Электронное ухо было направлено на незнакомое мне окно. Судя по уютным шторам, это была чья-то спальня. И уж конечно, не мамина.

– А как часто к маме приезжают посетители? И как долго они у нее задерживаются? – невинным голосом поинтересовалась я, пока для меня устраивали сеанс подслушивания.

Бросив в мою сторону подозрительный взгляд и не заметив никакого подвоха, Карабас решил ответить:

– Пока я наблюдал – не чаще трех визитов в неделю. Остаются где-то на час, даже меньше. Всегда по двое. А потом разъезжаются, каждый на своей машине. Так что грязные измышления, которые лезут некоторым в голову, попрошу оставить при себе. Сексом тут не пахнет. Как тебе вообще такой бред мог в башку забрести? Неужели ты так плохо знаешь свою мать?

– Как выяснилось – вовсе не знаю! – зло выкрикнула я, нечаянным взмахом руки отправляя незакрытую бутылку с минералкой вон с крыши.

Шипучая пластмассовая тара, подскакивая на жестяных швах, скакала навстречу асфальту. Или – голове невезучего прохожего. Покрытие крыши громыхало как ритуальный там-там, ввергая меня в панический ужас. Мне казалось, что грохот слышно за сто километров. Ко всему прочему, мир закружился, а мое послушное тело пыталось следовать за его траекторией.

Больно! Очнулась я от прикосновения щеки к горячему железу. В тот самый момент, когда перепуганный насмерть Карабас упражнялся в попытках привести меня в чувство. Отчего я вся дергалась, как тряпочная кукла. Я тщетно силилась сообщить садисту, что протестую против таких вопиющих мер. Но язык не слушался, а мир продолжал вращаться вместе с Карабасом. Который уже размахнулся, чтоб отвесить мне полновесную пощечину. Спасая свою жизнь, я протяжно замычала. Карабас слегка сбавил замах и похлопал меня по щеке, словно она была из глины, а он – скульптор, создающий мировой шедевр.

Не готовая к вертикальному положению, я встала на четвереньки и неэстетично поползла к трубе, чтоб почувствовать хоть какую-то опору. Труба обладала двумя положительными моментами. У ее основания был длинный лоскут невнятной тени. Кроме того, к ней можно было приложиться спиной. Я сидела, пока картинка перед глазами не прекратила выкидывать фортели. Горизонт из соседних крыш, залитых яростным вечерним солнцем, занял нормальные очертания, а белые сверкающие точки пред глазами почти исчезли. Во всяком случае, я уже не видела необходимости отгонять их руками.

– Ты беременная, что ли? – несмело пошутил бледный Карабас. – Не кури! Только этого еще не хватало! Говорил я тебе – сиди дома, все без тебя сделаю. Вот дурища. Может, у тебя с сердцем плохо? Может, врача вызвать?

Прием посланца скорой помощи на крыше меня не вдохновлял. Покоряясь судьбе, я позволила переместить меня в машину и отвезти домой к Игорю. Немного подташнивало. Голова трещала по швам. Однако с закрытыми глазами в приятной прохладе полутемной комнаты мне стало гораздо легче.

Унылый Карабас бесполезно маячил поодаль, не представляя, что надо делать. Он попеременно заруливал на кухню, кому-то звонил, ему что-то советовали. После чего он засунул мне в рот сосательную таблетку от ангины. Остро освежающую, но напрочь бесполезную. Поскольку мне хотелось только одного – чтоб суетливый лекарь испарился и дал немного поспать.

– Перетрах плюс недосып. Да еще жара в придачу. Да еще нервишки пошаливают. Плюс пониженное давление. В общем, диагноз ясен – сегодня боец из тебя никакой, а завтра Игорь отвезет бедную девочку на кардиограмму. Сейчас самое время для кардиограммы, – с ученым видом поведал Карабас. – Ты почти голая ходишь, так что присоски присосутся как положено, даже раздеваться не придется.

Это последнее обстоятельство придало ему бодрости. И я отчетливо поняла, насколько он за меня испугался. Вообразив себя в облачении из непонятных присосанных присосок, я приуныла, посчитав процедуру исследования моего сердца слишком опасной. Возможно, удастся отговорить Игоря от посещения медицинского кабинета.

– Эй, спаситель, а откуда тебе известно про мое пониженное давление? – Карабас вместо ответа удрал на кухню.

