Зеленая образина наркомана сочувственно кивнула, выражая полное понимание.

– У меня рука светится, – потухшим голосом возвестила я, отпрыгивая за скелет скамейки.

– Ништяк. Я только что видел автобус, – мрачно кивнул зеленый, будто раскрыл миру тайну бытия.

– Здорово! – на всякий случай поддержала я его откровение.

– А то. На дозняк не поделишься?

– Нет. А что с автобусом?

– Хрен его знает, – поведал доходной наркот и побрел восвояси, очевидно, проверять наличие автобуса.

Волшебство исчезло. Рука при определенном освещении все так же светилась. Но теперь я заподозрила ее в оптическом обмане. Вяло, без всякого вдохновения провела ассоциацию «душа» и «духи$». Но, кроме возникшего желания обзавестись духами, ничего не произошло. Никакой радости.

Попрощалась взглядом с лицом на стене.

Чмок-чмок.

Я еще вернусь к тебе.

Вспомнив про духи, вынырнула на оживленный проспект. Изобилующий приличными парфюмерными магазинчиками. Без какого-либо удовольствия попыталась выбрать подходящий аромат. После третьей пробы нос отказался различать тонкости запахов. Мне предложили нюхнуть жареные кофейные зерна. После чего я купила первый из предложенных запахов.

У меня было лирическое настроение, духи и тушь, а еще желание с кем-нибудь поговорить. Буквально нестерпимое желание. Я вспомнила про маму и пошлепала к ее дому, надеясь на чудо. Вот иду я себе мимо, а она именно в этот момент решит купить хлеб. А тут я. Она удивится, конечно, и обрадуется. Ведь я же первая засияю при такой неожиданной встрече и даже закричу: «Привет! Я так скучала по тебе!» Тут она растает и пригласит меня в дом, а потом мы будем пить чай с ее бесподобными пирожками, начиненными душистой курагой. Примерно так. Правда, свежеиспеченные пирожки несколько не вписывались в идиллию. Ну и черт с ними. Печенье-то у нее наверняка есть.

Потом мы поговорим по душам. И все станет на свои места.

Я рысью бросилась к метро и через полчаса, угомонив сбитое дыхание, мигрировала вдоль короткой улочки. На которой меня ждали встреча с мамой и решение всех проблем.

Вопреки радужному сценарию накрапывал гнусный дождик. Сначала я топала по тротуару со стороны маминого дома. Потом, промокнув, решила ускорить встречу и стала фланировать по другой стороне перед ее окнами, что ситуацию не изменило. Либо у мамы в запасе хранилось изрядное количество хлебобулочной продукции, либо я выбрала неподходящий момент. Может, ее вовсе нет дома. На крышу лезть не имело смысла. Оставалось или ждать у моря погоды, или набраться наглости и просто-напросто подняться и позвонить в мамину дверь. Так я и сделала.

Не слышный мне звонок, на который я нажала сначала нежно, а потом настырно, не потревожил ничьего покоя. Квартира казалась мертвой, как склеп. Выкурив сигарету, я обошла все проулки поблизости, тщетно надеясь увидеть машину Карабаса. После часа безрезультатного ожидания мое терпение исчерпалось, и я снова вернулась к двери. По нулям. Все впустую. Надо сдаваться и ползти домой к Игорю на просушку.

Отойдя на несколько шагов, я оказалась захваченной двумя крепкими мужиками одинаковой комплекции. Не оставляющей возможности высвободиться. Подергав ногами в воздухе, я была бесцеремонно брошена на заднее сиденье незнакомой машины. Коренастые похитители зажали мое мокрое тело с обеих боков, и мы тронулись в неизвестном для меня направлении.

– Будешь орать – шею сверну! – чересчур мрачно проревел один из соседей.

В голосе сквозила тупая исполнительность вперемешку с нарочитой свирепостью. Что навело меня на мысль о возможном продолжении моей бесславной биографии. Наверно, это люди поганого Коловорота. Ему надоело мое любопытство, и он решил меня припугнуть. Интересно, а как припугивают? Наверное, привезут в темный подвал, запрут на день, а вокруг такие страшные подробности. Типа клоков волос и пятен крови.

Не дождетесь. Не испугаюсь!

На меня напал кураж.

– Дядя, дай платок, а то я об твой пиджак сопли вытру! – нахально попросила я.

Пожелание было исполнено без всяких признаков вежливости.

Захотелось спеть.

– Несет меня лиса за далекие леса, за высокие горы воровать помидоры…

Подпевать мне не стали. Даже ухом не повели.

