И она ушла.

Рив плюхнулся в горячую воду и потряс головой. Сколько раз в прошлом он говорил женщинам, что их отношения всего лишь развлечение? Сколько раз он уверял, что не хочет брать на себя никаких обязательств и не ждет их от женщины? И теперь, когда одна красивая женщина сказала эти слова ему, он должен был чувствовать облегчение. Должен был чувствовать благодарность за прекрасный секс без всяких дальнейших обязательств.

Почему же у него возникло такое ощущение, будто она ударила его молотком по голове?

Глава 14

Лоркан Грин прошел через главный вход колледжа Беды Достопочтенного во двор церкви Св. Агаты. Он заглянул в домик привратника, убедился, что никто не обратил на него ни малейшего внимания, миновал внушительных размеров часы на стене, прошел под аркой и оказался у входа в здание Уолтон. Войдя внутрь, он в нерешительности остановился посреди вымощенного плиткой прохладного и тихого холла. Лоркан понятия не имел, где находится комната Фредерики.

По лестнице спускалась группа студентов-экономистов, направлявшихся на семинар в аудиторию Уэбстера. Лоркан отступил в сторону, давая им пройти, и заметил на противоположной стене карточку с именами студентов и номерами их комнат.

Он поднялся по широкой лестнице на второй этаж, миновав шесть дверей, обнаружил то, что искал. Лоркан колебался, стоя у двери и не решаясь постучать. Даже после того дня под каштаном он все еще продолжал бороться с собой, стараясь держаться подальше от Фредерики. Ночами он не мог уснуть. То ему казалось, что он величайший мерзавец, то – что самый счастливый человек на свете. Так дальше продолжаться не могло. Им нужно поговорить. Разобраться во всем.

Лоркан поднял руку и постучал в дверь, громко и уверенно. Тишина. И едва не расхохотался. Он так нервничал. Наконец уговорил себя отправиться к Фредерике, а ее не оказалось дома. Он снова покачал головой и медленно побрел назад по коридору, в конце которого было большое двустворчатое окно. Лоркан устало прислонился к подоконнику и выглянул. На горизонте возвышались купола театра Шелдона и библиотеки Радклиффа. Но Лоркан ничего не видел, его мысли были заняты только Фредерикой.

Он встряхнул головой и повернулся спиной к окну, глядя в темный коридор, возвращаясь мыслями к тому прекрасному, разрушившему все его планы дню. Девственница. Лоркан даже не предполагал, что Фредерика может быть невинной. Сначала он видел в ней только милую свободомыслящую студентку. А узнав, что она преступница, совсем не интересовался ее личной жизнью.

Она же была еще ребенком. Нет! Теперь уже нет. С тех пор, как он занимался с ней любовью. Теперь она стала женщиной. Его женщиной. Но нет! Она не его женщина. Он сморщился от боли, пытаясь прогнать эту мысль, которая пронзила его. Он любил ее.

Нет!

Да!

Лоркан Грин опять направился по коридору к ее двери. Перед дверью он снова застыл в нерешительности. От слабости Лоркан едва мог стоять на ногах, как будто на него внезапно обрушилась какая-нибудь страшная болезнь. Сам не зная почему, он взялся за ручку двери и толкнул ее вниз.


Лоркан разинул рот от изумления, когда дверь вдруг открылась.

– Черт побери, Фредерика, какая ты доверчивая, – пробормотал он, заглядывая в обычную студенческую комнату.

Односпальная кровать, узкая, аккуратно застеленная, стояла у одной стены. Лоркану представилось, что Фредерика лежит на постели, ее кудрявые волосы разметались по подушке, лицо во сне порозовело, длинные темные ресницы опущены. Он сделал шаг в комнату, затем еще один и закрыл за собой дверь. Он знал, что студенты обычно не закрывают двери своих комнат на ключ, но от Фредерики ожидал большей осторожности. Лоркан понимал, что нет ничего страшного в том, что он вошел в открытую комнату, и все-таки чувствовал себя не очень уютно.

Стены комнаты украшали копии картин Сальвадора Дали и Оноре Фрагонара. У окна стоял стол, заваленный бумагами. Но его внимание привлек большой мольберт. На мольберте стояла закрытая тканью картина.

Лоркан не догадывался, что только что разминулся с Фредерикой. Девушка перенесла картину из школы Рескина в свою комнату и отправилась в библиотеку, чтобы сделать ксерокопии с других картин Форбс-Райта из имеющихся там книг о художнике.

Стоя у двери, Лоркан некоторое время разглядывал белую ткань, закрывающую картину, потом медленно направился к мольберту. Он еле передвигал ноги. Сердце так отчаянно колотилось, что в груди появилась боль.

