— Как не виноват и никто из нас, — подытожил он. Я раздраженно продолжала, ненавидя его бесстрастный тон и думая о его самообмане, когда он представлял меня Изабеллой.

— Нас похитили из дома ради ваших злых целей. Он поднял руку.

— Достаточно, — сказал он. — Повивальная бабка будет вызвана.

— Я полагаю, что вы ожидаете благодарности, но мне трудно благодарить вас за что-либо.

— В этом нет необходимости. Достаточно того, что повивальная бабка приедет.

Он приподнялся в своем кресле, давая понять, что я свободна. Я рассердилась за то, что мной распоряжались, и мне захотелось причинить ему боль.

— Я могу лишь молиться о том, что когда-нибудь освобожусь от вас, сказала я.

— Это произойдет очень скоро. Я молюсь вместе с вами, чтобы мы поскорее освободились от этой утомительной обязанности.

Мой гнев был столь велик, что я чуть-чуть не ударила его.

— Вам, кажется, не доставляет большого труда выполнение этой утомительной обязанности, — выкрикнула я.

— Хорошо, что вы беспокоитесь обо мне. Но могу вас заверить, что у нас есть средства, которые при разумном использовании возбуждают желание даже у самых строптивых.

— И как долго я должна выполнять эту неприятную обязанность?

— Будьте уверены, что как только я буду уверен, что мои усилия увенчались успехом, то с большим удовольствием и облегчением прекращу свои визиты к вам.

— Полагаю, что я, скорее всего, уже беременна.

— Мы должны быть уверены, — сказал он.

— Это такое напряжение для вас. Я думала вас пощадить.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Чем скорее я сделаю это, тем лучше.

— И когда вы будете уверены в том, что ваше отвратительное семя растет во мне, я смогу вернуться домой?

— Вы будете возвращены вашему законному мужу в таком же состоянии, в каком Изабелла была возвращена мне.

— Вы очень мстительный человек, — сказала я. — Ради вашей мести вы не щадите других.

— Вы правы.

— Я презираю вас за вашу жестокость, за ваше безразличие к другим, за вашу холодную и расчетливую мстительную натуру. Хотя, думаю, вас это не интересует.

— Нисколько, — ответил он с поклоном. Я вышла, но продолжала думать о нем весь день, мечтая о том, как смогу отомстить ему.

Несколько позже повивальная бабка въехала на муле во двор и ее сразу же привели к Хани. К нашей радости, женщина немного говорила по-английски. Она была средних лет и жила с семьей в Кадисе, где работали двое слуг англичан. По-английски она говорила плохо, но все же мы почувствовали большое облегчение от того, что она немного понимает нас.

Она сказала, что у Хани состояние хорошее и ребенок должен родиться на следующей неделе, и попросила, чтобы ее оставили здесь. Вдруг женщина посмотрела на Дженнет и спросила, когда та ожидает рождения ребенка.

Дженнет вспыхнула. Я удивленно посмотрела на нее и только теперь заметила то, что она усиленно скрывала от нас.

Дженнет ответила, что, по ее подсчетам, прошло уже пять месяцев. Женщина потрогала ее живот и сказала, что ее нужно осмотреть. Они вместе вышли от Хани в комнату, где спала Дженнет.

— Я не удивлена, — сказала Хани. — Это рано или поздно случилось бы. Это ребенок Альфонсо.

— Сначала мне показалось, что это ребенок Рэккела.

— Она не могла выносить его после Альфонсо.

— Думаю, что Дженнет может легче перенести любого мужчину, чем отсутствие их.

— Ты часто несправедлива к ней, Кэтрин. Это вряд ли ее вина, что испанский моряк наградил ее ребенком.

— Не думаю, что она слишком противилась.

— Если бы она сопротивлялась, то это ни к чему бы хорошему не привело. Она только подчинилась.

— С большой радостью. Внезапно я стала смеяться:

— Мы все трое, Хани… подумай только! Все беременны. Во всяком случае, не сомневаюсь, что я тоже скоро забеременею. И только я буду иметь ребенка против собственной воли. Что можно чувствовать по отношению к ребенку, появившемуся после изнасилования? Конечно, это было очень вежливое изнасилование. Я не думала, что это так произойдет. — Я смеялась, но вдруг по щекам потекли слезы. — Я плачу, — сказала я. — Впервые. Мне стыдно за себя. Во мне столько ненависти, Хани… к нему и к Джейку Пенлайону. Они виноваты в том, что произошло с нами. Если бы не они, я сейчас была бы дома, в Аббатстве, вместе с моей матерью.

