Дженни Хан - Лето без тебя – не лето

Мы мчались по городу, мимо давно знакомых мест: площадки для мини-гольфа, лавки, где продавали крабов; Джереми присвистывал, разгоняя автомобиль. А мне хотелось, чтобы он притормозил, растянул поездку до бесконечности. Но это, конечно, невозможно. Мы почти приехали.

Я сунула руку в сумку и достала тюбик с блеском для губ. Нанесла блеск и запустила пальцы в волосы, пытаясь их причесать. Из-за открытых окон ветер спутал и растрепал прическу. Краем глаза я заметила на себе взгляд Джереми. Он, наверное, качал головой и думал, какая я глупая. Хотелось сказать ему: «Да, я глупая. Ничем не лучше Тейлор». Но я просто не могла предстать перед Конрадом с лохматой головой.

При виде его машины на подъездной дорожке у меня сжалось сердце. Он здесь. Джереми пулей вылетел из автомобиля и понесся к дому, взбежал на крыльцо, перепрыгивая через ступеньки. Я потащилась следом.

Странно: от дома пахло как прежде. Я почему-то этого не ожидала. Возможно, когда Сюзанны не стало, я решила, что все будет ощущаться иначе. Но нет. Мне почти казалось, что она ждет нас внутри, порхая по кухне в одном из своих домашних платьев.

Конрад, увидев нас, не постеснялся скорчить недовольную мину. Он только вернулся домой после серфинга – еще не успел снять гидрокостюм и обсушить волосы. Я оторопела: прошло всего два месяца, а я словно повстречала призрака. Призрака минувшей первой любви. Его глаза задержались на мне всего на секунду перед тем, как остановиться на Джереми.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он брата.

– Я приехал, чтобы отвезти тебя обратно в колледж, – ответил Джереми, явно стараясь говорить непринужденно и расслабленно. – Натворил ты дел, чувак. Отец с ума сходит от беспокойства.

Конрад отмахнулся:

– Передай ему, чтоб катился со своим беспокойством. Я остаюсь.

– Кон, ты пропустил два занятия, у тебя экзамены в понедельник. Нельзя просто взять и свалить. Тебя вытурят из университета.

– Это моя забота. А она что здесь делает?

Говоря это, он даже не взглянул на меня – будто вонзил нож мне в грудь.

Я попятилась к стеклянным раздвижным дверям. Дыхание сперло.

– Помогает мне, – объяснил Джереми. Он оглянулся на меня и глубоко вздохнул. – Слушай, мы привезли твои учебники. Можешь сегодня-завтра позаниматься, а потом вернемся в колледж.

– Да пофиг. Мне плевать, – бросил Конрад, подходя к дивану. Стянул с себя верхнюю часть гидрокостюма. Его плечи уже слегка загорели. Все еще мокрый, он плюхнулся на подушки.

– Да какой бес в тебя вселился? – едва сдерживаясь, спросил Джереми.

– Прямо сейчас меня бесите вы. Ты и она. Здесь. – Конрад впервые с нашего приезда посмотрел мне в глаза. – Ты хочешь мне помочь? Чего ты вообще приперлась?

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Он, как всегда, сумел опустошить меня одним взглядом, единственным словом.

Он терпеливо ждал моего ответа, а когда не получил его, продолжил сам.

– Ты, кажется, не хотела меня больше видеть. Ты же меня ненавидишь, забыла?

Его слова прозвучали насмешливо, унизительно.

– Я тебя не ненавижу, – выдавила я, а затем сбежала. Оттолкнула в сторону раздвижную дверь и ступила на крыльцо. Закрыла дверь и кинулась вниз по лестнице на пляж.

Надо скорее на пляж. Там мне станет легче. Нет ничего лучше, чем ощутить под ногами песок. Он одновременно надежный и зыбкий, вечный и вечно меняющийся. Песок – это лето.

Я сидела на песке и смотрела, как волны накатывают на берег и растекаются, как белая глазурь на печенье. Я ошиблась, приехав сюда. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, прошлого не сотрешь. Как он произнес «она», с таким презрением! Даже по имени меня не назвал.

Немного спустя я вернулась в дом. Джереми один сидел на кухне. Конрада нигде не было.

– Мда, вот и поговорили.

– Не стоило мне приезжать.

Джереми не обратил на мои слова внимания.

– Десять к одному, что в холодильнике, ничего кроме пива. Спорим?

Он пытался меня рассмешить, но напрасно. Мне было не до смеха.