– Дядя, а почему у тебя такие большие глаза? Наверно, какать хочешь, – доверительно сообщила я соседу справа.

Теперь, когда я поняла, что бить не будут, мне желалось выпендриться по полной программе.

– Опаньки! А какое пузо отожрал! Пиво любишь? Зря. На потенцию влияет. А почему у тебя нос шевелится?

Вопя словно малахольная психопатка, я доставала громкими песнопениями красных от злости похитителей. Репертуар изобиловал «Мурками» и речитативами из мультика про Винни-Пуха. На завываниях «Прости меня мама, хорошего сына…» водитель начал машинально подпевать. Во время припева мне попытались заткнуть рот галстуком. Который абсолютно не гармонировал по цвету с костюмом владельца, а уж тем более с цветом моих губ.

– Хозяин говорил – без насилия, – охладил водитель моих охранников.

Выплюнув галстук, я мило возвратила его обратно. Сокрушенно предлагая помочь с завязыванием узла. Удивительно, но моя сердечность не возымела должного действия, а галстук полетел в открытое окно.

– Богатенький Буратино. Наверное, у некоторых шкафы ломятся от прекрасных галстуков из натурального шелка. Неслыханное расточительство бросаться такими вещами! Ты только представь, сколько лет пришлось шелковичному червяку срать нитками, чтоб хватило на такой лоскут!

Второй дядька, который справа, неловко поерзав на сиденье, откашлялся и спросил, не обращаясь ни к кому:

– А что, шелк берут из жоп червяков?

– А как же! – подхватила я.

– Заткнись.

– Чистая правда, – сухо подтвердил водитель и, посмотрев в зеркало заднего вида, подмигнул мне.

Впрочем, его панибратское поведение мало обнадеживало. Скорее всего, он относился к работе с не меньшим безразличным усердием. Просто некоторые любят сдабривать трудовые будни толикой юмора. Не из сострадания, а просто вследствие особенностей характера и для скрадывания монотонности ненормированного рабочего дня.

Пока я приглядывалась к водителю, напрасно пытаясь по его тройному затылку определить степень лояльности к несчастным спертым девочкам, второй галстук постигла бесславная участь первого.

– Век живи – век учись… Не забудьте начальству доложить, откуда берутся в его шкафу галстуки, – философски настроенный водитель посигналил у здоровенных оранжевых ворот.

Глава 36

Вопреки моим ожиданиям, а они все-таки оставались до последнего, это был незнакомый газон. По которому, судя по отсутствию экскрементов, ни единого дня не валандались волки. Вместо них яркими пятнами пестрели вполне респектабельные клумбы. Еще раз пошарив глазами, я утвердилась в мысли – нет, Коловорот тут не живет. И его стая тоже.

При других обстоятельствах я бы с удовольствием полюбовалась продуманными комбинациями цветов. Когда стало ясно, что на данном клочке местности знакомыми не пахнет, я предпочла отсиживаться в машине. Пока меня оттуда не выудили за руку, едва ее не вырвав с корнем.

За деревьями стоял странный дом. Нежно-розовый, в белоснежных оборочках, смахивающий на томного лебедя, трубящего миру о своей неразделенной любви.

Подталкиваемая в спину, я очутилась внутри. Чистенько и не бедненько. Почти музей. Только побогаче в смысле экспонатов. Пол деревянный, разноцветный, орнаменты всякие, а посреди – какой-то идиот выложил рисунок в виде пентаграммы. По которой шастал небрежный мужик. Невысокого роста, с небольшой коротко стриженной лысоватой головой он смахивал очертаниями на бутылку пива. Вместо этикетки – броский вычурной расцветки жилет. Полускрытый под тяжелым бархатным одеянием без рукавов, типа халата. Из-под которого торчали вполне цивильные брюки. У ног мужика заливался лаем хохолок, по паспорту называющийся собакой.

Я, обрамленная двумя церберами, стояла, переминаясь с ноги на ногу. Промокшая одежда слегка подсохла, но опрятности не приобрела. В отличие от меня, хозяин дома смотрелся экзотическим изделием от сумасшедшего кутюрье.

Животное, предположительно собачка, услышав от меня «утипутиньки-агагасеньки», принялось рыть пол наманикюренными коготками, намереваясь процарапать в нем нору. Разнаряженный дядя почмокал мягкими губами, призывая питомца к порядку. Хохолок трясся, не обращая на отца родного ни малейшего внимания. Тогда глаза знатного собаковода сфокусировались на моей персоне.

– Вы мне тоже не нравитесь, – заявила я.

