Андрей Матвеев - Летучий голландец

Он посмотрел на одну стену, на другую, перевел глаза на потолок и вдруг все понял.

Тот придурок говорил о…

Не так важно, был он когда-то Палтусом или не был, но он имел в виду…

Максим сполз с дивана и начал гоготать.

На всю комнату, абсолютно идиотским, нечеловеческим смехом.

Сестра ворвалась в дверь, как была — полуодетая.

— Максим, — закричала она. — Максим!

А Максим катался по полу от смеха и повторял себе под нос:

— Сперма Палтуса!.. Сперма Палтуса!

За завтраком Мартышка, с состраданием глядя на брата, достала из холодильника чуть пригубленную вчера бутылку водки и налила ему сто граммов — на опохмелку.

Банан махом влил в себя рюмку и потянулся вилкой за последним кусочком морского гребешка, белевшим в мутной лужице горчичного соуса.

— Помнишь, — неожиданно спросил он сестру, — как нас мать этим закармливала?

— Да! — ответила та, действительно вспомнив, как вместо мяса мать жарила им на сковородке белые упругие ломтики филе морского гребешка, и они поедали его тарелками.

Брату зачем-то надо было говорить о Палтусе, а сестре этого совсем не хотелось.

Она рассказывала Максиму о том, что ее по-настоящему занимало в последние годы, а брат вежливо слушал, выпил еще рюмку, закусил ломтиком копченой горбуши, но от третьей отказался.

В кармане у него лежал обратный билет на завтрашнее утро, а он до сих пор почти ничего не выяснил.

Лишь смутная догадка, во время завтрака переросшая в уверенность. Не более того.

Мартышка чувствовала, что Максим скучает, но ей было приятно разговаривать хоть с кем-то из родных, уже давно переселившихся поголовно на Запад, а здесь — крайняя точка Востока, дальше только море. Море сегодня, скорее всего, спокойно — на улице безветренно, и даже небо кажется свободным от туч.

Однако брат продолжал расспрашивать ее о Палтусе.

Она вздохнула, встала из-за стола и ушла в свою комнату.

Банан закурил, наконец-то он смог себе позволить первую утреннюю сигарету: голова отошла, тело уже не ломило, да и шея перестала болеть; кстати, он совершенно не мог понять, что произошло вчера с его шеей — еще перед завтраком она горела, будто по ней полоснули ножом.

Мартышка вернулась и протянула Банану старый, серый конверт с треугольным штампом на лицевой стороне.

— Взгляни, — сказала она. — Это все, что у меня есть. Его родители мне передали…

Банан достал из конверта бумагу, пожелтевшую, вытертую на сгибах.

Официальное извещение.

Курсант такой-то исчез при выполнении служебных обязанностей.

Без вести пропал…

Был Палтус — и нет Палтуса!

Какие служебные обязанности могли быть у курсанта первого года обучения в странном заведении с плохо произносимым названием?

Даже не названием — аббревиатурой.

ВКУППВКР.

В голову приходит лишь «Высшее командное училище попыток проникновения в космический разум».

Эти ПП могли оказаться и психотропными погранвойсками, и противолодочными прививками, и Бог знает чем еще, но результат один: Палтус выполнял служебные обязанности в вышеозначенном ВКУППВКР — и пропал.

Родители получили бумажку, а потом отдали ее безутешной Мартышке.

Вскоре Мартышка вышла замуж и родила дочь.

Родители Палтуса из города уехали.

Мартышка развелась, а еще годы спустя Банан увидел во сне странного черного типа.

Ясно, что черный говорил о сперме Палтуса; надо только догадаться, что конкретно он имел в виду.

— Ты когда улетаешь? — спросила сестра, откровенно радуясь тому, что Максим больше не донимает ее расспросами.

— Завтра, — ответил он. — Завтра утром.

— В город пойдешь?

— Я хотел бы в школу зайти! — сказал Банан.

Мартышка прыснула.

— Ты чего? — удивился Максим.

— Там давно не школа, — пояснила она. — Там сейчас это…

— Что — это?

Она опять засмеялась, а потом выдавила:

— Краевой банк спермы!

И опять залилась смехом, а Максим посмотрел на нее, и по его спине побежали мурашки.

