Дженни Хан - Лето без тебя – не лето

Он наконец проснулся и, не вставая с пола, лениво потянул руки в стороны. Губы его медленно расплылись в улыбке, словно он привык к такому пробуждению.

– Доброе утро, – пробубнил. Да, Джереми разбудить не просто, но, все же просыпаясь, он никогда не ворчит.

– Сейчас не утро. Уже почти три. Скажите спасибо, что я дала вам поспать лишние полчаса, – огрызнулась я.

– Спасибо, – не остался в долгу Джереми и протянул мне ладонь, чтобы я помогла подняться. Я нехотя подала ему руку.

– Пошли.

Они потащились за мной на кухню.

– Какого?.. – не сдержался Конрад, окидывая взглядом преобразившееся помещение.

Джереми хлопнул в ладоши, а потом подставил ладонь для хлопка мне. Я дала ему «пять».

– Ты просто клад! – похвалил он. Понюхал воздух, заметил белый бумажный пакет из «Макдоналдса» и просиял. – Да! Чизбургеры из «Макдака»! Этот запах я где угодно узнаю.

Я тут же шлепнула его по руке.

– Пока нельзя. Это вознаграждение. Конрад занимается, а затем получает еду.

– А как же я? – нахмурился Джереми.

– Конрад занимается, а затем ты получаешь еду.

Конрад выгнул брови.

– Вознаграждение, значит? Что еще я получаю?

– Только чизбургеры, – смутилась я.

Он оценивающе окинул меня взглядом, будто решая, а не купить ли ему это пальто. Чем дольше он на меня смотрел, тем сильней у меня горели щеки.

– Хоть мне и нравится мысль о вознаграждении, но спасибо, не надо, – сказал он наконец.

– В каком смысле? – не понял Джереми.

Конрад пожал плечами.

– Мне гораздо удобней заниматься одному. Так что можете идти, ребята, дальше я сам.

Джереми с отвращением покачал головой.

– Как всегда. Скорее удавишься, чем попросишь помощи. Что ж, тебе не повезло, потому что мы остаемся.

– Вы что, ребята, знаете основы психологии? – съязвил Конрад, складывая руки на груди.

– Как-нибудь разберемся, – не растерялся Джереми. – Беллс, – подмигнул он мне, – давай сначала поедим? Мне нужно топливо.

Я как будто приз выиграла. Словно мне море по колено.

– По одному на брата, – предупредила я, засовывая руку в пакет. – Больше не дам.

Когда Конрад повернулся к нам спиной, разыскивая в шкафчике соус табаско, Джереми вытянул пятерню для еще одного хлопка. Я беззвучно прикоснулась к его ладони своей, и мы широко друг другу улыбнулись. Мы с Джереми – отличная команда, с давних пор.

Мы молча ели чизбургеры.

– Ну что, Конрад, как хочешь распределить задания? – спросила я, как только все доели.

– Поскольку я ничего такого вообще не хочу, решайте сами, – ответил он. На нижней губе у него остались следы горчицы.

– Ладно. – К этому я была готова. – Тогда ты будешь читать. Я – составлять карточки по психологии. А Джереми – выделять нужные места маркером.

– Джереми не умеет выделять нужное, – усмехнулся Конрад.

– Но-но-но! – возмутился Джереми. Но, повернувшись ко мне, сказал: – Он прав. Я не умею. У меня в результате все страницы будут раскрашены. Я лучше займусь карточками, а ты выделяй, Беллс.

Я вскрыла упаковку бумаги для записей и передала ее Джереми. Невероятно, но Конрад меня послушал. Вынул из стопки учебник по психологии и принялся читать.

Сидя за столом, сосредоточенно нахмурив лоб и уткнувшись в книгу, он вновь стал прежним Конрадом. Таким, которого заботят экзамены, отглаженные рубашки и пунктуальность. Парадокс в том, что Джереми никогда не отличался прилежанием. Он терпеть не может учиться, не видит смысла в оценках. Учеба всегда была коньком Конрада. С самого детства. Именно Конрад обзавелся набором юного химика и выдумывал для нас – своих ассистентов – всевозможные научные опыты. Помню, как он открыл для себя слово «абсурд», и вставлял его на каждом шагу.

– Какой абсурд! – говорил он.

Или «олух» – его любимое ругательство. – Он его тоже частенько употреблял. Как-то летом, когда ему исполнилось десять лет, он задумал прочитать всю «Британнику[3]». К следующему лету он добрался уже до буквы «Т».