На самом деле ему совсем не хотелось знать правду. Ему не было до этого дела.

Прошлым вечером ему позвонил Ричард Брейн и сообщил, что в картотеке преступников о Фредерике Делакруа ничего нет, но попросил его разнюхать все на месте. Хорошо, вот он и занимается этим, подумал Лоркан и ухмыльнулся. Раньше он всегда стремился во что бы то ни стало обнаружить этих подлецов, которые, как мерзкие хищники, нападали на его мир, вносили алчность и обман туда, где все должно быть прекрасно и чисто. Но сейчас он чувствовал себя просто ужасно. И тем не менее, Лоркан, глубоко вздохнув, медленно приподнял простыню с картины.

Картина продвигалась на удивление быстро. Теперь можно было разглядеть деревья и маленький пруд, прямоугольное здание и водяное колесо. У Лоркана появилось ощущение, что он все это уже видел. Он глубоко вздохнул. Конечно, это же водяная мельница в Кросс-Киз! На какое-то мгновение его охватило чувство глубокого облегчения, и это было так приятно. Он все неправильно понял. Фредерика писала картину с натуры. Ничего плохого в этом нет…

А потом вдруг чувство облегчения исчезло. Контур мельницы, четко прорисованный на холсте, совсем не был похож на ту мельницу, которую он успел заметить до того, как они стали заниматься любовью. Где же новая теплица, где новые окна? Может быть, Фредерика просто придала больше романтики этой сцене, в отчаянии подсказал ему внутренний голос, который исходил из сердца. Но Лоркан не мог забыть другие ее работы: старый, обшарпанный дом; комбайн, убирающий урожай; спутниковые тарелки; корзины для мусора и автомобили. Фредерика была убеждена, что предметы нужно изображать реалистично. А этот пейзаж мог быть написан больше ста лет назад.

Лоркан внимательно изучал картину. Лебеди на пруду были пока только в наброске, однако манера напоминала ему кого-то. Кого-то из ранних викторианцев. Но кого? На – этом полотне мазок был совсем не такой, как на ее других картинах, которые ему довелось увидеть. Он был более тонкий, изящный, больше похожий на мазок… Форбс-Райта. Он долго стоял перед полотном, внимательно разглядывая появляющееся на холсте изображение, пытаясь представить себе картину, когда она будет закончена. Старая мельница, деревья, небо, пруд и лебеди.

Потом Лоркан повернулся и вышел из комнаты. Боль в душе уступила место горькому, ужасному чувству – его обманули, предали. С одной стороны, он понимал, что это неразумно, бессмысленно. А с другой стороны, этой подделкой оскорблен он лично, эту рану нанесли именно ему. Черт побери, неужели он ничего для нее не значит? Совсем ничего? Она отдала ему свою невинность, а как насчет ее доверия? Ее честности? Она должна знать, как он относится к мошенникам. Он уже прочитал студентам две лекции на эту тему.

Если бы Лоркан Грин пошел в библиотеку колледжа, то встретил бы там Фредерику с кипой фотокопий работ Форбс-Райта. Но Лоркан не встретился с Фредерикой. Он пошел в Центральную городскую библиотеку, где до вечера изучал материалы о художниках ранней викторианской эпохи. И в одном толстом фолианте с большим количеством иллюстраций обнаружил картину, автором которой был Форбс-Райт. «Старая мельница и лебеди».

Лоркан разглядывал глянцевую репродукцию картины и мысленно видел холст в комнате Фредерики. Он почувствовал, как в груди растет холодный твердый комок. На этот раз сомнения не могло быть: холст на мольберте – неопровержимое доказательство того, что девушка собирается подделать картину Форбс-Райта. Не может быть никакого оправдания тому, кто крадет произведения другого художника. Никакого! Даже для Фредерики Делакруа!

Даже для женщины, которую он любит!


Фредерика как раз переодевалась к обеду, когда в дверь постучал студент, живший рядом, и позвал ее к телефону. Фредерика быстро спустилась в холл, где стоял телефон, и взяла трубку:

– Алло?

– Здравствуй, Фредди, – с наигранной бодростью поздоровался с ней отец. – Как поживаешь? Я ждал, что ты приедешь домой.

– Нет, я еще немного задержусь здесь. Мне кое-что нужно сделать, – ответила Фредерика.

Как будто отец не знает, что именно она собирается сделать, старый обманщик!

– А, ну хорошо. Знаешь, Фредди… – Джеймс Делакруа многозначительно кашлянул. – Думаю, ты понимаешь, что это была не очень хорошая мысль.

