Он уложил ее в постель, и ее последним воспоминанием был его поцелуй в лоб, когда он уже укрывал ее, полностью одетую, простыней. Жанетта стояла у двери с ночной рубашкой в руках, но Леон отмахнулся от нее со словами:

— Она уже уснула. Не беспокой ее до утра.

До смерти усталый Анри удалился к себе в спальню, и Леон проводил мать до двери в ее комнаты.

— Что за дни, — проговорила она, устало прильнув к сыну. — Придет ли всему этому конец? Никаких охотников за ведьмами? Никаких страхов за жизнь Элизы?

— Охотники за ведьмами все еще в Монпелье, и мы должны быть настороже, пока они не уберутся, но Селеста в конечном счете ни с кем не разговаривала, кроме ошеломительного Мориса, который, как видно, совсем вскружил ей голову. Что касается Элизы, то благодаря Мариетте она будет жить. Однако Мариетта говорит, что она долгое время будет очень слабой. Пройдут дни, а может, и недели, пока я смогу сказать ей, что больше не хочу на ней жениться.

Он поцеловал мать, пожелал ей доброй ночи и удалился, не слишком успокоенный, к себе в спальню.

Мариетту разбудила взбудораженная Селеста, которая бесцеремонно уселась на край постели со словами:

— Проснись, Мариетта, ну проснись же! Мне так много надо тебе рассказать!

Мариетта растерянно заморгала — спросонок она ожидала увидеть возле себя Элизу. Потом опомнилась и улыбнулась, обнаружив, что лежит в кровати одетая. Последним ее воспоминанием перед тем, как уснуть, был поцелуй Леона.

Она села, поудобнее подложив подушки себе под спину, а Селеста немедленно затараторила:

— Я так рада, что Элизе лучше, и знаю, что ты ужасно устала, но со стороны тети Жанетты было несправедливо говорить мне, чтобы я не будила тебя до девяти часов, ведь мне больше не с кем было поговорить!

— И о чем же ты хочешь поговорить со мной? — спросила Мариетта, сообразив, что уже больше девяти часов и что ей надо поскорее умыться и одеться, потому что Элиза в ней нуждается.

— О вчерашнем дне. — Щеки у Селесты так и вспыхнули румянцем. — Знаешь, у меня теперь два поклонника, Рафаэль и Морис!

Мариетта подавила улыбку, подумав, что Рафаэль на удивление быстро пришел в себя после отвергнутой любви.

— А кто такой Морис? — спросила она, в то время как Селеста поудобнее устраивалась на кровати, придавив ей ноги.

— Морис — кузен Элизы, а я вчера поехала со слугой Элизы, чтобы встретить его и вернуться вместе с ним в Лансер, но у него дела в Монпелье, и он там должен остаться еще на несколько дней, и это даже к лучшему, потому что Элиза больна. Ты не думаешь, что теперь, когда свадьба откладывается, он уедет в Париж? — Глаза Селесты утратили блеск оживления. — О, я бы этого не вынесла!

Итак, пока еще никто не сообщил Селесте, что свадьба не просто откладывается, а вообще не состоится. Все еще считается, что это отсрочка. Где-то в глубине души Мариетта ощутила страх.

— Как уедет, так и вернется, — сказала она в утешение.

— Но ведь не на годы же откладывается свадьба. Думается, мне стоит попросить тетю Жанетту, чтобы он пока остался здесь, в Шатонне. — От радости Селеста захлопала в ладоши. — Быть предметом поклонения двух мужчин под одной крышей, как это заманчиво! Ты не думаешь, что они станут ревновать друг к другу и, может, будут драться на дуэли из-за меня?

— Надеюсь, что нет, — искренне ответила Мариетта. — Один из них может быть ранен или даже убит, а ведь тебе было бы жаль и того и другого, верно?

— Разумеется. — Лицо Селесты, все еще сохранявшее черты не столь давно минувшего детства, приняло восторженное выражение. — Рафаэль, он… такой утонченный. Признаться, я думала, что он более заинтересован в тебе, Мариетта. Но вчера, когда он приехал за мной, то сказал, что просто хотел возбудить мою ревность. Можешь себе представить подобную глупость? Он говорил мне такие нежности! — Селеста покраснела. — Он даже позволил себе поцеловать мою ногу и сказал, что она самая прелестная из всех, какие он видел. Но тут пришел Леон и все испортил. — Лицо у Селесты помрачнело. — Сказать по правде, кузен Леон иногда бывает исключительно нелюбезным. Он непременно хотел узнать, где я бывала, с кем разговаривала. Он даже с Рафаэлем не был достаточно вежлив. Только после того, как дворецкий сказал ему, что мы не разговаривали ни с кем, кроме кузена Элизы, он повел себя более корректно.

