– А ты в это время наслаждался мирной семейной жизнью.

– У него телефон не отвечает! – оправдывается несчастный Карабас.

Он накинул джинсовку и вымелся на поиски друга. Теперь смогу без помех прокрасться и прополоскать ухо в чужом разговоре.

В самый неподходящий момент мне заехали дверью по лбу.

Глава 40

– Это точно твой ребенок? По-моему, требуется генетическая экспертиза.

Требовательный Коловорот вынул из холодильника стеклянную банку огурцов. Прицелился и аккуратно приложил к ушибленному дверью месту. Я терпеливо молчала. Как всякий порядочный человек, застуканный на месте преступления.

– Проходи – посидим, поговорим. А Карабаса куда подевала? Или он с тобой заодно?

Возмущенная мама отрицательно покачала головой. Не представляя меня и такого расчудесного юношу в тайном сговоре. Ну не дура ли? Ведь не так давно мы сообща планировали ее разоблачение. Теперь он белый и пушистый, а я – в дерьме по самые уши.

Перехватив мой злющий взгляд, Коловорот широко ухмыльнулся.

– Есть всего два варианта развития событий. Первый: ты выходишь за меня замуж. Второй: мы делаем так, что тебя больше нет. Мне кажется, второй вариант гуманнее. Поскольку я не смогу вытерпеть твое присутствие больше одного часа. Остается имитация несчастного случая.

– Почему? Может, я желаю вступить в законный брак и стать мадам Коловоротовой.

– Мечтать не вредно.

Вообразив себя в этой примечательной роли, я немного разволновалась.

– Раскраснелась-то. – Скорее всего, он хотел еще кое-что добавить, но постеснялся мамы.

– Давай не будем забивать ей голову подробностями. Пусть просто слушается. Толку будет больше.

– Голову ей уже и так забили, а насчет слушаться – это по твоей части. Мне пока не удалось найти с твоей дщерью общий язык. Ты не смущайся. Она хорошая девчушка, только чересчур резвая.

– Мне надо с Игорем встретиться! – отважно потребовала я.

– Да, действительно, существует еще проблема Игоря, – мрачно подтвердила мама.

– Поплачет. Забудет.

– Но ему тоже придется изображать некоторое время.

– Что изображать?

– Скорбь. Как это обычно бывает у людей, потерявших близкого человека.

Постепенно до меня стало доходить, что скорбеть придется по мне. И, похоже, немалое время. Представить себе сейчас разлуку длиной в год я не могла. Что такое год без Игоря? Вечность. И с кем он станет утешаться без меня? А где я в это время буду?

– Есть пара неплохих мест. Правда, не здесь, а гораздо дальше. Но я думаю, чего тебе волноваться? Он тебя любит? Значит, потерпит. Только ему придется сыграть роль несчастного возлюбленного по-честному.

– То есть вы скроете от него правду?

Вся кошмарность ситуации обрушилась на мою голову. И буквально придавила к земле.

– Мама, а может, ты бросишь эту работу? Ну, что тебе стоит?

Сознавая эгоистичность просьбы, я всматривалась ей в лицо. Напрасно надеясь, что она сейчас скажет: «Мне ничего надо. Я и так обойдусь. Главное, чтобы у тебя все было хорошо».

Коловорот сморщил лоб. Отчего его не слишком выразительные брови смогли познакомиться с короткой челкой.

Мама переминалась с ноги на ногу. Вместо слов одобрения она просто хотела сесть. Что и сделала. Скрестила руки, приподняла голову и наконец посмотрела на меня.

– Я не ждала неприятностей от тебя. От кого угодно, только не от тебя.

Неплохое начало для исповеди.

– Ты случайно не забыла, как мы жили? – тихо продолжила мама, перекладывая руки на колени, словно пай-девочка. – Я тебе не мешала. Ты жила своей жизнью и была довольна. Еще немного, и вы с Игорем должны были пожениться. Зажить своей жизнью, а я – своей.

Да, как ни крути, я во всем виновата.

– Ты стала той болевой точкой, через которую на меня можно надавить, – продолжала мама. – Впрочем, я не собираюсь тебе ничего объяснять. А моя работа… меня вполне устраивает. А вот ты – нет. Думаю, Николай все правильно решит. Свой долг я перед тобой выполнила. Родила, вырастила, что еще? Посвятить тебе всю свою жизнь? По-моему, оно того не стоит. А теперь оставь меня в покое.

Напутствие звучало как реквием. Коловорот неопределенно хмыкнул. Быть может, он тоже ожидал более прочувствованного прощания. Но на нет и суда нет. Насильно мил не будешь. Для мамы я отрезанный ломоть. Интересно, за что? Все мамы как мамы. Пекутся о своих отпрысках до глубокой пенсии. А у меня все не как у людей. За что, спрашивается? Чем я ей не угодила?