Я за свою жизнь пару раз была в поликлинике, но готова отдать что угодно, лишь бы не повторять подобные рискованные эксперименты. В последний раз меня едва не укокошила наша участковая дура. Вникать в проблемы с постоянными ангинами ей было неинтересно. Говорили, она метила на должность повыше и отчаянно интриговала против главврача. Во всяком случае, одно я знаю точно – пациенты вылетали от нее словно комары в ветреную погоду. Я тоже не стала исключением, вылетела как миленькая. Чтоб отправиться в другой кабинет, где смурная медсестра сделала мне укол в задницу. После которого я провалялась со здоровенной гематомой. Или инфильтратом? Не помню точно, но противно было до ужаса. Испуганная предстоящей операцией по отсечению части моей любимой попы, я обратилась к маме. Которая спасла меня, приложив на ночь компресс из прополиса.

Вспомнив все перипетии медицинской эпопеи, я постаралась изобразить крайнюю степень здоровья. Широко улыбнулась. Поблагодарила Карабаса за проявленный героизм. Надеясь вежливостью отвадить его от продолжения лечения.

– Ты помнишь, я сегодня хотел дать тебе прослушать одну квартиру, – затараторил Карабас, скрывая замешательство, вызванное моей улыбкой. – Там живет немолодая семейная пара. Он и она. Милые интеллигентные люди. Его я видел. Моложавый, подтянутый. Наверное, бывший спортсмен. Только седой, а так очень даже представительный. Жену не видел. Она не выходит из дома, но голос очень приятный. Глубокий такой голос. Как у актрис в старых фильмах про всяких графов. Так вот, она, понимаешь ли, болеет. Впрочем, как и он. У него болезнь такая странная, подагра, я в Интернете все про нее прочитал. А что с ней, с женой его, я не знаю. Вроде как астма.

– Ты что, часами сидишь на крыше, чтоб выведать историю чужих болезней? – недоумевала я.

– Делать-то нечего… Но я не про то. Представь, его подагру у нас в стране сейчас нечем лечить. Был какой-то «Блемарен», лекарство такое, он ему здорово помогал, а теперь – тю-тю, исчез из продажи. Я даже через Интернет пытался выяснить, в чем дело. Так оказывается, таких страдальцев – тьма. Болезни есть, а лечить нечем. Народ воет, наши медикаменты не выпускают, импортных – нема, делай чего хочешь.

– И что?

– А ничего – геноцид какой-то в государственном масштабе. Они еще смеют орать про ничтожный прирост населения. Какая тут рождаемость, если им наверху насрать, что людям лечиться нечем? Я даже по собственной инициативе начал рассылать письма – обратите внимание, господа чиновники из комитета по здравоохранению, – народ мучается.

– А они что?

– Из Москвы постоянно приходят одинаковые ответы – требуем питерских чинуш обеспечить этим самым «Блемареном» господина такого-то. Почему-то упирают на нехватку льготных лекарств. А эти таблетки вовсе и не льготные, они дорогущие. Фигня на палочке. Что, ему ответы ихние на больные суставы наклеивать?

– Ага, фашизм, – подтвердила я, чтоб показать, что участвую в беседе.

– Вот именно. Но дело не в этом.

Скорее всего, Карабас примеривался, с чего бы начать настоящее откровение, разминаясь историей про таблетки.

– Тут такая тема. Они очень замкнуто живут. Только по телефону с родственниками и знакомыми общаются. Но вот в чем фишка – эти двое живут исключительно друг для друга. Она старше него. А он ради нее живет. Черт, ты даже не представляешь, насколько приятно их слушать. Какая-то удивительная гармония в отношениях. Даже не знаю, как правильно назвать. Дружба? Нет, – Карабас яростно тряхнул головой. – Но точно знаю – это гораздо больше, чем любовь.

– А почему тебя вся эта история беспокоит?

Доверительно подсев ко мне на край кровати, Карабас длинными пальцами помял уголок наволочки, свернув ее в форме коровьего уха, направленного в мою сторону.

– Я теперь абсолютно уверен. Я на все сто уверен – я хочу жену старше себя. Я хочу прожить с ней долгую счастливую жизнь. Богатую самыми разными событиями. Чтоб потом было что вспомнить на старости лет. Я стану для нее всем, отцом, сыном, другом, любовником, подругой. Я даже стану медсестрой, чтоб смочь в старости ухаживать за ней как профессиональная сиделка. Это на тот случай, если она заболеет. А главное, я хочу стать чем-то значимым в ее жизни. Чтоб она уважала меня так же, как эта незнакомая мне женщина уважает своего мужа. Ты не поверишь, я ведь много чего умею. Я даже сам могу заменить всю сантехнику, если понадобится. У меня ведь классный отец, о таком отце говорят – мастер. Я пока еще не мастер, но непременно им стану. Если только…

Сообразив, что мне прям сейчас открыли душу, я сделала серьезное лицо, какое только возможно при выслушивании исповеди. Только теперь мне открылось, как, в сущности, мало я знаю Карабаса. Оказывается, совсем не знаю. Если, конечно, не брать в расчет мимолетных приключений. Раньше казалось, что все эти Барабасы на поверку оказываются поверхностными субъектами. Когда дело не связано с компьютерами, скейтами, скелетами Аннушками и великами. Теперь Карабас открылся с другой, пугающей стороны. Пугающей своей яростной недосказанностью.