— А этот кузен так же красив, как Рафаэль? — спросила Мариетта, душевно радуясь тому, что неожиданное внимание последнего пришлось по вкусу Селесте.

— О да, он божественно красив! Я думаю, что он богаче де Мальбре, у него на пальцах такие дорогие перстни! Я никогда не видела такого огромного бриллианта, как тот, который он носит на указательном пальце. Возможно, именно это кольцо он подарит своей будущей жене.

Мариетта виновато улыбнулась, спустила ноги с кровати и принялась стаскивать с себя измятое платье.

— Ты не слишком расстроена из-за того, что Рафаэль тебя не любит? — задала вопрос Селеста после того, как Мариетта умылась и переоделась в чистую одежду. — Мне твое огорчение было бы понятно, он такой привлекательный и элегантный. Вчера он был в костюме, петли на котором обметаны золотыми нитками, и я уверена, что духи, которыми он пользуется, стоят несколько сотен ливров, не меньше.

— От этого огорчения, думаю, мне удастся оправиться, — произнесла Мариетта рассудительным тоном.

— Ох, я очень рада. Мне было бы тяжело причинить тебе боль. А теперь мы останемся друзьями, хотя Рафаэль повел себя самым постыдным образом, когда притворялся, что влюблен в тебя, а на самом деле был увлечен мной. — Селеста, одетая в парчовое платье с узором из серебристых цветочков, повернулась лицом к большому зеркалу. — Скажи, пожалуйста, это платье мне идет? И как ты думаешь, тетя Жанетта позволит Морису здесь остаться? И как ты считаешь…

— Поговорим позже. Я должна ехать к Элизе.

Селеста задержалась перед зеркалом и взбила свои кудряшки.

— Кузен Леон и герцог хотят поговорить с тобой в кабинете у Леона. Я совсем забыла передать тебе это. Тетя Жанетта сказала, что когда ты проснешься, я должна отослать тебя туда немедленно.

Мариетта почувствовала знакомый спазм под ложечкой. Что хотел сказать ей Леон в присутствии герцога? Не случилось ли в Монпелье что-нибудь такое, о чем не ведала Селеста? Что, если, проспав ночь и поразмыслив, он пришел к иному решению насчет Элизы, но, не в силах сказать об этом сам, хочет прибегнуть к помощи другого мужчины?

Она отбросила эту мысль так же быстро, как та пришла ей в голову. Не такой человек Леон, чтобы страшиться чего-то или кого-то.

Она вздохнула глубоко и прерывисто, потом постучала в дверь и вошла.

* * *

Селеста уселась на кровать в самом дурном настроении. Она не имела возможности сообщить Мариетте добрую половину своих новостей: о возбуждении в Монпелье, которое вызвало появление там Мориса. Дело в том, что свадьба мадам Сент-Бев не была единственной причиной присутствия Мориса в Лангедоке. Он был прислан из Парижа, дабы отыскать Дьяволицу, ведьму, которая намеревалась разорить и опустошить весь юг, ведьму, такую прекрасную внешне, что ее считали любовницей Люцифера. Морис обещал заплатить сотни ливров за любые сведения о ней, а поскольку он приехал из Парижа, значит, сам король дал ему это поручение. А уж если он настолько приближен к королю…

Селеста вздрогнула от радостного предчувствия. А как знать, если король увидит ее, то, возможно, и он в нее влюбится, и она последует по стопам Лавальер и мадам де Монтеспан!

Рафаэль дожидался ее в оранжерее, и, в тайне от Леона и ее тетки, Морис тоже пожелал встретиться с ней позже, днем. Он так заинтересован в ней, он жадно слушает каждое слово из ее уст. Он, который лично общается с Королем Солнцем! Селеста думала, что умрет от счастья.

Ей следует соблюдать всяческую осторожность, чтобы уйти из замка на это тайное свидание никем не замеченной, а также быть осторожной в разговоре и не допустить, чтобы интерес Мориса обратился на Мариетту. Он и так уже проявил заметное любопытство по отношению к рыжеволосой девушке, которую Леон привез с собой в Шатонне.

Впрочем, этого следовало ожидать. Все проявляли любопытство по отношению к Мариетте, и если интерес Мориса был искренним, оно и понятно: он должен быть осведомлен о семье, с которой намерен породниться путем брака…

Она опустила пониже вырез платья, чтобы заметнее приоткрыть грудь, покусала губы, чтобы они покраснели, и вышла из комнаты.

Глава 10

Одного взгляда на лицо Леона было достаточно, чтобы Мариетта отбросила прочь все свои страхи. Его глаза излучали только любовь.