– Только идиот согласится на этот спор.

Я прикусила губу. Только бы не расплакаться.

– Не давай ему себя задевать, – утешал Джереми. Он потянул меня за хвостик и обмотал его вокруг запястья, как змею.

– Не получается.

Как он на меня смотрел – словно я пустое место, ничтожество.

– Да он придурок, не придавай значения его словам. Он на самом деле так не считает, – продолжал Джереми. Он легонько толкнул меня. – Жалеешь, что приехала?

– Да.

Джереми криво мне улыбнулся.

– Ну а я нет. Я рад, что ты приехала. Рад, что не в одиночку терплю эту чушь.

Он держался, поэтому и я постаралась. Распахнула дверцу холодильника так же торжественно, как те помощницы из телевикторины, девушки в вечерних платьях и сверкающих туфлях.

– Та-дам! – Джереми был прав, внутри стояли только два ящика пива. Сюзанна обалдела бы, если б увидела, для чего используют ее холодильник. – Так что будем делать? – спросила я Джереми.

Он посмотрел в окно, на пляж.

– Сегодня, наверное, придется остаться здесь. Я его уговорю, он поедет. Просто надо немного времени. – Он помолчал. – Давай тогда так. Ты пока купишь нам чего-нибудь к ужину, а я останусь и поговорю с Коном.

Джереми пытался меня спровадить, но меня это устраивало. Мне самой хотелось убраться из дома, подальше от Конрада.

– Сэндвичи с моллюсками? – спросила я.

Джереми кивнул и вздохнул с заметным облегчением.

– Хорошо. Как скажешь.

Он потянулся за бумажником, но я его остановила.

– Не надо.

Он замотал головой.

– Не хочу, чтобы ты тратила свои деньги, – настаивал он, протягивая мне две мятые двадцатки и ключи. – Ты и так сколько отмахала, чтобы помочь.

– Не захотела бы – не поехала.

– Да, потому что ты хороший человек и хотела помочь Кону.

– Я и тебе хотела помочь. В смысле, хочу. Не должен же ты один решать все проблемы.

На короткий миг Джереми стал сам на себя не похож. Он стал похож на отца.

– Если не я, то кто?

А затем улыбнулся – и снова передо мной Джереми. Сюзаннин мальчик, улыбки и веселье. Ее ангелочек.

Именно Джереми научил меня ездить на «механике». Как приятно снова сесть за руль. Я выключила кондиционер и опустила окна, впуская в салон соленый морской бриз. Я неспеша проехала по городу и припарковала машину у старой баптистской церкви.

По улице туда-сюда носились дети в купальных костюмах и шортах, родители в брюках-хаки и золотистые ретриверы без поводков. Наверное, для многих наступили первые деньки летних каникул. Что-то такое витало в воздухе. Я улыбнулась, заметив малыша, догоняющего пару девочек постарше, должно быть, его сестер.

– Подождите, – кричал он, хлопая шлепками по тротуару.

Девочки, не оглядываясь, ускорили шаг.

В первую очередь я зашла в супермаркет. Раньше я могла торчать здесь часами, раздумывая у витрины с конфетами. Выбор каждого сорта, казалось, имел судьбоносное значение. Мальчишки сгребали конфеты в пакет без разбору: ковшик того, пригоршню сего. А я подходила к вопросу вдумчиво: десяток крупных мармеладных рыбок, пять молочных шариков в глазури, средний ковшик грушевых драже… Я решила тряхнуть стариной и набрала кулечек. Арахис в шоколаде для Джереми, шоколадные батончики для Конрада и, хоть его здесь и не было, лимонные драже для Стивена. Этакий конфетный мемориал, дань уважения Казенсу нашего детства, когда выбор конфет был самым значительным и приятным событием дня.

Дожидаясь у кассы своей очереди, я вдруг услышала:

– Белли?

Я обернулась. Позади стояла Морин О’Райли, владелица магазина «Дамские шляпы Морин». Она старше моих родителей, ей почти шестьдесят, но она была приятельницей мамы и Сюзанны. И очень серьезно относилась к своим шляпам.

Мы обнялись, от нее пахло все так же: растительным мылом для очистки дерева.

– Как твоя мама? Как Сюзанна? – спросила она.

– У мамы все хорошо, – сказала я и шагнула ближе к кассе, подальше от Морин.

Она шагнула следом.

– А у Сюзанны?

Я откашлялась.

– Ее болезнь вернулась. Она умерла.

На смуглом лице Морин отразилось смятение.

