Пробудившись, Мариетта обнаружила, что находится в совершенно незнакомой комнате. Она лежала в удобной постели с четырьмя фигурными столбиками по углам и вместо рваного платья на ней была красивая ночная рубашка — каких она до сих пор не носила.

Мариетта в тревоге соскочила с кровати и подбежала к окну. Широкая аллея, которая мерещилась ей во сне, открылась ей теперь в реальности. Она прижала пальцы к вискам, и к ней память вернулась. Отец Леона — привратник либо слуга в этом замке, потому Леон и привез ее сюда. Мариетта в панике обвела глазами комнату, разглядывая кровать с балдахином, туалетный столик, на котором лежали гребни из слоновой кости и прочие принадлежности туалета знатной дамы. Что она делала здесь и кто снял с нее платье? Щеки у нее вспыхнули при мысли о возможном ответе на этот вопрос.

Послышался негромкий стук в дверь, и в комнату вошла та самая девушка в атласном платье, которая давеча бросилась Леону на шею.

— Я Селеста, — произнесла она спокойно и просто. — Принесла вам чашку шоколада. Тетя Жанетта сказала, что вы не стали пить чай с вербеной прошлым вечером, и я ничуть этому не удивляюсь. Это ужасная гадость! Шоколад намного вкуснее. Еще я принесла вам два своих платья. Не могла принести больше, потому что взяла с собой мало одежды, я ведь здесь в гостях. Вот вам батистовое зеленое платье с черным бархатным корсажем и с нижней юбкой, отделанной кружевами. — Селеста уложила вещи на постель и продолжила: — А вот еще мое самое лучшее платье из розового шелка. — Изящное платье с глубоким вырезом, украшенное ленточками, было положено рядом с зеленым с явной неохотой.

— Зеленого вполне достаточно, — спешно сказала Мариетта и была вознаграждена за свой отказ почти незаметным вздохом облегчения.

— Вы позволите мне причесать вас? — спросила благодетельница. — Знаете, я раньше ни разу в жизни не видела волос такого цвета. Тетя Жанетта говорит, что они похожи на свет заходящего солнца.

Пока Мариетта одевалась, Селеста продолжила непринужденно болтать, не скрывая того, что с тетей они только о ней и говорили.

Зеленое платье с бархатным черным корсажем сидело на Мариетте отлично. Подол его был специально подтянут повыше на особых петельках, — чтобы было видно прелестное кружево нижней юбки. Это было самое красивое из платьев, которые довелось когда-либо носить Мариетте. Глядя на свое отражение в зеркале, она убедилась, что зеленый цвет ей весьма к лицу и черный бархатный корсаж подчеркивает красоту ее фигуры.

— Вы прекрасно выглядите. Для графа это будет настоящим сюрпризом.

— Для графа? — с беспокойством спросила Мариетта.

— Он ожидает вас внизу. Он просил меня передать вам, чтобы вы поторопились, так как с минуты на минуту должна появиться вдова Сент-Бев, а я так залюбовалась вами, что не успела вас причесать.

В то время как Мариетта пыталась хоть как-то собраться с мыслями, Селеста ухватила ее за руку и увела из комнаты. Где же Леон? И как он мог быть таким бессердечным, что предоставил только ей самой объяснять графу свое бесцеремонное появление в замке?

Селеста, легко и быстро переступая ножками, провела ее по галерее к лестнице, ведущей вниз. Мариетта обратила внимание на широкоплечую фигуру в черном парике, которая возвышалась во весь рост у камина на нижнем этаже.

Когда они спустились вниз, Мариетта сделала глубокий и долгий вдох, отпустила руку Селесты и самостоятельно пересекла обширное помещение, направляясь к импозантной фигуре у камина.

Остановившись от мужчины примерно в трех футах, она откашлялась и заговорила:

— Вы, кажется, хотели меня видеть, господин граф?

Мужчина повернулся к ней, и на губах у него появилась улыбка, полная веселого лукавства. Мариетта на секунду онемела, но тотчас пришла в себя с чувством глубокого облегчения.

— Леон! О Леон, я приняла вас за графа! Он и вас просил повидаться с ним? Вы ему все объясните?

— Нет нужды объяснять что бы то ни было, Мариетта.

— Но как же так?..

Взглянув на его лицо, Мариетта запнулась. Он ласково взял ее руку в свою:

— Ведь я и есть граф.

