Голубое озеро посреди леса некоторым людям могло бы показаться раем, но только не Джулиану. И близко нет. Бетонный парк для скейтов подошел бы куда больше. Дома он был счастлив, летая на своем скейтборде над разделительной границей шоссе или занимаясь серфингом на хантингтонском пляже во время шторма. Здесь он не имел представления, что с собой делать. С его везением его брат может заставить его чистить сортиры или что-то вроде того. Потому что это было в духе Коннора. Хотя Джулиан едва знал его, давно понял, что его старший брат имеет представление о том, что такое «рабочая этика». Вроде как чем тяжелее ты трудишься, тем более этичным ты становишься. Логика идиотов. Джулиан даже мог доказать, что это дедуктивная модель, но всякий раз, когда он использовал свои мозги для подобных рассуждений, только погружался еще глубже в неприятности.


Они миновали водопад Мирскил и мост, нависавший над тесниной. О боже, он помнит этот мост. В возрасте девяти лет он в первый раз спрыгнул с него. Потом был просто ад, но прыжок того стоил. За этот трюк он получил от детей прозвище — Птица Мирскила. От своего брата он получил другое прозвище — Чертова Задница. Коннор всегда тревожился о Джулиане так, как не тревожились его родители.

— Мы поселимся здесь, — сказал Коннор, указывая па ряд хижин, прижатых к холму и окруженных милями леса. Хижины были одинаковыми, сделанными из обработанного непогодой дерева, в каждой были окна, выходящие на озеро, и камины из речного камня, к крыльцу вели ступеньки.

— Лагерь был закрыт многие годы, — объяснил Коннор, открывая дверь. — Нам придется тут немного прибрать.

Джулиан со вздохом снял свой рюкзак и куртку. Со всех поверхностей поднимались тучи пыли.

— Чувак, — сказал он со своей лучшей серфинговской интонацией, — это потрясающе.

— О-хо-хо. — Коннор направился к большей из двух спален. — Я занимаю эту, — сказал он. — Ты поселишься в другой.

— Не могу поверить, что ты заставишь меня остаться здесь.

— Эй, учитывая альтернативу, тебе повезло. — Коннор не проглотил наживку, не пошел на попятный. — Ты можешь провести здесь целый день. Сооруди себе кровать, займись уборкой. Отдохни с дороги, осмотри лагерь и возьми что-нибудь поесть.

«Пропащий день, — подумал Джулиан, — а затем начнется работа, черт бы ее побрал».

— Мама прислала мне по электронной почте список рекомендаций семейного суда, — продолжал Коннор. Он вытащил из заднего кармана несколько сложенных листов. — Тут вроде сорок семь правил и рекомендаций. — Он положил их на полку в комнате Джулиана. — Но пока ты со мной, тебе стоит помнить только одно правило.

Джулиан сузил глаза, задрал подбородок.

— Да? Что же это?

Коннор звякнул связкой ключей в кармане.

— Не дури, — сказал он.

Было уже близко к закату, когда голод Джулиана победил его гордость. К сожалению, борьба не была длительной. Он ел почти все время. Его аппетит был словно алчный монстр, который никогда не бывает сытым. Поначалу Джулиан планировал все время проводить в одиночестве, предпочитая оставаться голодным, только чтобы показать Коннору, что он думает об этом дерьмовом лете.

Коннор, вероятно, думал, что это делает его крутым — свести все правила к одному — не дурить. Коннор не знал, что своим предубеждением отказывает Джулиану в единственной вещи, в которой он был хорош.

Теперь, когда голод свел его живот, он отправился в столовую, расположенную в главном павильоне. Она не выглядела такой большой и роскошной, какой казалась ему, когда он был маленьким.

Раздался звонок, сзывающий на ужин, так же, как было много лет назад. Коннор сказал, что, если Джулиан пропустит ужин, ему придется самому о себе позаботиться. Джулиан имел намерение пропустить это рвотное мероприятие, но, как обычно, его желудок подвел его. Он так проголодался, что был способен начать глодать собственную ногу. Когда прозвучал звонок к обеду, он направился к столовой, истекая слюной, словно собака Павлова.