Ниточка начинала разматываться.

Необходимо добраться до центра лабиринта.

Держась за кончик этой ниточки, понятно, какого цвета, — у спермы почти всегда один и тот же цвет.

Мурашки исчезли, но спине вдруг сделалось холодно.

Он стоял у края пропасти, и ему предстояло прыгнуть.

Там, на дне, — камни. И журчит ручеек.

Но журчит далеко внизу, и Банану придется лететь, а потом он шмякнется о камни и разобьется.

Или не разобьется; все зависит от того, насколько правильно он понял слова Адамастора.

Где-то он уже слышал это имя, где-то и когда-то.

Давно, очень давно.

— Что с тобой? — спросила сестра.

— Я пройдусь, — ответил он. — Я недолго.

— Я сегодня дома, — сообщила она. — Суббота, я тебя еще в порт провожу…

— Не надо, — сказал Максим. — Не маленький…

— Провожу, провожу! — настаивала Мартышка.

— Там посмотрим! — пробормотал Банан, поцеловал ее в щеку и отправился на улицу.

Спустился по лестнице и вышел из подъезда.

Ему вдруг захотелось вниз, к морю; прогуляться по берегу, полюбоваться кучами бурых водорослей, выброшенных ночной волной, может, порыться в них, высматривая небольшие черные ракушки, да просто — подышать крепким, одурманивающим настоем соли и йода.

И он действительно пересек площадь и начал спускаться вниз, решив, что разочек посмотрит на вывеску у входа в бывшую школу, а потом пойдет к морю — глазеть на водоросли и искать ракушки.

Дверь была заперта.

А рядом висела черная табличка, на которой золотыми буквами было написано пять слов.

«Краевой центр репродукции и генетики».

Банан подергал дверь, затем постучал.

Безрезультатно.

Сегодня суббота, у сотрудников выходной.

Должен быть сторож, но он или заснул, или ушел.

До вечера.

Банан посмотрел на окна — наглухо задраены, попасть внутрь не представлялось возможным.

Если не учитывать, что когда-то он знал здесь все ходы и выходы.

Море, водоросли и ракушки вылетели у Максима из головы.

Он обошел здание слева, перемахнул через невысокий штакетник и очутился на заднем дворе.

Когда-то при школе была кочегарка, дверь туда не закрывалась — он это помнил, потому что через нее сбегал с уроков.

Кочегарка давно не функционировала, но дверь в то помещение виднелась, она была прикрыта, однако неплотно.

Он потянул ее на себя, дверь скрипнула и отворилась.

Пахнуло сыростью и чем-то еще, чего он не мог, да и не хотел определить; может, утраченным запахом прошлого?

Ноги сами вспомнили дорогу, Максиму даже не пришлось напрягать мозги.

Он спустился по темной лестнице в не менее темный подвал, повернул налево, прямо, снова налево, толкнул черную дверцу.

И оказался там, где когда-то была школьная столовая, а сейчас размещался какой-то склад — банки, склянки, запакованные ящики, тюки, наваленные один на другой.

И виднелась еще одна дверь, которая вела в школьный коридор, под лестницу: выходишь и поднимаешься на второй этаж.

Что он и сделал.

Нижний коридор был пуст. Банан на всякий случай снял ботинки, подумал, связал их шнурками — так удобней нести.

И осторожно, на цыпочках, начал взбираться наверх.

Здесь все изменилось, кроме стен.

Они были такие же светло-зеленые, но двери в классы сменили на металлические, покрашенные желтовато-белой краской, и на каждой виднелась табличка.

Лаборатория № 1, № 2, № 3 и так далее, и так далее…

Банан дернул ручку первой двери, она была заперта были заперты вторая, третья и четвертая.

Зато пятая подалась, он потянул тяжелый металлический блок на себя, тот беззвучно распахнулся, Банан вошел в комнату, огляделся и понял, что когда-то здесь был его класс.

Теперь на месте доски висели горшки с вьющимися зелеными растениями, покрытыми меленькими, невзрачными розоватыми цветочками.

На окне висели жалюзи, Максим прикинул, стоит ли их поднять, и решил, что не стоит.

