Юля Лемеш - Лежачий полицейский

– Понятно. Сам разберусь. Еще чего желаете?

– Вкусного привези. Торт из «Метрополя». Огромный. И чтоб не бисквит внутри, а меренги с орехами.

Коловорот промычал одобрительно. Наверное, записывает.

– И шубку норковую. Длинную. И…

– Тортик, – размеренно повторил Коловорот, – записал. Что еще? Тампаксы? Или ты прокладками пользуешься?

– Пошел ты в жопу! – надеюсь, он не обиделся.

Вместо норки Коловорот привез длинный пуховик с капюшоном. Финский. Ничего так себе. Сойдет для сельской местности. Кроме пуховика были три пары сапог и много еще чего интересного. Мои нападки на пакеты Коловорот пресек, посоветовав примерить обновки после переезда на квартиру.

Отковыривая безе от торта, я исподволь поглядывала на фальшивого дядюшку, исследующего помещение на предмет чистоты. Похоже – остался доволен.

– Завтра хозяйка возвращается. Дом на зиму закрывать будет.

– Я в курсе. Лапником цветы накрыть, чтоб не померзли и заяц не сожрал.

– Какой такой заяц?

– Косорылый и прожорливый. Тут зимой все за ним охотятся. Он, падла такая, молодые яблоньки клыками ошкуривает.

– А ругаться обязательно?

– Непременно. Тут иначе никто не разговаривает. Это еще не ругательство. Хочешь, я на местном диалекте про зайца расскажу? И про его мать, и про его мужское достоинство, и куда они его засунут, если поймают?

Немного подумав, Коловорот решил, что заяц того не стоит.

Чтоб закрепить успех, притопывая ногами, я пронзительным голосом исполнила местную частушку про двух президентов.

– За такое и сесть не грех, – смеясь сквозь слезы, простонал Коловорот. – Надо выучить. Значит, «чтоб не падали штаны». А ты еще много таких знаешь?

Важно кивнув, я выдала на-гора еще парочку.

– Богата земля русская талантами. Еще не всех перестреляли, – подытожил Коловорот, посоветовав больше такое никому не петь.

– Ну давай еще?

– Не стоит. От тебя слышать такое несколько непривычно. Ты все-таки не ругайся, тебе не идет. А это что такое?

Уничтожив сковороду картошки с грибами, Коловорот отвалился от стола и благодушно отполировал съеденное стопкой водки.

В дверь постучали.

– Кого это черт на ночь глядя несет?

Шустрая соседка суетливо просочилась в комнату. Не объяснив толком причину столь позднего визита. Она присела на краешек дивана и принялась задавать пустые вопросы. Когда ей показалось, что на нее не обращают внимания, – быстро прошуршала бумажкой. Невразумительно забормотала, вытрусив что-то из кармана своей неизменной древней коричневой кофты. Я с интересом ждала продолжения. Вместо него по полу рванул обезумевший рыжий таракан. Или «тараканья», как тут их именуют.

Коловорот сделал вид, что не заметил нового подселенца.

После ухода соседки он рывком отодвинул диван и припечатал насекомое совком.

– Это они таким способом от вредителей избавляются, – пояснил он, посмеиваясь. Все очень просто. Надо отловить одну штуку тараканьи, незаметно подбросить соседям, тем, которые зимой не живут, и заговор прочитать.

– И что?

– Тараканы косяком покинут хозяев, а в мороз помрут. Потом весной бери веник и сметай. Такая вот практика.

– И все про это в курсе? – возмутилась я.

– Ага. Вот если бы она нам клопов подогнала, тогда хана. Им мороз по барабану.

– Так ты предводителя угробил. Значит, теперь тараканы к нам не попрут?

– Они бы и так не поперли. Хотя я раз видел зимой жуткую картину – рядами шли.

– К этому дому?

– К соседскому. Обратно.

Когда я постелила нам кровать, Коловорот бросил на меня смущенный взгляд, но протестовать не решился. Я его понимаю. Что протестовать, когда такое счастье само в руки идет. Только потом спросил, не староват ли он для меня.