– А почему непременно жена должна быть старше?

– Все просто и гениально. Почитай статистику. Пожилых женщин значительно больше, чем мужчин. Вывод: мы мрем раньше. А если так, значит, при моей схеме мы вполне можем помереть в один день. А я не желаю оставить свою жену горевать в одиночестве. И потом, есть шанс, что она до меня уже была замужем, значит, есть ребятенок, а если нет, то я ее убеждю не рожать. После сорока это опасно. Любой врач скажет.

– Убеждю? – спросила я, не уверенная в существовании данного слова в русском языке. А потом по-настоящему спохватилась: – Сколько-сколько ей будет лет?

Реакция Карабаса мне сразу показалась неожиданной.

– Немного после сорока.

– А тебе, обалдуй, сколько?

Ощерившись, недозревший малолетний жених стал похож на овчарку, заставшую с поличным беспечно гадящего кота на своей территории. По-моему, у него даже нос навострился и волосы приподнялись дыбом. Как у психованного дикобраза. Такая реакция требовала немедленного уравновешенного внушения.

– Ты влюбился не в конкретную женщину, а в чужие, годами налаженные отношения. Эта пара, за которой ты бессовестно подслушивал, прожила прекрасную жизнь. Может, они изначально созданы друг для друга. Может, они – исключение из правил. А ты искусственно пытаешься пристегнуть себя к чужому счастью, – несмотря на кипучую злость Карабаса, медленно продолжила я. – И потом, по-моему, ты плохо знаешь женщин. Ну скажи мне честно, на кой ты сдался сорокалетней, пускай даже напрочь одинокой женщине?

Одним глотком выпив воду, предназначенную для меня, Карабас чуть не отгрыз край стакана. Его глаза метали такие молнии, что впору было обзавестись громоотводом.

– А я твоего мнения не спрашивал! – в запале проорал он. – Ты на себя посмотри. Сокровище выискалось. Привыкла за Игорешиной спиной отсиживаться, а сама-то что из себя представляешь? Тебе и через двадцать лет не светит стать такой, как она.

– Не ори! Ты тоже мечтаешь, чтоб твоя жена могла укрыться за тобой, как за каменной стеной! – растерялась я от такого напора.

– Черт. Черт, черт, черт. Яблоня от яблока… Ты совсем не похожа на свою мать…

Сообразив, что ляпнул лишнее, Карабас потупился. Спрятал глаза под растрепанной челкой. Не зная, как исправить ситуацию, он плюхнул мне на лоб плохо отжатое полотенце. Которое, по идее, должно было принести легкую прохладу моим вскипевшим мозгам. Но вместо этого обдало мне все лицо тепловатой водичкой. Шустро потекшей на подушку.

– Вот зараза! – пришлось вскочить, чтоб не оказаться утопленной.

Отжав полотенце в ближайший цветочный горшок, я подошла к понурому Карабасу, ссутулившемуся на стуле. Притихший, он был мне более понятен, чем пять минут назад. Большой несчастный ребенок. Которого никто в целом мире не понимает. Правда, ребенок весьма мускулистый, нахальный и скрытный. Но раз несчастный, то я легонько потрепала его по плечу, призывая к примирению.

– Ты уже в кого-то успел влюбиться?

Челка кивнула.

– Она об этом знает?

Челка отрицательно помотала справа налево.

– Борись. Сделай ее счастливой. И плевать, сколько ей лет.

Он приподнял голову и посмотрел на меня странным, недоуменным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. А потом боднул лбом мне в живот. За что я немедленно угостила его мокрым полотенцем. В разгар веселья пришел Игорь. И кто его станет винить – ни разу не поверил в мое плохое самочувствие.

Глава 30

Ритка сумела ошарашить всех своих друзей и знакомых. Да так, что все просто обалдели. Слово не совсем подходящее, но как тут еще сказать, когда такие, как она, ни с того ни с сего становятся лесби? Правда, не исключаю, что сюрпризом Ритино перевоплощение стало только для меня. Ведь мы не так часто общались. Можно сказать, изредка. От случая к случаю. И почти всегда при этом присутствовали посторонние. Так что ее наклонности, о которых я не имела никакого знания, могли и не проявляться. Ведь я на все сто была убеждена, что она находится в поиске мужа.