Я закрыла лицо руками, и Хани принялась утешать меня.

— Все произошло наоборот. Мы с Кэри совсем по-иному планировали нашу жизнь. Все должно было быть так прекрасно.

— То, что мы планируем, Кэтрин, редко исполняется.

Ее лицо стало грустным и задумчивым, и я подумала об Эдуарде, ее прекрасном муже, лежащем на булыжниках в крови.

— Что с нами будет? — спросила я.

— Будущее покажет, — ответила Хани. Дженнет вернулась к нам, ее лицо зарумянилось от застенчивости.

Да, она была беременна.

— И, зная это, ты скрывала, — упрекнула я.

— Я не могла заставить себя признаться, — робко произнесла Дженнет.

— Ты скрывала, и тебе пришлось даже расставлять свои платья.

— Это было необходимо, госпожа.

— И ты уже на пятом месяце.

— По правде говоря, на шестом, госпожа. Я прищурилась и посмотрела на нее.

— Как? — удивилась я. — Это произошло еще до отъезда из Англии?

— Повивальная бабка могла ошибиться, госпожа.

— Дженнет, — сказала я, — не могла бы ты пройти в мою спальню? Думаю, что должна сказать тебе кое-что.

Она вышла.

Хани говорила о том, какое это облегчение, что повивальная бабка рядом. Я не прерывала ее, а думала о том, что скажу Дженнет.

Дженнет смущенно смотрела на меня.

— Правду, Дженнет! — сказала я.

— Госпожа, вы все знаете.

Я не была уверена, но сказала:

— Не думай, что сможешь обмануть меня, Дженнет.

— Я знала, что вы откроете, — ответила она огорченно, — Но он был таким мужчиной! Даже не сравнить с Альфонсо…

Я взяла ее за плечи и посмотрела в лицо.

— Продолжай, Дженнет, — скомандовала я.

— Это его ребенок, — прошептала она. — Без сомнения, его. Я надеюсь, что мой сын не будет похож на капитана.

— Капитана Джейка Пенлайона, конечно, — я говорила о нем, как об отвратительной гадине.

— Госпожа, ему нельзя отказать. Он не считается ни с чем. Он хозяин, а кто может сказать «нет» хозяину?

— Конечно, не ты, Дженнет, — сердито сказала я.

— Нет, госпожа. Он посмотрел на меня, и я поняла, что рано или поздно это случится. Я была бессильна, ничего хорошего это не принесло бы, и я решила, что будет, то и будет.

— Также ты поступила и с Альфонсо. Ты никогда не была жертвой насилия, Дженнет. Ты готова была подчиниться, не правда ли?

Она не ответила. И снова я поразилась ее невинному виду, когда она опустила глаза.

— Когда это произошло? — настаивала я. По одной причине я хотела знать все в деталях. Я сказала себе, что ненавижу все произошедшее, но знать я должна все.

— Это было накануне помолвки, госпожа. О, я не виновата. Он сам взял меня… вместо вас.

— Что за ерунду ты говоришь, Дженнет?

— Хорошо, госпожа: после помолвки я пошла в вашу комнату, ведь я слышала, как вы сказали, что проведете ночь с другой госпожой, поскольку боитесь его. Я зашла. Окно было распахнуто настежь, и, когда я открыла дверь, он вышел вперед и схватил меня. Я держала свечу, но она упала и покатилась. Я услышала, что он засмеялся.

Она усмехнулась, и я встряхнула ее, сказав:

— Продолжай.

— Он взял меня за подбородок и грубо поднял мне лицо. Он всегда был груб в таких случаях. Он сказал: «Так это ты? А где же госпожа?» — «Ее здесь нет, хозяин, — ответила я. Она не придет, так как спит у другой госпожи». Он очень разозлился, а я испугалась. Он выругался и проклял вас. Он хотел вас, госпожа, и был взбешен, поскольку решил, услышав мои шаги, что это идете вы.

Я громко засмеялась:

— Он был обманут, не правда ли?

— Он так подумал. И он разозлился. Я сказала, что пойду и предупрежу вас, что он здесь, но он ответил: «Ты глупышка, неужели ты думаешь, что она придет?» Мне показалось, что он решил пойти к вам. Но даже он не мог сделать это в доме у соседа, ведь верно? Тогда он заставил меня остаться и сказал: «Поверим, Дженнет. Ты будешь хозяйкой сегодня ночью». И тогда это произошло, госпожа. Я ничего не могла поделать. Подобное случилось со мной впервые.

— В моей постели!

