампы, прибирала рукоделие. Амария расчесывала волосы Алиеноры, приглаживая ладонью каждую прядь, отчего та лоснилась тяжелой золотой волной.

Неожиданно Гизела тихо охнула. Алиенора подняла взгляд и оцепенела, увидев, как темные фигуры входят в ее спальню и закрывают дверь между комнатами.

Солдаты! Они пришли с мечами, под плащами поблескивали кольчуги. Комнату заполнил кислый запах пота. Она почувствовала их взгляды на себе, пока они рассматривали ее фигуру и распущенные волосы. Откуда-то из середины вышел Тьерри де Галеран, в его темном взгляде читалось довольство, но ничего хорошего он не предвещал. Алиенору охватил ужас.

– В чем дело? – строго спросила она. – Как вы смеете?!

– Мадам, король покидает Антиохию и желает, чтобы вы следовали с ним. Идемте, нам нужно спешить. Дело чрезвычайной важности.

– Пусть король поступает, как считает нужным, – ответила она. – Я остаюсь в Антиохии.

– Мадам, это невозможно. Король попросил меня позаботиться о вас. – Через левую руку у него висел свернутый мужской плащ из тяжелой зеленой шерсти, отделанный соболем.

– Король прекрасно знает, что я остаюсь здесь. – Она выпрямилась и застыла. Остальные враждебно уставились на нее, и ни один не потупил взора из уважения к королеве. Не было в этих людях сочувствия. Ловушка захлопнулась. – Или вы явились сюда, чтобы убить меня? – Она осознала, пока говорила, что убийство было вполне реальной возможностью. – Где Сальдебрейль?

– Скажем так, он обезврежен, – ответил Тьерри и протянул руки к королеве.

Она отмахнулась от него.

– Не прикасаться ко мне! – прошипела Алиенора, испытывая отвращение от одной мысли почувствовать его руки на себе.

Галеран перехватил ее запястье, тогда она его укусила. В бой вступила Амария, пройдясь по лицу Тьерри жесткой щеткой для волос. Одним ударом он сбил ее с ног, и она упала на раскрашенный сундук. Закричала Мамиля, один из солдат схватил ее и зажал рот рукой.

– Тихо, госпожа, – прорычал он, – или я выдавлю голос из вашего горла.