– Что? – ошеломленно вскрикнула Фредерика. – Ты заявляешь мне об этом теперь, когда я проделала такую работу? А сколько денег мне это стоило! Ты с ума сошел? Мне нужно всего неделю-другую, чтобы закончить работу.

Неужели он думает, что она все бросит, когда проделана такая работа, истрачено столько сил и нервов, чтобы обмануть самого известного в стране эксперта по подделкам картин? Да ничего подобного!

И вдруг ее охватило дурное предчувствие, по спине побежали мурашки. Фредерика поняла, что случилось что-то непредвиденное. Очень плохое. Непохоже, чтобы отец без веской причины так резко и внезапно изменил свое мнение.

– Папа, – тихо, почти шепотом спросила она. – Папа, что случилось?

Джеймс тяжело вздохнул:

– Ах, Фредди, я слышал… из неофициальных источников, что нами интересовались… недавно… некоторые люди. Осторожно расспрашивали о нас.

Фредерика не сразу поняла, что хочет сказать ей отец. А догадавшись, чуть не завопила от страха.

– Ты имеешь в виду полицию? – скрипучим голосом спросила она.

– Фредди, пожалуйста! Только не по телефону! – предостерег ее отец.

Фредерика незаметно огляделась, но в холле не было ни души.

– Ох, папа, ты это серьезно? – задохнувшись, произнесла она. – Почему… как?

Вдруг она просто лишилась дара речи. В голове не было ни одной мысли. Ей показалось, будто что-то темное и страшное ползет по ней, проникает в ее подсознание, как ужасное чудовище. Лоркан Грин, охотник за фальсификаторами. Лоркан Грин, внезапно, без предупреждения появившийся в Оксфорде. Лоркан Грин, плей-бой, миллионер, приглашающий на свидание неизвестную студентку, будущую художницу. Лоркан Грин, друг инспектора полиции и свидетель на многих громких процессах против мошенников от искусства.

Девушка прислонилась к стене, чтобы не упасть, телефонная трубка дрожала в ее руке. «Нет! Этого просто не может быть!»

– Фредди? – раздался в трубке озабоченный голос отца.

Нет, как же Лоркан мог узнать, чем она занимается? Он же не всемогущий Бог. И почему полиция интересуется именно ею?

– Фредди. Ты слышишь меня?

Она закрыла глаза. Волна ужасной боли накрыла ее с головой. Значит, все было только ловким трюком? Значит, Лоркан каким-то образом узнал о ее планах? Значит, их встречи, их близость, их смех, совпадение мыслей, даже их занятие любовью были всего лишь притворством с его стороны?

– Нет! – хрипло вскрикнула она. – Ах, нет, нет…

– Фредди! Что с тобой? – Взволнованный голос отца заставил ее подняться из той черной ямы, куда она падала, и Фредерика снова поднесла трубку к уху. Она была такой тяжелой, как будто весила тонну.

– Папа, ты уверен в том, что сказал? – слабым, тонким голосом спросила она.

Джеймс Делакруа вздохнул:

– Я узнал: ходят слухи, что в Оксфорде расследуется дело о мошенничестве с произведениями искусства. Ведет это дело детектив – инспектор Брейн. Он также вел процесс о поддельной картине, которую хотели продать галерее Грина, – продолжал он.

«Лоркан! Опять Лоркан». У нее дыхание перехватило от боли и обиды. Фредерика глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и проглотила подступившие слезы.

– Но этот новый случай не может быть связан с нами, – сказала она, стараясь утешить себя. – Я имею в виду – как это может быть? Мы же не преступники, и у нас нет никаких связей с преступниками. Конечно… они не могут подозревать нас! – прошептала Фредерика.

Интуиция подсказывала ей, что в этом нет никакого смысла. И никакой логики. Но кого волнует логика? В глубине души она знала, что ошибки нет. Что она не преувеличивает. Лоркан охотится за ней. Он проявлял такой интерес к ее работам не потому, что они ему нравились. Он просто изучал ее манеру письма. Запоминал ее методы и приемы. Если бы она не изучила книгу Китинга, то оставила бы на законченной копии Форбс-Райта свои, присущие только ей следы и Лоркан легко обнаружил бы подделку. И, как эксперт, он, конечно, должен будет рассказать о ней в суде. Если Лоркан думал, что она собиралась продать эту картину – иначе почему в дело замешан отряд по борьбе с мошенничеством в сфере искусства? – то все это время только и выжидал, когда можно будет отправить ее в тюрьму. Так же, как он отправил туда всех других мошенников.