— Я хотела все привести в порядок, госпожа. Но времени было очень мало. Он ушел на заре, а я заснула. Госпожа, это была такая ночь… а когда я встала, было уже поздно, и я пошла в свою комнату привести себя в порядок… Я вернулась прибрать комнату и постель и…

— Это была твоя победа, Дженнет.

— О чем вы, госпожа?

— Поэтому он и оставил тебя с ребенком. Она снова стала робкой.

— Это случалось еще не раз. Он приходил и приказывал мне приходить в Лайон-корт — И ты, конечно же, приходила.

— Я не могла перечить ему.

— Дженнет, — сказала я. — Ты лживая служанка. Ты обманула меня во второй раз.

— Я не хотела, госпожа. Это было не по моей воле — От него ты перешла к Альфонсо, и я могу поручиться, что ты уже залезла в постель к кому-нибудь и здесь!

— В конюшне, госпожа. Один из слуг.

— Избавь меня от отвратительных подробностей. — Я продолжала думать о Джейке Пенлайоне, ожидавшем в комнате и овладевшем Дженнет вместо меня Как это было похоже на мои отношения с Фелипе Гонсалесом, внушившим себе, что женщина, к которой он ходит каждую ночь, это Изабелла, а не я. — И тебе не пришло на ум, что из-за тебя, из-за твоей похоти ты можешь подарить миру несчастного младенца?

— Да, это так, госпожа, но у господина Пенлайона было много таких, как я, и он позаботился о них. Он всех устроил на хорошие места, и я сказала себе: «У меня все будет так же с капитаном Джейком».

— Ты ошиблась.

— Все изменилось, госпожа. Кто мог подумать, что мы окажемся за морями, в этом месте? Кто мог предвидеть это?

Она стояла передо мной, жалкая, хотя глаза ее светились от воспоминаний о связи с этим мужчиной Я не понимала, как могла не заметить, что она беременна, — это было так очевидно.

«Джейк Пенлайон, — думала я. — Все беды шли от тебя». Я надеялась, что смогу выбросить из головы воспоминания о нем и Дженнет.

— Уйди с моих глаз, — сказала я Дженнет — Ты отвратительна мне. Она вышла.

Я ненавидела Джейка Пенлайона.

Я ненавидела отца и Кейт за свою испорченную жизнь. Эта ненависть была, как болезнь. У меня до боли сжималось горло; я хотела действиями облегчить свои муки. Я жаждала отомстить Джейку Пенлайону, но он был далеко.

Я хотела кого-нибудь ударить. Бить Дженнет было бесполезно. Кроме того, она была беременна, и мне не хотелось навредить невинному ребенку, хотя он и был плодом похоти Джейка Пенлайона. Я думала о Фелипе. Меня поражала молчаливость этого странного человека. Затем я снова вспомнила свою спальню в Труинде и Джейка Пенлайона, ожидающего за дверью меня, а поймавшего Дженнет.

Я стала свыкаться с этими темными ночами, когда Фелипе Гонсалес приходил ко мне. Я не могла признаться себе в том, что они больше не пугали меня. Я стала привыкать к его визитам и равнодушно принимала его; а с того момента, как увидела Изабеллу, моя симпатия к нему возросла.

Но и желание стало расти во мне — может быть, я мечтала о мести, может быть, мое женское тщеславие было оскорблено. Мне кажется, я стала думать о нем больше, чем раньше.

Однажды, когда он пришел ко мне, я притворилась спящей и лежала тихо. В комнате было темно, но слабый свет от месяца и сверкающих звезд проникал в комнату. Я закрыла глаза, но чувствовала, что он стоит у кровати и смотрит на меня.

Он всегда оставлял свечи за дверью. Я решила, что он стыдится и не хочет, чтобы его смущал свет.

Я почувствовала, что он лег в постель. Я знала, что он смотрит на меня. Поддавшись порыву, я дотронулась до его лица, позволив пальцам задержаться на его губах. Могу поклясться, что он поцеловал их.

Я не пошевелилась, все еще притворяясь спящей. Он смотрел на меня несколько минут. Затем молча ушел.

Я лежала, прислушиваясь к его удаляющимся шагам Мое сердце бешено билось. Я ликовала. Наши отношения начали меняться. Слабые волны желания поднимались во мне — но не любви, а мести.

Срок родов у Хани приближался, и повивальная бабка пришла осмотреть ее.

Я пошла к Фелипе в его кабинет якобы поблагодарить за то, что он сделал для Хани. На самом же деле я хотела поговорить с ним и увидеть, произошла ли какая-нибудь перемена в его отношении ко мне Когда я вошла, он поднялся из-за письменного стола и учтиво остался стоять.