Мариетта молча уставилась на Леона. Он стоял посреди этой великолепно убранной комнаты с непререкаемым видом хозяина и выглядел ошеломительно прекрасным в изящной тунике малинового бархата, обшитой серебряным галуном. То, что она приняла за парик, было на самом деле его собственными волосами, их блестящие волнистые пряди ниспадали на воротник из лучшего французского кружева.

Душевное облегчение Мариетты перешло в негодование.

— Почему вы не предупредили меня заранее!

— Не видел в этом необходимости, — ответил Леон самым беспечным тоном. — Вам хорошо спалось?

— Да! — отрезала она, щеки у нее горели.

На лице у Леона это не отражалось, но Мариетта понимала, что он смеется над ней. Проклятый негодяй! Бывали минуты, когда ей хотелось, чтобы он предоставил ее собственной судьбе в лесу возле Эвре.

— Я нахожу, что платье Селесты вам удивительно идет. — Темные глаза одобрительно окинули Мариетту с головы до ног.

Мариетта уже была готова ответить ему с подобающей резкостью, как вдруг услышала топот подкованных лошадей и дребезжание приближающейся к дому кареты, и Леон так быстро отошел от нее, словно она перестала для него существовать.

— Это наша гостья, — произнесла Жанетта — все это время она сидела у окна и не без интереса наблюдала за стычкой между Мариеттой и своим сыном. — Мы с вами поговорим и сведем дружбу, когда она уедет. Селеста, вели подать Мариетте завтрак, пока я приветствую мадам Сент-Бев.

Явно огорченная, Селеста увела Мариетту, но не вызвала слугу из кухни, что имела в виду ее тетя, а снова поднялась вместе с ней на галерею. Оттуда она могла наблюдать за встречей легко и просто.

Мариетта затаила дыхание, когда появился Леон со своей гостьей. Слово «вдова» не подготовило ее к виду хрупкого создания в муаровом платье цвета бирюзы. Совершенный овал лица, кожа без единого пятнышка, светло-кремовая, как лепестки магнолии, светло-золотистые волосы, завитые в колечки. Ростом она была так мала, что голова едва доставала Леону до плеча. Тонкой белой рукой дама уверенно опиралась на его руку, а Леон смотрел ей в глаза с таким выражением, которого Мариетта ни разу не имела удовольствия наблюдать по отношению к себе.

— Кто это? — спросила она, с душевным трепетом ожидая ответа.

— Элиза. Вдова Сент-Бев. Женщина, на которой теперь женится Леон.

Кровь отхлынула от лица Мариетты, и, к ужасу Селесты, она кинулась прочь так быстро, что Леон это заметил. Глаза его угрожающе сузились, когда он увидел, как взметнувшийся подол зеленого платья исчез из поля зрения за быстро захлопнувшейся дверью. Но тут он снова взглянул на Элизу и улыбнулся.

Селеста вздохнула с облегчением. Трудно этому поверить, но на нее он вообще не обратил внимания.

Глава 4

Если у Мариетты и были какие-то сомнения насчет ее чувств по отношению к Леону, то они полностью рассеялись в то короткое мгновение, когда он посмотрел на ангельское личико Элизы Сент-Бев. На нее, Мариетту, он никогда не посмотрит вот так, с выражением, в котором соединены любовь, покровительство и обожание. Она вдруг ощутила такую сильную боль в сердце, что ей пришлось ухватиться за деревянный столбик кровати — без этой поддержки Мариетта, чего доброго, упала бы прямо на пол.

Ей нет места в Шатонне. Леон был прав, утверждая, что ей не стоило приезжать сюда. Даже мысль о его близости с Элизой для нее невыносима, а ей приходится наблюдать за этим воочию. К Мариетте вернулась способность рассуждать здраво, и она немного успокоилась. Она покинет замок и продолжит свой путь в Венецию.

Тут до Мариетты донесся звук какого-то движения прямо под окном ее спальни. Она подошла и выглянула в окно. Оказалось, Леон помогает Элизе сесть в карету. Кучер на козлах щелкнул кнутом, и упряжка вороных лошадей повлекла экипаж по уже знакомой Мариетте длинной аллее. Никем не замечаемая, Мариетта увидела далее, как Леон ловким прыжком взлетел в седло Сарацина и поскакал рядом с каретой. Легкий ветерок развевал перья на его шляпе. Вскоре и карета, и всадник скрылись из виду.

Вконец расстроенная, Мариетта отошла от окна. Теперь самое время уехать. Но она не может отправиться в дорогу в дорогом платье Селесты… Может, ее тетя подыскала бы для нее что-нибудь более поношенное и более подходящее для нее. Старенькое, уже не нужное платье одной из служанок.