– Все. Сваливаем, – прервал Коловорот мои страдания.

– Нет. Не все! Ты почему меня не любишь? Я что – убогая? Или тебе хочется устроить приступ второй молодости, а я о возрасте напоминаю? Нечего было в семнадцать рожать!

– Уведи ее от греха подальше, – вяло приказала мама, отмахиваясь от меня как от назойливой мухи. – Ей не любовь нужна. Какой-то принципиальный эгоизм… Все для меня, а если что-то не по мне, то «меня бедную никто не любит, не жалеет». Запомни, пожалуйста, все, что тебе надо, – это научиться не цепляться за меня. Даже если очень хочется. Живи сама и дай жить другим.

Пока-пока, мама.

Чмок. Чмок.

Понятливый Коловорот вытеснил меня из комнаты. В которой, выпрямившись во весь рост, стояла моя мама. Всем своим видом выражая нежелание лицезреть меня ни за какие блага мира.

– Возьму и повешусь! Неужели тебе меня жалко не будет? – Не стоило этого говорить, но так хотелось разозлить ее напоследок.

Немного успокоенная тем, что последнее слово осталось за мной, я, зависая на крепкой руке Коловорота, оказалась у входной двери. Придерживая мою шею, чтоб не дай бог не выскользнула, этот гад аккуратно проверил, хорошо ли закрыл замок. И только потом выяснил, не кончился ли у меня кислород.

Проскрежетали засовы. Мама забаррикадировалась от нежданных гостей. Если бы не состояние придушенности, я бы выкрикнула пару-тройку прокламаций на тему «врагу не сдается наш гордый Варяг».

– Плохо пахнешь, – принюхавшись, констатировал Коловорот.

Пока меня перемещали с места на место, я прикидывала, есть ли шанс исхитриться и удрать к Игорю. Честно говоря, мне фиолетово, что эти взрослые напридумывали. Сами не правы, а я виновата. Вот если бы мама мне больше доверяла и рассказала всю свою историю, то я бы, может быть, и стала послушной дочкой. А если она не считает нужным объяснять – значит, и мне можно поступать как хочется.

Наручники отсекли последнюю надежду. Удирать, будучи пристегнутой к дверце машины, нереальная затея. Спрятав ключ в карман, Коловорот принялся насвистывать сквозь зубы веселенький немецкий мотивчик. Что-то про ландыши. Или про Карлмарксштадт. Жесткий профиль свистуна не располагал к задушевным разговорам.

Прослушав пару шедевров, я задумалась об Игоре. Он полюбил меня, когда я была веселая и не лысая. Он строил планы насчет нашего будущего. Не предполагая такого чудовищного развития событий. Он сам был не против, чтобы мы разведали мамины тайны. И с Карабасами он меня познакомил.

Кто-то внутри меня злобно пропищал: «Он во всем виноват! Если бы он тогда меня отговорил от шпионства, то жили бы мы сейчас припеваючи». Конечно, я не собиралась обвинять во всем Игоря. Если бы мне удалось сейчас с ним поговорить, он сразу бы придумал, что делать дальше.

– Пока будешь жить у меня. Волкам ты понравилась, но не надейся снова сбежать. Второй раз не получится.

– А как я сообщу Игорю, где я теперь нахожусь? Вы не можете так со мной поступить. Я живой человек!

– Пока, – мрачно уточнил Коловорот.

Применив все известные мне жалобные интонации, я битый час уговаривала Коловорота позволить мне поговорить с Игорем. Я подвывала, всхлипывала, пускала горючую слезу, но в ответ слышала только проклятые «ландыши».

– Он твоей матери два раза звонил, – нехотя процедил Коловорот. – Она ему сказала, что ты пока очень занята.

– И что?! – почти закричала я.

– У него аврал на работе.

С авралом мне не справиться. Если аврал, то для Игоря пока кроме работы ничего не существует. Но это – пока. Как только он освободится, то сразу примется меня искать.

Глава 41

Волки вели себя смирно. Видимо, их только что покормили. Особенно это было заметно по одному, который свалился на бок, счастливо переваривая пищу.

Мне отвели комнату на втором этаже. Невысоко, но побег отменялся по причине крепких оконных решеток. А сам говорил – волкам ты понравилась! Как же. Вон они бродят по двору, а мне даже нос наружу не высунуть. И не волки они вовсе – лают, как простые дворняги. Особенно если обнаруживают кота на заборе. Как кот забирается на насест, мне абсолютно не ясно. Разве что позаимствовал лестницу у охранника.