Коннор представил ему Оливию Беллами, которая наняла фирму Коннора для обновления лагеря, она была горячей блондиночкой. Она сказала, что помнит его с давних пор, но он ее не вспомнил. В его сознании все вожатые были неясными фигурами, улыбающимися белыми ребятами, которые слушали плохую музыку и пели лагерные песни у костра. Еще был один парень по имени Фредди и некоторое количество родственников — кузина Дэйр, организатор событий, которая, кроме того, готовила еду, парень по имени Грег и его докучливый сынишка Макс. Мальчик со щеками, словно яблоки, которому было лет десять, напоминал одного из детишек фон Траппа в самом поганом фильме — «Звуки музыки».

— Дэзи будет тут в любую минуту, — сказала Оливия. — Проходи и поешь чего-нибудь.

— Дэзи? Дэзи?

Стараясь скрыть любопытство, Джулиан протиснулся к буфету. Ну хорошо, ему приходится признать, что кузина Дэйр была феноменальной стряпухой. Он без стыда наполнил свою тарелку куриным рагу, жареной картошкой, салатом и роллами. Макс следил за ним с открытым ртом.

— Ты собираешься съесть все это? — спросил мальчишка.

— На первое, — сказал Джулиан. — На второе я ем маленьких мальчиков.

С Максом это не сработало. Вместо того чтобы перепугаться и скрыться под защиту своего отца, мальчишка захихикал.

— О, я весь трясусь.

Ага, понятно. Удовольствие от пугания маленьких детишек не обещает быть полным. Джулиан поставил свой поднос на стол, как раз когда прибыла Дэзи — очевидно, недостающая кузина. Может быть, это была игра света и, может быть, Джулиан слышал то, чего не было на самом деле, но в то мгновение, когда она появилась в арке дверей столовой, все изменилось. Наступила тишина, словно дух захватило от восхищения.

И когда он стоял там, глядя на ее женственный силуэт, освещенный лучами заходящего солнца, он был уверен, что слышит хор небесных голосов, поющих в совершенной гармонии. Аллилуйя.

Обычно ему приходилось закрывать глаза, чтобы продлить подобное видение. Но здесь это было ни к чему, она была перед ним, в трехцветном объемном изображении, и шла прямо к нему. Хор в голове переключился на «Красотку», пока она приближалась модельным шагом, словно тоже слышала эту музыку.

Джулиан не сразу осознал, что поднимается на ноги, когда их представили друг другу. Дэзи была из Нью-Йорка и, как и Джулиан, только что закончила школу. Она улыбнулась ему, и ее улыбка осветила мир, ее потрясающие голубые глаза просияли.

— Не возражаешь, если я сяду за твой стол? — Как будто это был вопрос. Она и не ждала ответа, просто села рядом с ним, словно оказала ему королевскую почесть.

Он был не способен спорить.

Фамильное сходство Дэзи с ее отцом и братом Максом было безошибочным. Она тоже была фон Трапп — блондинка германского типа, с чертами настолько привлекательными, что с нее можно было бы лепить куклу Барби. Однако, как заметил Джулиан, ее привлекательность скрывала что-то еще, что-то, что он никак не мог определить.

Во время обеда он узнал, что она ходила в ту же высокомерную нью-йоркскую частную школу, о которой, как она настаивала, все должны были слышать. Ее мать была юристом и занималась международным правом, ее отец был ландшафтным архитектором, который решил посвятить лето обновлению лагеря «Киога».

«Ну хорошо, — с досадой думал Джулиан. — Хвастается своими родителями. Кто так делает?» Не он, это точно, черт побери, и этой болтливой блондинке лучше не спрашивать его о его семье.

К счастью, она сменила тему, когда Дэйр принесла десерт — толстые ломти персикового пирога с ванильным мороженым. Пирог был так хорош, что Джулиан едва не завопил от удовольствия. Он оглядел стол, и было видно, что и остальные чувствуют то же самое. Они сидели прикрыв глаза с выражении блаженства на лицах, как у людей, которые пережили религиозный экстаз.

— Пироги из булочной «Скай-Ривер», — сказала Дэйр.

— Нет, они прямо из рая, — возразил Грег.

Джулиану и Дэзи пришлось мыть посуду, и это был единственный недостаток превосходного обеда. Но даже и это было не так плохо. В большой кухне были кулеры, стальные раковины и посудомоечная машина. Они быстро все убрали, смеясь и поддразнивая друг друга, пока сдирали шкварки, мылили, ополаскивали и сушили тарелки. К тому времени, как они закончили, снаружи было уже темно. Фредди и Макс, прихватив с собой маленькую дворнягу по имени Баркис, отправились в холл сыграть в пинг-понг. Коннор и остальные сидели и попивали кофе, просматривая планы и графики. Это было так отвратительно, черт побери, что Джулиана затошнило.

