— У меня нет электронной почты. Я слышал, что для этого можно использовать библиотеку, но я не слишком часто туда захожу.

Лолли мысленно пнула себя. Она всегда это делала. Она всегда принимала как должное, что у всего мира есть компьютеры и мобильные телефоны и все такое прочее.

— Значит, электронная почта нам недоступна, — заключила она удрученно. Для Лолли электронная почта была бы идеальным способом связаться с ним. Только вот он никогда бы не получил ее записку.

Прозвучал свисток, и капитан спасения на водах приказал всем двигаться к плавательному доку. Рамона Фишер схватила Лолли за руку, вид у нее был отчаянный.

Коннор одарил ее еще одной улыбкой. Он все еще не замечал вожатых-девушек, которые не сводили с него глаз. В самом деле он был таким невнимательным или просто не знал?

— Так что увидимся позже, — сказал он Лолли.

— Да, позже. — Она заметила серьгу в его ухе. О боже! Он сохранил ее. Это должно было что-то означать, разве нет?

— Эй, помогите мне, — взмолился кто-то.

— Джулиан, — переводя дух, прокричал Коннор на бегу.

Маленький мальчик по имени Джулиан взобрался на дерево над озером и карабкался по ветке, которая нависала над водой. Он был ладным, крепким мальчишкой, быстрым и гибким, и определенно озорником. Балансируя на конце ветки на манер Тарзана, он позволил охраннику покричать на него, прежде чем свалился в воду, словно лягушка.

Лолли тоже была занята, помогая распределить девочек в плавательные группы. Рамона стояла, дрожа, в доке, глядя на прекрасную чистую воду с неподдельным ужасом.

— Я не могу, — прошептала она.

— Ты должна сделать это, — сказала Лолли.

— Я не войду в воду.

— Если ты сдашься сегодня, завтра будет только труднее.

— Я попробую, — прошептала Рамона.

— Ты должна прыгнуть и подплыть ко мне. Как ты думаешь, ты сможешь сделать это?

Рамона пожала плечами. В конце концов, это уже не было отказом.

«Замечательно, — подумала Лолли, снимая ветровку. — Я буду первым вожатым в воде». Но Рамона выглядела такой благодарной, что Лолли забыла о достоинстве вожатого. Она на собственном примере показала ей, как просто спрыгнуть в воду.

— Двигайся ко мне, — убеждала она. — Давай же, Рамона. Подумай о том, как ты будешь гордиться собой.

— Вы обещаете, что поймаете меня?

— Обещаю.

Рамона крепко зажмурила глаза, изобразила на лице гримасу и спрыгнула. Для такой крошечной, похожей на птичку девочки брызги были чудовищными, и они окатили Лолли. Но все было не зря, девочки показалась из коды и поплыла по-собачьи, с выражением удивления и гордости на лице.

— Я сделала это, Лолли! Я сделала это!

«Как и я», — подумала Лолли, снова заметив в доке Коннора. Он руководил мальчишками и снова подлизывался к ним, похоже совершенно игнорируя Лолли. «Отлично», — подумала она.

Ей не нужно его внимание.

— Давай подплывем к этой лестнице, — проинструктировала она Рамону, показывая на лестницу в конце дока.

— Это слишком далеко. Я утону.

— Я буду рядом все время, — пообещала Лолли.

Деревянная лестница, прикрепленная к доку, видала лучшие времена, ее ступеньки были скользкими и изъеденными водой. Рамона вылезла из озера и издала клич триумфа. За ней плыла Лолли, и она едва не упала, тяжело поднимаясь в док.

— Прелестно, — сказал кто-то и хихикнул. Лолли узнала голос Джэззи Симмонс, одной из вожатых. — Хорошо прокатилась, Лолли?

Лицо Лолли запылало, но она ничего не ответила и попыталась встать на ноги. Большая сильная рука помогла ей, и ее лицо запылало горячее, когда она осознала, что смотрит на Коннора Дэвиса.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Все хорошо. — Она не осмеливалась смотреть на него. После того как он отошел, она опустила взгляд на Рамону, которая теперь дрожала под полотенцем. — Видишь? Это еще не конец света.

20.


Комната персонала в лагере «Киога» была известна как зал для вечеринок. Это была большая комната, куда вожатые и персонал приходили после работы пообщаться и послушать музыку. Подходя к дому, Коннор услышал, как бит сотрясает стены и крышу, и знал, что вечеринка в самом разгаре.