— Герцог хотел поговорить с тобой о мадам де Монтеспан. Он желает узнать, что ты имела в виду, когда утверждала, что эта особа приходила к Рикарди не за кружевами, а за чем-то гораздо более важным и серьезным. И сказать по правде, любовь моя, мне бы тоже хотелось узнать это.

Он подошел к ней и прижал ее сцепленные руки к своей груди. Запрокинув голову, Мариетта посмотрела ему в лицо. Сильно загорелое лицо, которое становилось таким устрашающим, когда он гневался, и такое нежное в любви. Он рисковал жизнью, когда отправился в Монпелье, но не знал, из-за чего рискует. И теперь настало время открыть ему причину.

Герцог терпеливо ждал, пока Мариетта мягко высвободится из объятий Леона и медленно отойдет к окну. После чего, не обращаясь особо ни к герцогу, ни к Леону и глядя на густой виноградник, раскинувшийся по другую сторону рва с водой, она заговорила:

— Мадам де Монтеспан всегда хотела стать любовницей короля. Годами она рисовалась перед ним, но король не желал смотреть ни на одну женщину, кроме Луизы Лавальер. Мадам украшала себя драгоценностями и одевалась в роскошные платья. Моя бабушка сшила для нее великолепное бальное платье, таких еще не видели даже в Версале. Именно когда она была в этом платье, король и обратил наконец на нее внимание. О способностях моей бабушки уже тогда ходили слухи. Приготовленные ею лекарства помогали больным неизменно, и некоторые завистники начали распускать слухи, что она, мол, колдунья. — Мариетта слабо улыбнулась: — Если это и так, то она была доброй колдуньей и никогда не творила зла. Мадам де Монтеспан начала обращаться к ней за косметическими притираниями и кремами. Со временем она завоевала сердце короля, однако королевские сердца непостоянны, в чем мадам де Монтеспан имела случай убедиться. — Мариетта, помолчав с минуту, продолжила: — Когда она понесла ребенка от короля, то обратилась к моей бабушке за приворотным зельем, таким, какое она могла бы подлить королю в вино, чтобы он испытывал желание к ней, и только к ней одной. Бабушка сказала, что сердцами мужчин не овладевают при помощи подобных средств. Мадам де Монтеспан пришла в ярость. В конце концов бабушка дала ей то, о чем она просила. Зелье не содержало ничего опасного для здоровья, то был афродизиак, известный еще во времена Древнего Египта. — Мариетта обернулась и поглядела на Леона с улыбкой в глазах: — Бабушка никогда не сообщала мне рецепта этого снадобья, и ты не бойся, что твое сердце было завоевано при помощи хитрости.

— Мое сердце было покорено еще до того, как я что-нибудь съел или выпил вместе с тобой, — сказал Леон, и самый звук его голоса возбудил пламенное желание в сердце Мариетты.

— Афродизиак предназначался для мужчин, утративших способность к любовной близости, и не был нужен королю. Он совершенно не обладал силой обратить любовное чувство на одну единственную женщину. Он лишь сделал короля более похотливым, чем когда бы то ни было, причем по отношению к одной из горничных мадам де Монтеспан. Ярость мадам де Монтеспан не знала предела. Она явилась к бабушке и потребовала, чтобы та дала ей зелье, способное удержать любовь короля только к ней одной и помочь ей стать королевой Франции.

Тут послышался тяжелый и шумный вздох герцога, который не сводил застывшего взгляда с Мариетты, причем выражение его лица становилось все более мрачным с каждой минутой.

— Моя бабушка сказала ей, что такого зелья не существует, а мадам де Монтеспан заявила в ответ, что если колдунья с улицы Борегар такое может, значит, может и бабушка.

— И что же это? — спросил герцог.

— Обращение к силам тьмы. Ла Вуазен — самая зловещая и ужасная женщина во Франции. В доме на улице Борегар совершались черные мессы над обнаженными телами знатнейших женщин страны. Кровь новорожденных младенцев проливалась ради того, чтобы эти женщины добились исполнения желаний своего сердца, а что касается Атенаис де Монтеспан, то она желала короля.

— Матерь Божья, да понимаете ли вы, что говорите?! — спросил герцог, лицо у которого стало серым от страха.

— Да. — Голос Мариетты звучал спокойно и сдержанно. — У меня было достаточно времени, чтобы обдумать это и сообразить, почему за моей бабушкой охотились как за ведьмой и безжалостно сожгли ее на костре. Сначала я думала, что это потому, что она отказалась поделиться своими секретами о защите от ядов, но я ошибалась. Мужчина, приходивший с расспросами об этом секрете, был посланцем мадам де Монтеспан.