— Добились, чего хотели? — упрекнула она их на бегу.

Куда Тадеу мог побежать? Конечно, на пляж Любви, Жуди догнала его. Они сидели вдвоем на теплом песке. И кроме них, больше никого в мире не было.

— Одним грязным поступком я испортил всю свою жизнь, — печально говорил Тадеу. — Я совершил его ради человека, который не заслуживал этого... Я взял эти деньги для отца, который ничего хорошего для меня не сделал.

— Я знаю, Тадеу, — Жуди прижалась к нему еще теснее, — и мама знает, что ты очень хороший, что ты не мошенник и не вор. И я всегда буду на твоей стороне. А братья? Ну что поделаешь, если они такие. Но я тебя люблю, и мы всегда будем вместе!

— Ты, правда, меня любишь? — Тадеу так нужен был ее ответ. — Ты ведь всегда была своенравной, любила идти наперекор, бросить вызов своим домашним. Всегда воевала с братьями.

— А сейчас, видишь, не воюю. Потому что люблю тебя и верю, что когда-нибудь они убедятся в моей правоте. И я готова ждать, а не воевать с ними.

— И ты будешь со мной наперекор всем?

— Буду!

Тадеу крепко-крепко обнял Жуди. Он еще не верил своему счастью. Ведь он очень любил эту девушку и никогда не переставал любить. Только одно время ему было очень больно вспоминать о своей любви...

— Как же мы с тобой похожи, — ласково сказал он ей, — хоть и совсем разные. Мы с тобой не слишком везучие. Всю жизнь нам придется отстаивать свое счастье!

И Тадеу, говоря это, был совсем недалек от истины. Отстаивать свое счастье ему пришлось очень скоро. Буквально на следующее утро он получил записочку, в которой ему было назначено свидание. Его призывал к себе отец.

Тадеу добрался до окраины Маримбы. Потом дорога кончалась, и ему нужно было идти пешком. По каменистой тропке он добрался, наконец, до убежища в густых зарослях, где ждал его Эзекиел.

Но сын пришел на это свидание только для того, чтобы сказать, что больше никогда не придет ни на одну встречу. Пусть отец забудет, что у него когда-то был сын. И вот он стоял молча и ждал, что скажет ему отец.

— Наконец-то ты завел себе богатую девушку! — Эзекиел рассмеялся скрипучим смехом. — Наконец ты понял, что без денег не проживешь. Но деньгами нужно делиться!

Лицо Тадеу исказилось от ненависти. Если бы он мог, он бы придушил своего мучителя собственными руками!

— Не приближайся ко мне, — хрипло сказал он, — я за себя не отвечаю! После того как ты убил Лу...

— Она тебе не подходила, — спокойно заявил Эзекиел. — Я заботился исключительно о твоем благе. Как-никак я твой отец, и мне лучше знать, что для тебя хорошо и что плохо. Теперь ты на правильном пути. Так вот насчет денег... Мне их нужно много.

Кулаки Тадеу сжимались и разжимались, он едва сдерживался, чтобы не кинуться и не уничтожить этого тщедушного старика, который, будто зловредное ядовитое растение, уничтожал все вокруг. Но, совершив над собой усилие, он овладел собой.

— В детстве ты бил меня, — сказал он. — Но я этого делать не буду. Тобой займется правосудие. Я немедленно сообщу о тебе в полицию. Немедленно! Немедленно!

Тадеу круто повернулся и пошел назад по каменистой дорожке.

— Я — твой отец! — крикнул ему вслед Эзекиел. — Кроме меня, у тебя никого нет на этом свете! И однажды ты приползешь ко мне на коленях! На коленях!

— Отца у меня нет тоже! — донеслось с тропки до Эзекиела, и его лицо исказила злобная усмешка. Он часто предавал друзей ради денег и уж тем более никогда не давал спуску врагам.

Глава 35

Тадеу довольно долго просидел в полицейском участке под любопытным взглядом Кабесона, но так и не дождался Шику. Наконец с невольным вздохом облегчения он встал, попрощался и вышел. Сама судьба уберегла его от второго недостойного поступка, который впоследствии он бы себе, конечно, не простил — так решил про себя Тадеу. Быть доносчиком ничуть не лучше, чем быть вором. Не важно, из каких побуждений ты решаешься на донос или воровство. А уж доносить на собственного отца! Не важно, что ты ненавидишь его и презираешь. Донеси он на Эзекиела, чем бы он отличался от него? Тот тоже ради новых друзей предавал старых, а потом наоборот.