Он шагнул внутрь, глаза привыкали к темноте, комната освещалась только лампочками стереоустановки и парой свечей на столе с несколькими пакетиками чипсов и чашками сальсы. Тела волнообразно двигались в середине комнаты, создавая экспромтные выступления. Остальные стояли по периметру помещения, пили контрабандное пиво и пытались поддерживать беседу сквозь грохот музыки. Коннор поискал глазами Лолли, но не нашел ее.

Может быть, она… сердита не него? Он не мог точно сказать почему, но, когда он помогал ей сегодня, ему показалось, что она оттолкнула его с коротким «хорошо». «Девушки, — подумал он. — Кто, черт возьми, в них разберется?»

Длинноногая блондинка в расстегнутой до пупка ветровке скользнула к нему, протягивая ему бутылку пива с длинным горлышком. Музыка стихла, они сменили диск.

— Вот прошел еще один день с искусанными коленками, — сказала она низким, страстным голосом и облизала губы. — Не думала, что дети доставляют так много хлопот. — Она поднесла бутылку ко рту и сделала глоток, а потом отняла бутылку со звуком поцелуя и протянула ее Коннору.

Музыка зазвучала снова: «Сделай это с незнакомцем», звук металла бился о стены комнаты.

— Хочешь немного? — спросила она, наклонившись, чтобы прокричать ему в ухо сквозь гром музыки.

— Нет, спасибо.

— Между прочим, здесь меня называют Джэззи, — сказала она ему с улыбкой.

«Может быть, стоит сказать им, чтобы они прекратили», — подумал он.

— Я — Коннор.

— Я знаю. — Она подмигнула. — Я спрашивала. У тебя есть подружка, Коннор?

Он увидел, как Лолли входит в комнату со своими двумя кузинами и все трое начинают махать в знак приветствия.

— Нет, — сказал он.

— Отлично. Это будет превосходное лето. Я из Лос-Анджелеса.

— Буффало, — сказал он. — Большое дело.

Она рассмеялась, словно он сказал что-то смешное, затем сделала эту глупую девичью штуку, притворяясь, что она подвыпила, и оперлась на него. Она пахла пивом и фруктовым шампунем. Ее груди были неестественно твердыми — что, как он слышал, было признаком занятий в гимнастическом зале. Он обнял ее одной рукой и помог сесть на скамейку. Она, очевидно, решила, что он намерен закрутить с ней роман, и охватила руками его шею.

— Я собираюсь принести что-нибудь выпить! — прокричал он ей в ухо. — Рад познакомиться, Джэззи.

Он огляделся: часть его хотела сбежать, другая хотела остаться на вечеринке и, конечно, еще одна часть хотела ее. Но нет. С Джэззи из Лос-Анджелеса или с другой девушкой — Мэнди или Минди, — которая налетела на него, пока он прокладывал себе путь к столу с напитками, заваленному пивом и чипсами.

Не то чтобы он был против того, чтобы с кем-нибудь завести роман. Далеко не так. Он был практически готов только от одной мысли о Джэззи, прислонившейся к нему. Но он не хотел начинать лето романом с любой девушкой. Просто так. Ему надо было сначала определить территорию.

А теперь еще две девушки улыбались ему. У одной большие сиськи и короткий топ, а ее хихикающая подружка была дочерью владельца фирмы, производящей дорогую одежду.

Он проследил взглядом за Лолли Беллами. Она стояла на краю зала, выражение ее лица было усталым. Коннор пробрался сквозь толпу и подошел к ней.

— Привет, — сказал он как ни в чем не бывало.

— Привет. — Ее улыбка была натянутой, и он подумал, не злится ли она все еще на него из-за чего-то.

— Так что мы должны наверстать упущенное, — напомнил он ей.

— Что ты говоришь? — Она поднесла руку к уху.

— Наверстать упущенное, — повторил он и показал жестом, чтобы она следовала за ним в угол комнаты, подальше от стереоколонок. Она улыбнулась ему, ее взгляд был мягким и искренним. Он всегда любил ее лицо. У нее была хорошая кожа и красивые глаза за стеклами очков.

— Я была удивлена, когда узнала, что ты приедешь этим летом, — сказала она.

— Я не планировал вернуться, — объяснил Коннор. Теперь он был мужчиной, как постоянно напоминал ему Мел. Достаточно взрослый, чтобы, покинув дом, убраться из жизни отчима.