– Кокетничаем? Восемнадцать лет разницы всего-навсего. А ты что, старым себя ощущаешь? Бедняжка. Старичок мой несчастненький. Ничего, скоро домой вернешься. Тебя там никто тревожить не будет. Только если проститутки твои одноразовые.

Машина пробивалась сквозь промокший лес, облетевший и унылый. Я с преувеличенным воодушевлением рассказывала деревенские новости и сплетни. Стараясь не показать, как соскучилась. Даже про то, как назову его сына, рассказала. И про то, как станут обзывать его одноклассники.

– Ты что, не предохраняешься? – В голосе сквозил настоящий ужас.

– Ага. Утипусеньки-агагасеньки. Понятное дело, твои проститутки сами о таких мелочах заботятся.

– Достала ты меня с этими б… Я серьезно спрашиваю.

– Игорь приучил меня не волноваться.

Напоминание об Игоре испортило Коловороту настроение. Да и мне тоже, если честно. Не знаю, почему я про него вспомнила.

– Кстати, твой Игорь уже не твой, – ядовито парировал Коловорот. – У него свадьба на прошлой неделе была. С Ритой какой-то. Мать говорила, ты ее знаешь. Представляешь, они после загса к ней заезжали. Проведать, так сказать. Он ее раз в неделю навещает. Хороший парень.

– Ритка тоже ничего. Хотя один раз была лесбиянкой.

Коловорот аккуратно объезжал глубокие лужи. Перед нами маячила машина, груженная крадеными деревьями.

Проклятье. Игорь ее навещает! Бедную одинокую маму. У которой была такая скверная дочь. Может, они и на кладбище ко мне ходят? Напиться, что ли?

– А где теперь Карабас?

– С ней. Он какой-то суматошный. С утра до ночи на работе. Ты не волнуйся, у них все нормально.

У всех все нормально. Все живы и счастливы. Только я тащусь в очередную неустроенную неизвестность. Миновав переполненное машинами Московское шоссе, мы оказались в черте города. Который выглядел полной деревней. Я решительно закрыла глаза, стараясь заранее не расстраиваться.

– Ты только не пугайся. Я тут редко бываю.

Глупый панельный дом, покрытый черными замазанными трещинами, мок под дождем. В окнах появились любопытные лица. Я схватила сумку и вошла в подъезд, напугав большого серого кота.

Первое, что бросилось в глаза в моем новом однокомнатном убежище, это давно немытое окно в подтеках грязи. Убожество дополняли выгоревшие желтые занавески. И холодно, как в склепе.

– Не топят. – Рука Коловорота отдернулась от плоской батареи. – Вот когда вспомнишь добрым словом русскую печку.

– Тебе хорошо говорить, а может, они теперь вообще не будут топить. Откуда мне знать, как тут принято. Я же околею!

Вещи скопились посреди комнаты горой, напоминая, что их нужно куда-то разместить. Неужели в этот отвратительный полированный шкаф с перекошенными дверцами? А кухня! Кошмар хозяйки. Теперь я с нежностью вспомнила деревенский дом, в котором нашлись милые кастрюльки и много другой симпатичной посуды.

– Я тут редко бываю, – повторил Коловорот, испытующе глядя на мою реакцию.

– Небось у помершего алкоголика купил, как было, так и оставил.

– Да наплюй ты. Завтра выкинем хлам и…

– Купим новый, – истерично продолжила я. – Разве на этой кровати спать можно? У тебя хоть чистое постельное белье есть?

– Обижаешь. – Мне показали содержимое трехъящичного комода.

Вопреки моим опасениям, в кране была горячая вода.

– Колонка новая. Сейчас я смотаюсь, куплю обогреватели.

– Я с тобой. – Мне не улыбалось остаться наедине с не разобранными пожитками.

В доме появились холодильник, кухонная утварь и много чего полезного в хозяйстве.

– Надеюсь, теперь твоя душенька довольна?

– Сходи, поклонись государыне рыбке… – подхватила я. – Может, она расщедрится на компьютер и Интернет?

– Перебьешься.