Коловорот расписал мой день по минутам. Когда делать зарядку, когда есть, а когда изучать кучу учебников по английскому языку. Если меня и собрались прикончить, то я помру законченной полиглоткой.

Предложенная на обед полная миска вареных раков привела к серьезной ссоре. Я раньше никогда не ела панцирных многоногих. Наверное, он думал меня порадовать. Они ему самому нравятся. Сам так сказал.

Мне стало интересно, как их едят и как готовят. Коловорот объяснил, что положено кидать несчастных раков в кипяток живьем. Меня перестал интересовать способ их поедания.

На предложение достойно похоронить невинно убиенных мучеников Коловорот сердито рявкнул:

– Ну и не ешь! Мне больше достанется. – Обиделся, но ничего заживо загубленного больше не предлагал.

В моей тюрьме обнаружилось неимоверное количество книг. Пролистав которые, я не без основания заподозрила их обладателя в тяге к дешевому шику космополитизма. Издания всех стран и народов, лопочущих на своих великих и могучих наречиях. Точнее – ни слова на русском.

От скуки спасал телевизор. Поначалу. Раньше я его так плотно не смотрела. А теперь уверилась, что передачи штампуют для слабоумных. Помесь вранья с подтасовкой фактов. Остановилась на программе про животных. Изредка переключаясь на «Культуру».

Через четыре дня затворничества я все больше склонялась к мысли о собственной необучаемости языку. Плакали планы Коловорота. Учебники переместились на пол. Ну не могу я добровольно зубрить скучные правила. Впрочем, я вообще не могу ничего зубрить, мне школы с институтом хватило по самое некуда.

А все же зря я не выяснила, каковы раки на вкус.

Коловорот заставил меня работать на велотренажере. Мне нравится. Думать помогает.

Волосы начали прорастать сквозь белую кожу головы. Жаль, что нельзя на улицу. Там солнца навалом – можно было бы позагорать. А то лето скоро кончится – так и не успею ему порадоваться.

Кручу педали. В голове крутятся мысли. Теперь я запуталась окончательно.

Теоретически родители обязаны любить своих детей. Папа ко мне равнодушен. Маме я по фигу.

Родители не обязаны любить своих детей. Они обязаны их воспитывать, кормить, одевать, помогать в учебе. С этим мама справлялась. Звери тоже так поступают. Родят. Самец понесся по своим делам. Мамаша подращивает детенышей до определенного возраста. А потом как укусит, чтоб удирали искать свою территорию и семью. Лисы так поступают. Я по телику видела. И лисам фиолетово, как сложится дальнейшая судьба очередной порции потомков.

Моя мать – лиса одноразового использования.

Если бы я сейчас ехала на настоящем велике, то со скоростью самолета.

Мысли о Игоре немного притупились. Мне казалось, что все будет хорошо. Только оставалось непонятным – каким образом?

– Привет.

Коловорот, доброжелательно улыбаясь, внес поднос с разнообразной снедью. Раков не было. Когда я расправилась с половиной свиной котлетки на косточке, обжаренной с луком, он продолжил:

– Теперь приготовься слушать.

У меня кусок застрял в горле от такого радушия. Не иначе сейчас гадость скажет. Я ошиблась наполовину. Гадостей было две.

– Понемногу втолковали Игорю, что ты подсела на наркоту. Он в шоке. А еще – подобрали тебе заместительницу. Она сможет раз в жизни сделать хорошее дело.

Вот и все.

Теперь не видать мне Игоря как своих ушей. Я точно знаю – он наркоманов за людей не считает.

– Не убивайся ты так, – успокаивал меня Коловорот, хотя я ничем не проявила своего горя.

– Заместительницу на мое место?

– Ну да. Она вполне подходит. И по росту, и вообще на тебя похожа.

Вот оно как. Им мало моего унижения. Мало потери всего того, что так недавно придавало смысл каждому дню. Исхитрились отобрать свободу, право выбора. Мало! Нет же – подавай им моего Игоря. Они решили сосватать ему какую-то мерзкую вонючую бабу. Типа раз похожа на меня, значит, сойдет. Вот идиоты! Не на того нарвались! Думают – он сразу влюбится и меня забудет. Да хоть позолотите ее, он даже на нее не глянет.

Когда мы впервые встретились, знаете, как он про меня подумал? Он не на внешность смотрел. Ему показалось, что я – маленькая отважная дурочка. Которая просто пропадет без его участия. Хотя внешность – тоже не последнее дело. За «дурочку» я долго обижалась. Но потом выяснила, что он так называет всех, кто, по его мнению, не сможет выжить в этом большом опасном городе. Даже кошек.