И конечно, он не мог исчезнуть достаточно быстро. Было похоже, что его устраивает жить с матерью. Это была лучшая опция, поскольку он откладывал каждый пенни на колледж, потому что не получал помощи от матери и Мела, так же как и от отца.

Что было для Коннора нормально. Он не возражал идти собственной дорогой. Он бы уехал, как только фейерверк в честь окончания школы растаял в воздухе, но только у его матери были другие планы насчет его.

— Что заставило тебя вернуться? — спросила Лолли. Он заколебался, взвешивая, как много может ей рассказать.

— Я после выпускного нашел себе работу и собственную квартиру. Я думал, у меня началась новая жизнь.

— А теперь ты здесь.

— Просто не мог оставаться в стороне.

Это было куда больше, чем он мог сказать ей, и должен был, вероятно учитывая, что невозможно вести доверительную беседу во всем этом шуме. Может быть, это и к лучшему. Может быть, Лолли лучше не знать истинной причины, по которой он вернулся снова. Другой сын по матери, восьмилетний Джулиан, приехал из Луизианы на лето, Коннор должен был присмотреть за ним. Это был способ держать ребенка подальше от себя и от кулаков Мела.

Коннор едва знал своего брата младенцем, а потом его мать сплавила ему Джулиана, как ненужного щенка. Коннору пришлось потратить целые годы, чтобы справиться с этим, и, может быть, это сделало несколько странным и Джулиана. Восьми лет от роду, он был сгустком энергии, руководимым редко сдерживаемыми импульсами. Согласно его школьным записям, ему была рекомендована частная диагностика, но это никогда не было сделано. И его уровень интеллекта никогда не был исследован, были одни только разговоры.

Школьные записи являли собой многостраничное описание нарушений поведения, не только многочисленные эпизоды хулиганства на школьном дворе или грубости по отношению к учителям. Это были по большей части причудливые и рискованные действия, которые подвергали опасности единственного человека — самого Джулиана.

Мать заявила, что ребенок доведет ее до нервного срыва. Решение пришло с неожиданной стороны — от отца Коннора, который все еще работал в лагере «Киога». Семейство Беллами предложило Коннору работу на лето и пригласило Джулиана в лагерь. Он гадал, рассказали ли они Лолли, что он — очередной стипендиат, жест вежливости по отношению к Терри Дэвису. Он подозревал, что они ей не сказали. Чарльз и Джейн Беллами были деликатны, когда дело доходило до таких вещей.

— Так что ты поделывал? — спросила Лолли. — Почему ты так долго не возвращался?

— Мой отчим сказал мне, что я достаточно взрослый, чтобы приносить в дом деньги. — Коннор изобразил просторечное произношение Мела: — «Ты должен найти работу, сынок. Я не желаю видеть, как ты сидишь целый день, проедая наш дом».

Ему было над чем иронизировать. Прежде всего, он не был сыном Мела. Нравилось ему это или нет, но у Коннора был отец.

— А как насчет дома? — огрызнулся Коннор. — Предполагается, что он у меня есть — дом. Но правда состоит в том, что мы торчим в парке для трейлеров, и это ни для кого не дом. Просто место, чтобы перебиться какое-то время.

Он попытался проследить за выражением ее лица. Было это отвращение? Превосходство? Что думает кто-то вроде нее о том, как живет кто-то вроде него?

— Это звучит потрясающе, — заключила она.

— В самом деле?

— Ну да, черт побери. Подумай о нас. Ты можешь уйти в любую минуту, когда захочешь. Поверь мне, если бы мои родители были способны на это, когда они развелись, их развод не был бы таким уродливым и болезненным.

— Он был уродливым и болезненным?

— Ха. Они могли бы написать книгу по этому поводу. И проблема в том, что они ругались — я называла это годами холодной войны — насчет всяких вещей. Ерунды. Вроде покраски лампы или антикварной мебели. Понимаешь?

— Они не ругались из-за опеки над тобой?

— Черта с два. Нет способа заставить мою мать отказаться от меня. Это была единственная вещь, из-за которой они не ругалась. Было решено, что моя мать останется со мной, как с ней останутся ее месячные.

«Какая ирония», — подумал он. Лолли не могла не оправдать ожиданий ее родителей. Он не мог представить себе родителей, которые чего-либо от него ждут.

— Итак, как насчет тебя? — спросил он. — Как твои дела?

— Последние два лета я путешествовала.