– Я не знала. Какая жалость! Я ее так любила. Когда?

– В начале мая.

Моя очередь почти подошла, еще чуть-чуть и можно будет уйти и закончить этот разговор.

Морин сжала мою ладонь, и моим первым порывом было поскорей выдернуть руку, хотя Морин мне всегда нравилась. До чего же противно стоять в магазине и обсуждать смерть Сюзанны, словно городскую сплетню. Это же Сюзанна!

Морин, должно быть, что-то почувствовала, потому что отпустила мою руку.

– Жаль, что я об этом не слышала. Пожалуйста, передай мои соболезнования мальчикам и своей маме. И, Белли, заходи как-нибудь в гости в мой магазин. Снимем с тебя мерку. Пора тебе обзавестись шляпой, думаю, с лентой будет в самый раз.

– Я никогда не носила шляпы, – сказала я, шаря по карманам в поисках кошелька.

– Пора уже, – повторила Морин. – Чтобы подчеркнуть твои достоинства. Заходи, я тебе что-нибудь подберу. В подарок.

После этого я прогулялась по городу, заглянула в книжный магазин и в лавку с товарами для серфинга. Я бродила без всякой цели, изредка опуская руку в кулек с конфетами. Я не хотела столкнуться еще с кем-нибудь, но и возвращаться домой не торопилась. Конрад не хотел меня видеть. Неужели из-за меня станет только хуже? Как он на меня смотрел… Увидеть его вновь оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала. Как и вновь войти в этот дом. В миллион раз тяжелее.

Когда я привезла домой сэндвичи в промасленном бумажном пакете, Джереми с Конрадом пили пиво на задней веранде. Солнце уже висело над горизонтом, обещая прекрасный закат.

Я бросила ключи и пакет на стол и упала в шезлонг.

– Передайте мне пиво, – попросила я. Не потому, что мне так уж нравится пиво. Не нравится. А для того, чтобы присоединиться к компании, потому что пара банок пива на веранде хотя бы чуть-чуть, но сблизила их. Как и в старые добрые времена я лишь хотела, чтобы со мной считались.

Я ожидала, что Конрад сверкнет на меня глазами и скажет, что нет, не передаст он мне никакого пива. Когда он промолчал, я с удивлением ощутила укол разочарования. Джереми протянул руку к холодильнику и бросил мне банку. А затем подмигнул.

– С каких пор наша Белли-Кнопка употребляет алкоголь?

– Мне почти семнадцать, – напомнила я ему. – Тебе не кажется, что я уже выросла из этого прозвища?

– Я в курсе, сколько тебе лет, – ответил Джереми.

Конрад сунул руку в бумажный пакет, вытащил сэндвич и с жадностью впился в него зубами. Он, возможно, целый день ничего не ел.

– На здоровье, – заметила я. Не удержалась. С тех пор как я вернулась, он ни разу не взглянул в мою сторону. Я хотела, чтобы он меня заметил.

Он хмыкнул в знак благодарности, а Джереми бросил на меня предостерегающий взгляд. Как бы говоря: «Не зли его, он только успокоился».

Телефон Джереми завибрировал на столе, но Джер не двинулся с места.

– Я не уеду отсюда. Так ему и передай, – сказал Конрад.

Я вскинула голову. То есть как не уедет? Никогда? Я уставилась на Конрада, но его лицо, как обычно, ничего не выражало.

Джереми встал, взял телефон и скрылся в доме, закрыв за собой дверь. Впервые мы с Конрадом остались наедине. В воздухе повисло тягостное молчание, и я задумалась, сожалеет ли он о том, что наговорил днем. Задумалась, стоит ли мне что-то сказать, попытаться наладить отношения. Но что я скажу? Я сомневалась, что слова могут что-то исправить.

Поэтому я и не пыталась. Вместо этого я вздохнула и откинулась в шезлонге, пережидая тягостный момент. Небо стало золотисто-розовым.

Мне подумалось, что нет ничего прекрасней этого, что вот именно этот закат в десятки раз красивее чего угодно на земле. Я буквально ощутила, как напряжение прошедшего дня покинуло меня и растворилось в океане. Мне хотелось запомнить это мгновение на случай, если я больше сюда не вернусь. Никогда не знаешь заранее, что в последний раз видишь какое-нибудь место. Или человека.

Мы сидели и смотрели телевизор. Джереми больше не порывался говорить с Конрадом, и никто не упоминал ни колледж, ни мистера Фишера. Может, Джереми снова ждал, когда они останутся одни?