— Можем мы пойти на пляж и развести костер? — спросила Дэзи.

— Вы с Джулианом? — спросил ее отец.

— А то! Да, папа. Я и Джулиан.

Итак, и здесь тоже было кое-что интересное. Что-то вроде борьбы между Дэзи и Грегом Беллами. Джулиан решил вмешаться:

— Я обещаю, что буду вести себя наилучшим образом, сэр.

Отцы девчонок обычно обожали, когда их называли сэр. Одно маленькое словечко, и они вели себя так, словно их дочь встречается с парнем «Все в порядке».

— Он будет хорошо себя вести, — заверил Коннор.

Больше они не обменялись ни словом, но Джулиан услышал повторное предостережение: «Не дури».

— Думаю, это нормально, — согласился Грег. — Попозже я, может быть, приду вас навестить.

— Договорились, папа, — сказала Дэзи с принужденной легкостью. — Это будет замечательно.

Оливия выдала ей коробку из кухонной машины.

— Только выройте яму для костра, хорошо?

Развести костер оказалось труднее, чем выглядело в журнале. Они извели целую коробку спичек, прежде чем дерево по-настоящему занялось, давая больше дыма, чем огня. Спасаясь от густых клубов дыма, Джулиан обнаружил, что с удобством устроился рядом с Дэзи. Один-ноль в его пользу.

— Итак, что у тебя за история? — спросила она.

Джулиан подумал о том, чтобы соврать насчет какой-нибудь высококлассной школы, и таким образом произвести на нее впечатление. Но он слишком устал, чтобы придумывать историю, и все равно он был на крючке.

— Моя мать — безработная артистка — поет, танцует, играет, — поведал он и решил ничего не рассказывать о своем отце. Когда люди слышали о том, что случилось, они становились такими сочувствующими и слезливыми, а Джулиан это ненавидел.

— В мае у меня были проблемы с законом, — признался он.

Правда подействовала на нее как афродизиак. Он почувствовал, как грудь Дэзи прижалась к его плечу, когда она наклонилась к нему и прошептала:

— Итак, что это был за инцидент? Ты украл автомобиль? Распространял наркотики?

Ну конечно. Именно это люди и думали, глядя на Джулиана Гастинс. Здоровенный черный парень с дредами и такой осанкой. Кем еще он может оказаться, если не малолетним преступником?

— Я изнасиловал девушку, — ответил он. — Может быть, я изнасиловал троих.

Дэзи постаралась не слишком заметно отодвинуться от него, но он заметил, что теплое напряжение между ними ослабло.

— Ты врешь. — Она охватила руками колени.

Черт, она была противная девчонка. Она не только знала, что он врет, она знала, что он уже жалеет о том, что выставил себя насильником. Это было и вовсе глупо.

— Я сломал амортизатор, прыгнув с моста на шоссе, — признался он.

— Ух ты. Почему ты использовал амортизатор, прыгая с моста? — в ужасе спросила она.

— А почему бы тебе не попробовать? — спросил Джулиан.

— Но ты мог переломать себе все кости. Остаться паралитиком. Мозг твой умер бы. Или ты просто умер бы.

— Люди умирают каждый день.

— Да, но, если прыгать с моста, можно поторопить судьбу. — Дэзи пожала плечами.

— Это было круто. — Он проследил глазами за искрами, взлетающими в небо. — Я бы сделал это снова. Мне всегда нравилось летать. Все, что хотя бы отдаленно напоминало полет, всегда было моей мечтой.

— Значит, тебе это нравится. — Дэзи полезла в карман и вытащила футляр для очков. Она открыла его, в нем оказалась толстая, уродливая самокрутка, набитая марихуаной.

Приподняв горящую ветку, она прикурила и вдохнула дым.

— Это мой способ летать. — Она сделала еще один грамотный вдох и протянула сигарету Джулиану.

— Я пас. Мне нужно следить за собой. Понимаешь, судья в Калифорнии предоставил моей матери выбор: или я покидаю город на лето, или отправляюсь в колонию. Поскольку я приехал сюда, мое дело закроют.

— Достаточно честно. Но тебя не поймают. — Она снова предложила ему сигарету.

Итак, теперь он снова должен был сказать правду. Даже если это будет выглядеть так, словно он бойскаут.

— Я не курю.

— Перестань. Это по-настоящему хорошая травка, — сказала Дэзи. — И нас ни за что не поймают. Мы посредине ничего.