Она с грустью прикоснулась пальцем к тонкой материи. Жаль расставаться с таким красивым платьем.

— С какой стати, скажите пожалуйста, вы обратились в бегство? — задала ей, без стука врываясь в комнату, взвинченная Селеста. — Леон пришел в бешенство оттого, что за ним шпионят.

— Я вовсе не шпионила за ним! — возмутилась Мариетта. — Это вам захотелось понаблюдать за ними. Я ничего не понимала до последнего момента.

— Хорошо, но раз уж вы все-таки поняли, вам стоило сообразить, что нужно вести себя тихо и спокойно. Леон вполне способен поколотить меня, хотя мне уже исполнилось шестнадцать!

Мариетта не имела намерения сообщать Селесте, что уже успела на собственном опыте познакомиться с этой чертой характера Леона. Вместо этого она сказала:

— Я уезжаю, Селеста. Мне хотелось бы повидаться с вашей тетей и попросить ее найти для меня какую-нибудь поношенную одежду, чтобы я могла вернуть вам ваше платье. Очень любезно с вашей стороны было одолжить мне его.

С этими словами она решительно вышла из комнаты, и Селеста вынуждена была последовать за ней.

— Вы уезжаете? И куда же, позвольте спросить?

— В Венецию.

— Но вы не можете уехать без позволения Леона!

— Я могу делать все, что хочу. И не обязана спрашивать у вашего кузена позволения на что бы то ни было.

Селеста покачала головой. Ей нравилась Мариетта, однако у ее новообретенной приятельницы какие-то странные представления о многом.

— Кузен Леон — граф, — произнесла она с придыханием, еле поспевая за Мариеттой по натертым до блеска ступенькам лестницы. — Когда он дома, все и каждый должны у него спрашивать позволения на что бы то ни было.

— А я не должна, — ответила Мариетта и, увидев тетю Селесты, направилась прямо к ней и заговорила тоже напрямик: — Благодарю вас, мадам, за вашу доброту ко мне и ваше гостеприимство, но я должна уехать. Я была бы очень вам признательна, если бы вы могли пожертвовать мне что-нибудь из ненужной вам поношенной одежды, тогда я, в свою очередь, могла бы вернуть Селесте ее платье.

Жанетта задумчиво вгляделась в неожиданно возникшую гостью. Слова ее прозвучали достаточно спокойно, но подозрительно блестевшие глаза свидетельствовали о непрошеных слезах, готовых вот-вот пролиться.

— Я уверена, что найду одежду для вас, моя дорогая. Прошу прощения за то, что нам пришлось сжечь то, в чем вы сюда приехали, но эти вещи уже невозможно было надевать.

Мариетта вспыхнула от стыда, а Жанетта обратилась к Селесте:

— Сходи-ка к Матильде и передай ей, что Леон большую часть дня проведет вне дома. Он уехал в Лансер.

Селеста с неохотой отправилась выполнять поручение. Это просто никуда не годится, подумала она. Вечная история: как только дела принимают занимательный оборот, ее непременно куда-нибудь отсылают.

Тем временем Жанетта увела с собой Мариетту из дома на яркое солнышко. Здесь никто не мог их подслушать, и она обратилась к гостье со словами:

— Не нужно испытывать неловкости из-за того, в каком виде находилось ваше платье, когда вы сюда приехали. Сын рассказал мне о том, что с вами произошло, и я все поняла.

Мариетта задержала дыхание, чтобы подавить готовый сорваться с ее уст возглас удивления. Ей и в голову не приходило, что эта женщина с безмятежно спокойным лицом, которая отнеслась к ней с такой подкупающей добротой, — мать Леона.

Жанетта провела ее через заросли диких цветов к садовой скамейке, наполовину обвитой плющом, и устало опустилась на скамейку. Мариетта, взглянув на ее бледное лицо, мгновенно забыла о собственных страданиях.

— Вам нездоровится? Могу я чем-то помочь?

Жанетта отрицательно мотнула головой и жестом предложила Мариетте занять место рядом с собой.

— От малейшего напряжения я чувствую себя слабой, как новорожденный младенец, — заговорила она, передохнув несколько минут. — В доме буквально нет ни одного места, где мы могли бы поговорить так, чтобы никто нас не подслушал, а Леон особо настаивал на том, чтобы обстоятельства, при которых он вас встретил, не стали поводом для пересудов. Боюсь, что крестьяне в Шатонне столь же легковерны, как и везде.

— Это одна из причин, по которой я хочу уехать. Леон… то есть ваш сын… граф…