– Это что за профурсетка? – издевательски проверещал дядя голосом завзятой истерички. – Неужели у… (последовало мамино имя-отчество) такая невзрачная дочь?

– Мы доставили объект, сверяясь по фотографии, – хором отрапортовали похитители.

– А вы почему в таком расхристанном виде? – В голосе дядьки проскользнула нотка сомнения, направленная на просторные обезгалстученные рубашки.

– Они ко мне приставали со всякими глупостями, – срочно отреагировала я, злорадно надеясь на сцену возмездия.

У дядьки заметно округлились глаза, рот сложился в куриную гузку, что ему абсолютно было не к лицу.

– Свободны. Потом поговорим. – Приказ исключал малейшую возможность оправданий.

От сырости нижнего белья мне очень захотелось писать, однако проситься в туалет почему-то я посчитала унизительным.

Оставшись со мной один на один – помесь воробья и морской свинки не в счет, – дядька начал величаво расхаживать кругами, повторяя орнамент на полу. Невольно следя за его передвижениями, я заметила, что нахожусь в центре пентаграммы.

– Итак, разговор займет не дольше получаса. Для простоты общения, деточка, можешь звать меня господин Никитин. Не слышала о таком? Ну да ладно… Мне представляется разумным не затевать дебатов, поэтому сразу приступим к делу. На данном этапе наши интересы совпадают. Ты желаешь прекратить деятельность своей мамаши и вернуть ее в семью. Я полностью с тобой согласен. Ее время закончилось. Но напоследок у меня есть маленькое пожелание. Которое исполнится, несмотря на твой ответ.

Закрыв рот, я решила, что стоя выслушивать бредни господина Никитина мне неудобно, и села на пентаграмму, положив свои скудные пожитки перед собой.

Никитин не стал возражать. Он парил мыслью по перспективам своего светлого будущего.

– Ты посоветуешь своей мамаше завтра ответить «да» в пользу Точилина. Запомнишь? А потом – пусть валит со своим любовничком хоть на край света. Ты тоже остаешься в выигрыше. Тебе достается неплохой куш в виде квартиры. Неслабое приданое накануне свадьбы. Я сам лично пришлю вам самый роскошный букет. Поверь, никто лучше меня не разбирается в свадебных букетах. Усекла, деточка?

Он говорил со мной как со слабоумной. И – что еще хуже – как с жадной слабоумной. По роже видать – букет подарит и на могилке моей всплакнет.

– А если она откажется? – на всякий случай встревожилась я.

– Исключено. Ты же ей объяснишь, что с тобой произошло.

Никитин задумался о чем-то мне недоступном. Машинально почесывая шлангообразную пупырчатую шею. Некстати захотелось отварной курицы с рисом. Сглотнув слюнки, я переключилась на созерцание кадыка на его шее и расхотела курицу. Никитин вновь подал голос.

– Она всегда была уверена в своей непогрешимости. Такую схему грамотную выстроила. Ха! Баба, она и есть баба. Я всегда знал, что она где-то проколется. Три раза меня прокатила мимо кассы. Если б не ты – фиг бы я к ней подход нашел. Конечно, всем была выгодна ее деятельность. Однако пора и честь знать. Согласись, это дело не для девочек. Как считаешь?

Объяснять, что я попросту не знаю, о чем речь, мне показалось неразумным. Поэтому я согласно кивнула.

– Вот видишь, как все просто. А у нас на ее место есть более подходящий кандидат. Одинокий мужчина. – У господина Никитина зарумянились щеки. – Ни привязанностей, ни тылов. Так что ты поговори с матерью, думаю, она пойдет тебе навстречу. Она ведь тобой очень дорожит?

– А хрен ее знает, – честно ответила я.

Потревоженный хохолок тявкнул, а потом, стуча когтями как по стеклу, подобрался обнюхать мой рюкзачок.

Теперь я знала, с какой стороны у него нос.

Сырые штаны мешали мне сидеть. Пришлось встать. Брезгливо осмотрев мокрый отпечаток моей попы, господин Никитин состроил уморительную рожу. Словно я виновна в выпадении осадков в нашей местности. Хохолок решил, что пора мне узнать, с какого края у него пиписка, и рискнул пометить мою брючину.

– Ах ты, мой маленький сладкий безобразник! – нежно проворковал Никитин, подхватывая с пола вырывающееся недоразумение песьей эволюции.

Обдумав свое последнее утверждение и решив, что стоимость моей персоны обесценивается после проявления неуверенности в материнской любви, я поспешила заявить:

– Да не беспокойтесь вы, господин как-вас-там, все будет тип-топ. К вашему сведению, она ради меня на все пойдет. Правда!