И вдруг я поняла. Мне не хватало того Конрада. Все это время. Оно – это чувство – пряталось глубоко внутри, под наносным безразличием. Но было всегда. И пусть сейчас мне до Конрада рукой подать, мне не хватало его как никогда.

Я разглядывала его из-под опущенных ресниц и думала: «Вернись! Снова стань тем, кого я люблю и помню».

Когда завибрировал мой телефон, мы уже разделались с психологией, и Конрад, надев наушники, работал над сочинением по английскому. Тейлор. Уж не знаю, извиниться она хотела или потребовать немедленно вернуть ее шмотки. А может, по чуть-чуть и того, и другого. Я выключила телефон.

Из-за всей этой трагедии с домом я ни разу не задумалась о нашей ссоре. Я провела здесь всего пару дней, но, как всегда, успела забыть и о Тейлор, и обо всем, что осталось дома. Важным было только здесь и сейчас. Как всегда.

Слова Тейлор меня сильно задели. Может, она и права. Но я не уверена, смогу ли я простить, что она произнесла их вслух.

Смеркалось, Джереми наклонился ко мне и тихо сказал:

– Слушай, если хочешь, можешь поехать домой сегодня. На моей машине. Я бы завтра ее забрал, когда Конрад разделается с экзаменами. Замутили бы тогда что-нибудь.

– Никуда я не поеду. Я хочу завтра с вами.

– Ты уверена?

– Да, уверена. Ты не хочешь, чтобы я поехала с вами?

Я начала обижаться, что он ведет себя так, будто они с Конрадом отнимают у меня время, будто мы не одна семья.

– Ну, конечно, хочу.

Он замолчал, как бы собираясь еще что-то добавить. Но я ткнула в него маркером.

– Боишься схлопотать потом от Мары? – полушутя спросила я.

Мне все еще не верилось, что он не рассказал о своей девушке, или как ее там. Сама не до конца понимаю почему, но мне это было важно. Мы ведь лучшие друзья. Или, во всяком случае, ими были. Мне полагается знать, есть у него девушка или нет. И когда они «расстались»? На похороны она не приходила, во всяком случае, мне так показалось. Но Джереми ведь не водил ее за ручку, представляя собравшимся. А какая девушка не придет проводить в последний путь маму своего парня? Даже бывшая Конрада – и то пришла.

Джереми взглянул на брата и снова понизил голос:

– Я же говорил, мы с Марой уже не вместе.

Я ничего не ответила.

– Да ладно тебе, Белли. Не злись.

– Поверить не могу, что ты мне о ней не рассказал, – прошептала я, выделяя маркером целый абзац. На Джереми я не смотрела. – Не верится, что ты прятал ее от меня.

– Да не о чем было рассказывать, клянусь.

– Ха! – только и хмыкнула я. Но почувствовала себя лучше. Я мельком посмотрела на Джереми и встретила его обеспокоенный взгляд.

– Все нормально.

– Ну ладно. Мне, по большом счету, от этого ни жарко ни холодно. Просто я думала, что такой новостью ты бы со мной поделился.

Он вновь откинулся на спинку стула.

– У нас все не настолько серьезно было, можешь мне поверить. Ну девушка, и что? Совсем не то, что было у Конрада с…

Я вздрогнула, и он виновато умолк.

Совсем не то, что было у Конрада с Обри. Он ее любил. Когда-то он по ней с ума сходил. Ко мне он никогда так не относился. Никогда. Но я его любила. Любила дольше и искреннее, чем кого-либо в жизни, так, как, наверное, больше никого любить не смогу. О чем я, если честно, подумала почти с облегчением.

6 июля

Проснувшись на следующее утро, я в первую очередь выглянула в окно. Кто знает, сколько раз мне еще удастся полюбоваться этим видом? Мы взрослеем. Скоро я уеду в колледж. Но меня успокаивала мысль, что этот вид никуда не денется. Потому что никуда не денется дом.

Глядя в окно, не разберешь, где кончается небо и начинается океан. Я и забыла, как здесь порой бывает туманно по утрам. Я стояла у окна и пыталась наглядеться, чтобы этот вид получше запечатлелся в памяти.

А затем побежала к спальням Джереми и Конрада и заколотила в двери.

– Подъем! Пора выдвигаться! – закричала я, пробежав по коридору.