Из коридора пробивался свет. Были хорошо заметны большие металлические цилиндры, расставленные по комнате вместо парт.

Банан положил ботинки на пол и все так же тихо, на цыпочках, приблизился к самому дальнему цилиндру.

Сверху поворачивающаяся ручка, радом с ручкой — бумажка, приклеенная скотчем.

И на ней — четыре цифры.

Судя по всему, дата.

Последняя цифра была на два меньше той, что обозначала год, когда Палтус поступил в таинственный ВКУППВКР и исчез.

По спине опять поползли мурашки, затем Максим услышал громкий смешок.

Он обернулся и увидел ухмыляющуюся рожу Адамастора, который, впрочем, испарился так же быстро, как и возник.

Цилиндры стояли в непонятном порядке, цифры На следующем уводили Банана на два года вперед от того, в котором пропал Палтус.

Максим обошел цилиндры по очереди, их было восемнадцать, нужный отыскался в самом конце класса, на месте парты, где сидел Славка.

Все правильно.

Последняя цифра маркировки — именно та, которую он искал.

Цилиндр никелированный, а ручка на его крышке — черная.

Не просто ручка, нечто вроде старомодного вентиля: вертишь против часовой стрелки — он закрывает, по часовой — открывает.

Банан взялся за большой черный вентиль и попытался повернуть его в нужном направлении.

Безуспешно!

Тогда он начал поворачивать вентиль в другую сторону, и тот с трудом, но послушался.

Его явно давно не трогали. Несколько месяцев.

Или даже — пару лет.

Впрочем, навряд ли: надо ведь периодически проверять, что происходит там, внутри.

Сейчас и Банан увидит, что там происходит. Отвернет вентиль до конца и откинет крышку.

Крышка негромко лязгнула, когда он потянул ее на себя; изнутри пахнуло холодом.

Как большой термос, только без пробки: двойные стенки, между которыми — бесцветная жидкость, курящаяся студеным дымком.

А посередине — нечто вроде револьверного барабана на стойке, вместо патронов в гнезда вставлены ампулы.

И возле каждого гнезда — маркировка.

XYZ. 132.

XXY. 221.

YZX. 314.

В барабане двенадцать ампул, и которая из них нужна Максиму — не понять.

Придется искать базу данных, нынче в любой шарашке имеются базы данных, без них как без рук.

Банан прикрыл бак и выскользнул из класса.

В торце коридора виднелось помещение за стеклянной перегородкой.

Скорее всего, это там.

Открыть дверь не составило труда — Банан спустился обратно в подвал и подобрал там кусок жесткой проволоки.

Он не суетился, он уже понял, что если сторож и появится, то нескоро.

За дверью обнаружились столы, на столах — компьютеры.

Он включил тот, что помощнее, процессор зашуршал, через полминуты засветился экран монитора.

Естественно, машина затребовала пароль.

Банан ухмыльнулся.

Не то чтобы он был компьютерным асом, но друзья-специалисты рассказывали ему много интересного.

Например, о том, что нельзя закладывать в пароль дату собственного рождения: зная пользователя, ее очень просто вычислить.

Если бы на этом компе паролем служила дата рождения, Банан бы попал.

Он не был знаком с пользователями, но догадывался, что их несколько, и пароль, скорее всего, максимально банален.

Незачем грузить коллег избыточной информацией.

Банан набрал «sperm», нажал на ввод.

И вновь ухмыльнулся — он вошел в систему, эти кретины выбрали самый простой вариант.

Максим нашел нужную папку и вызвал окошко поиска.

Набрал имя и фамилию Палтуса, а также год, обозначенный на самой дальней емкости с азотом.

Пошуршав, машина выдала следующее сочетание: ZZX 222.

Ампула с такой маркировкой там была, он помнил…

Банан выключил компьютер, захлопнул за собой дверь, направился в классную комнату.

И вдруг увидел в коридоре географичку.

Она шла ему навстречу, неся большой сверток карт и указку.

— Максим! — укоризненно сказала она. — Ты опять прогуливаешь, а у нас сегодня тема — «Летучий голландец»…

— Ну и что! — с раздражением ответил Банан.

— Ты знаешь, как звали призрака, который проклял капитана Вандердекера?