Тадеу легко зашагал, торопясь побыстрее добраться до концертного зала. У него было еще столько дел перед представлением, до которого осталось всего несколько дней!

Жуди, увидев его, кинулась ему на шею, и он крепко обнял ее. Как хорошо было в этом ясном, солнечном мире, полном забот и суеты!

Откуда было знать Тадеу, что он не дождался Шику, потому что тот работал с присланными из Кампу-Линду полицейскими?

В связи с предстоящим в Маримбе празднеством было решено устроить облаву — прочесать все окраины и летние домики, чтобы, наконец, отыскать Эзекиела. Сам того не подозревая, занимаясь подготовкой представления, Тадеу все-таки служил делу правосудия. Шику показывал вновь прибывшим карту окраинных кварталов Маримбы, намечал главные точки, на которые нужно было обратить особое внимание, — именно в этих укромных домиках и мог затаиться опасный преступник, — но мыслями он возвращался к Селене.

После того как они, наконец, выяснили свои отношения — Селена уверилась, что Шику не подозревает ее в убийстве, а Шику убедился, что она не ставит ему в вину исполнение его профессионального долга, — между ними вновь воцарились мир и покой. Как это ни странно прозвучит, но они были счастливы. Да и как могло быть иначе, если они почти что не разлучались. Каждую свободную минуту Шику проводил возле Селены. Могла ли она представить себе такое, когда только мечтала о нем? Когда он казался ей дальше горней звезды? А теперь он был с ней, сидел рядом, не сводил с нее влюбленных глаз...

Могла ли она представить себе, что тюрьма ей покажется раем? А так оно и было. Рай для нее был там, где был Шику.

И когда Артурзинью сообщил, что едет хлопотать за нее к судье с тем, чтобы суда она дожидалась на свободе, так как за ней не числилось никаких нарушений, она и обрадовалась, и огорчилась. Часы, проведенные с Шику, были ей так дороги. И что ей была свобода без возлюбленного?

Селена так светилась все последнее время, что Камила подозрительно спрашивала:

— Уж не сесть ли и мне в тюрьму, дочка, чтобы наблюдать за вами?

— Ты лучше улыбнись, мамочка! — отвечала ей Селена. — Порадуйся за свою дочку.

Но Камила не могла радоваться тому, что Селена несправедливо посажена за решетку. И что еще там делается за этой решеткой?..

Шику, наконец, вернулся и пришел к Селене рассказать, как они готовятся к облаве. Но вместо этого прижал ее к себе, приник страстным поцелуем — ведь он так истосковался по ней за день!

— Как же я люблю тебя, — проговорил он, глядя ей в глаза.

— Голубки милуются, — раздался резкий женский голос. — Давно я не видела милующихся голубков!

Селена отпрянула от Шику.

Из своей инвалидной коляски на них смотрела Аманда. За ее спиной возвышался Адербал.

В полицейском участке Аманда по старой памяти чувствовала себя хозяйкой. Когда-то и она миловалась в камере с Шику. Разве не в ней она испытывала от любви самое острое, самое безумное наслаждение? Но сейчас она дрожала не от любви, а от ненависти. Хотя и упрекала в ней соперницу.

— Я знаю, что ты ненавидишь меня, Селена, — говорила она. — И как только выйдешь на свободу, вновь постараешься меня убить...

— Мне самому выкатить коляску или ты справишься? — грозно спросил Шику, надвигаясь на Аманду и заслоняя собой Селену. — Как ты посмела войти сюда?

— Ты не можешь мне запретить навещать сестру, — прошипела Аманда.

— Она имеет на это право. Я как адвокат подтверждаю это, — вступил в разговор Адербал.

— Пошли отсюда вон оба! — рявкнул Шику. — Чтобы я вас тут больше не видел!

Адербал струхнул, увидев разгневанного Шику, но тут же приосанился и заявил:

— Я подам на вас в суд, комиссар.

— В суд?! — вконец разъярился Шику и готов уже был посчитаться кулаками с непрошеным гостем, но Аманда поехала к выходу, и за ней заторопился Адербал. У порога она обернулась и сказала:

— Я не дам тебе развода, Шику. Ты навсегда останешься моим мужем. А убийца сгниет в тюрьме! Да, сгниет в тюрьме!

С этими словами она выехала на улицу.

Сказать, что она была вне себя, значило ничего не сказать.

— Мама! Мы с тобой уезжаем отсюда! — такой была ее первая фраза по возвращении домой. — Здесь я не вылечусь. Едем куда угодно! Только побыстрее.