Спустилась вниз за стаканом сока и обнаружила, что Конрад сидит за кухонным столом, там же, где я его оставила около четырех утра, уходя спать. Уже одетый, он что-то записывал в блокноте.

Я попятилась из кухни, но он поднял голову.

– Классная пижамка, – отметил он.

Я вспыхнула. На мне все еще была дурацкая пижама Тейлор.

– Уезжаем через двадцать минут, – насупившись, проговорила я. – Собирайся.

– Я уже готов, – услышала я по дороге наверх.

Когда Конрад говорит, что готов, значит, так и есть. Он сдаст свои экзамены. И, скорее всего, с отличием. Конраду удается все, за что бы он ни брался.

Спустя час мы наконец собрались. Я запирала стеклянную дверь на заднем крыльце и услышала позади голос Конрада:

– Ну что, давай?

Я повернулась к нему, собираясь спросить: «Давай что?» – но тут откуда ни возьмись передо мной вырос Джереми.

– Ага. Как в старые добрые времена, – кивнул он.

Ой.

– Ни за что! – запротестовала я. – Вы с ума сошли!

Не успела я опомниться, как Джереми схватил меня за ноги, Конрад – за руки, и они качнули меня сначала в одну сторону, затем в другую. Джереми крикнул:

– Белл-тых!

И я полетела прямиком в бассейн. Погружаясь в воду, я подумала: «Ну хоть в чем-то они единодушны».

Вынырнув, заорала:

– Придурки!

Те лишь громче расхохотались.

А мне пришлось вернуться в дом, чтобы снять промокшую одежду, ту самую, в которой я сюда приехала. Я переоделась в сарафан Тейлор и сандалии на платформе. Вытирая волосы полотенцем для рук, я уже почти не сердилась. Даже слегка про себя улыбнулась. Ведь я, скорее всего, последний раз отметила купальный сезон традиционным «Белл-тыхом», а Стивен в нем не поучаствовал.

Джереми придумал ехать одной машиной, чтобы по дороге Конрад мог еще позаниматься. Тот даже не претендовал на переднее сиденье, сразу плюхнулся назад и принялся перебирать карточки.

Я вполне предсказуемо расплакалась, когда мы отъезжали от дома. Слава богу, я сидела впереди и в солнечных очках, иначе мальчишки бы меня задразнили. Но я обожаю этот дом и ненавижу с ним прощаться. Потому что это не просто дом. Это каждое лето моей жизни, каждая лодочная прогулка, каждый закат у океана. Это Сюзанна.

Довольно долго мы ехали, почти не разговаривая, но по радио вдруг заиграла песня Бритни Спирс, и я включила погромче. Конрад, само собой, терпеть ее не мог, но мне было все равно. Я начала подпевать, Джереми тоже присоединился.

– О, детка, детка, зря ты ушел от меня[4], – пела я, пританцовывая и наклоняясь к приборной доске.

– Покажи мне, чего хочешь, – завывал в ответ Джереми, дергая плечами вверх и вниз.

Следующей заиграла песня Джастина Тимберлейка, и Джереми она отлично удалась. Легко и непринужденно. Впрочем, Джереми всегда такой. Мне бы тоже так хотелось.

– Скажи, детка, откуда такие ладные личико и фигурка[5], – чеканил Джереми.

Я положила руку на сердце и притворно млела от восторга, как настоящая фанатка.

– Быстро или нет, как тебе захочется.

Припев я выводила вместе с ним:

– Это любовь не на лето…

Конрад проворчал с заднего сиденья:

– Ребят, вы не могли бы, пожалуйста, сделать музыку потише? Я тут заниматься пытаюсь, если вы забыли.

– Ой, прости. Она тебе мешает? – спросила я, оборачиваясь.

Он, сощурившись, сверлил меня взглядом.

Не говоря ни слова, Джереми убавил громкость. Спустя еще около часа он спросил:

– Тебе надо в туалет или еще что-нибудь? Я остановлюсь на следующей развилке заправиться.

Я покачала головой.

– Неа. Пить только хочется.

Мы припарковались на заправке, и, пока Джереми заливал бак, а Конрад дремал на заднем сиденье, я сбегала в магазинчик. Купила нам с Джереми «фруктовый снег», наполовину из колы, наполовину вишневый, смесь, которую за многие годы я довела до совершенства.

Вернувшись к машине, я села на свое место и передала Джереми его стакан. Он просиял:

– Ого, спасибо, Беллс. С каким у меня вкусом?