— Хоть завтра, детка! — сразу же согласилась Илда. — Я готова ради тебя на все. Лижии очень помог санаторий. А тебе, вполне возможно, поможет путешествие. Давай собирать вещи. Ты скажешь, куда взять билет.

— Разумеется, скажу, — ответила Аманда и направилась к себе в комнату.

Но прежде чем собирать вещи, она позвонила Силвейре.

— Не хотела бы уехать, не простившись, — сказала она. — Мы с мамой уезжаем.

— Куда? Почему так поспешно? Для меня это настоящий удар. Аманда! — Голос Силвейры говорил сам за себя, он был всерьез удручен.

— Сама не знаю куда, — грустно сказала Аманда. — Но в моем отъезде повинны и вы тоже.

— Каким образом? — недоуменно спросил он. — Если что-то зависит от меня, то я готов на все, лишь бы ты не уезжала. Жизнь без тебя станет для меня адом!

— Не на все! — резко заявила Аманда. — Если бы вы хотели, вы бы выполнили мою просьбу.

Силвейре не нужно было объяснять, какую просьбу он должен выполнить, он понимал Аманду с полуслова.

— Умоляю, проси о чем угодно, только не об этом! — проговорил с мукой в голосе Силвейра. — Устранять Селену неразумно. Твой муж будет считать ее мученицей. Он...

— Тогда не говорите, что я могу просить у вас что угодно, потому что это ложь, ложь и еще раз ложь! Прощайте! Я полагаю, что мое путешествие затянется надолго.

Аманда в задумчивости положила трубку и на вопрос вошедшей Илды, куда же они направятся, ответила:

— Мы поедем с тобой очень далеко. Куда-нибудь в Европу.

Но не только Аманда преподносила в этот день неприятные сюрпризы окружающим. Неприятную новость привез Селене и Артурзинью. Его хлопоты не увенчались успехом. Ходатайство было отклонено.

— Я не криминалист, — оправдывался он. — Ты же знаешь: лучший криминалист Бразилии займется твоим делом через неделю. Я уже созвонился с ним, он дал свое согласие. И вот тогда...

Селена кивала головой. Она со всем соглашалась, но, честно говоря, после посещения Аманды и ее отказа от развода новость Артурзинью огорчила ее куда меньше, чем могла бы раньше. Похоже, им так и не соединиться с Шику, а здесь, в тюрьме, они были хотя бы вместе...

Артурзинью еще не успел уйти, как на пороге показалась Алисинья с Жоржинью. В первую минуту она слегка опешила, увидев свою старую любовь, но очень быстро пришла в себя, расцеловала Селену, сообщила, что очень скоро тоже станет фермершей, и принялась рассказывать о приготовлениях к свадьбе.

— Как мне жаль, что тебя не будет, — говорила она Селене. — Поверишь? Это будет праздник века, я не сомневаюсь! Чего на нем только не будет — и танцы, и шоу!

Жоржинью слушал свою невесту с приоткрытым от восхищения ртом. Он до сих пор в себя не мог прийти от изумления, что его женой согласилась быть такая необыкновенная женщина.

— Но я припасу тебе кусочек свадебного торта, пирожных и фотографии, потому что все-все мы будем фотографировать, правда ведь, Жоржинью?

Жоржинью подтвердил справедливость слов своей невесты важным кивком головы.

Селена порадовалась за них обоих, но у нее самой на сердце кошки скребли — им с Шику никогда не дожить до самой простенькой, самой обыкновенной свадьбы...

Наговорив с три короба про свадебное платье, вуаль, новые туфли, спальню и прочее, прочее, Алисинья со своим женихом, наконец, ушла.

Но и у нее на сердце скребли кошки. Едва поглядев на Артурзинью, она поняла, что старая любовь по-прежнему жива у нее в сердце. До сих пор этот молодой человек был ей небезразличен. Сердце ее учащенно билось, ее бросало в жар и в холод. Но... Она стала старше, трезвее, разумнее. Что бы она ни чувствовала, она знала, что не изменит своего решения и выйдет замуж за Жоржинью, который искренне любит ее, восхищается ею и будет ей хорошим и надежным мужем. Даже если бы Артурзинью сделал сейчас шаг к ней навстречу, она отказала бы ему, не желая подвергать испытанию свое прочное добротное благополучие. Жоржинью не мог не почувствовать ее волнения и по дороге домой все порывался ее спросить о нем, но никак не мог найти подходящих слов.

Алисинья ответила сама на все его вопросы.

— Артурзинью — это мое прошлое, — сказала она. — Ты это знаешь. Но мы расстались, и хотя по временам я еще чувствую боль, но я выбрала тебя и буду тебе хорошей и верной женой.