– Ну, тогда хоть на новое одеяло и кровать.

– Два, – поняв мое удивление, Коловорот пояснил: – Нам надо два одеяла, а то ты постоянно в него закручиваешься, как гусеница в кокон.

Он вел себя, как соскучившийся любовник. Нежный и ласковый. Неумело скрывающий свои чувства. В любви признаваться не стал. Ну и фиг с ним. Не больно-то и хотелось.

– Тебе ведь наплевать на меня. Побалуешься и выбросишь. Ты сам говорил, что не умеешь любить. Что независимость для тебя ценнее всего. На данном этапе тебе удобнее так меня контролировать. Не надо сердиться. Я просто повторяю твои слова. Ты – тот самый волк-одиночка. Как и моя мать. Просто она умудрилась сочетать полезное с главным. Теперь она учится сочетать приятное с полезным.

– Злопамятность – грех, – пояснил Коловорот, нервно вертя зажигалку.

– Если я ошибаюсь, признай, что ты в меня влюблен. Что ты готов бросить все и создать семью. Слабо? Вот то-то же. Ты сам понимаешь – померла так померла. Меня даже друзьям предъявить невозможно. Меня нет. Ты, дорогой мой, некромант.

– Может, некрофил?

– Хрен редьки не слаще. Красиво устроился. Завел себе дешевую любовницу, – не отрывая вожделенного взгляда от красок, хамила я.

– Тебе денег-то хватает, художница?

Деньги – вот настоящий, окончательный контролер. Черт бы их побрал.

– Хватает. Мне много не надо. У меня все есть.

– Тебя действительно все устраивает?

– Еще как. Только ты приезжай иногда. – Я попыталась смягчить свою отповедь.

– Ну, надо же. Оказывается, мне тут рады. Спасибо и на этом.

После его отъезда я обнаружила в сумочке конверт с надписью: «На мелкие непредвиденные расходы».

Не проститутка, но содержанка. Ничего оскорбительного в этом не вижу. Я не просила. Он подарил. Не подарил бы, на интим это бы не повлияло. А когда муж отдает получку жене, чтоб она ею разумно распоряжалась, – это как, тоже проституция?

Помахала на прощанье ручкой, хотя он даже не поднял головы, выражая таким образом свою досаду. Серый кот прорысил к Коловоротову «БМВ Х-5». Задрал пушистый хвост и выпустил на колесо упругую вонючую струю.

В субботу он укатил домой. Оставив меня в обустроенной квартире. Последнюю ночь перед отъездом не спал, крутился с боку на бок. Я делала вид, что сплю. Если его что-то беспокоит – не моя забота. Моя забота – снова привыкать к новому месту. А главное – теперь у меня есть цель.

В городишке было скучно. За четыре дня я вдосталь накушалась достопримечательностями. Самой интересной из которых оказался монастырь на острове. Построенный самим Никоном. В советское время монашескую обитель приспособили под дом отдыха, что ее и спасло, а теперь реставрировали по третьему заходу. Деньги, выделенные Путиным, пошли монастырю впрок. Он приобрел первоначальное обличие и красовался на удивительном острове, словно редкая драгоценность.

Городской музей оказался скудным. Из него я вышла со смутным ощущением, что меня обманули. Скорее всего, виноваты были музейные работники, составившие композицию по своему мещанскому усмотрению.

Городок был сам себе музей. Старые дома, в которых до сих пор проживали люди, показались мне переоборудованными лавками. В которых раньше шумела бойкая торговля всякой всячиной. Торговали и теперь. Вяло и без азарта. Говорят, здесь очень оживленно летом. Надеюсь, я этого не увижу.

Мужчины обращали на меня внимание. Молодые и не очень. Ни одного «питерского» лица. Грубоватые, хамоватые, чаще – бесцеремонно-агрессивные.

Под скромной вывеской «выставка» были обнаружены творения местных художников. Которые мало отличались от традиционного представления о русской классической школе. Когда я смотрела на аляповатые пейзажи и натюрморты, меня снова будто ударило. Жуть как захотелось схватить краски и кисти и срочно что-нибудь написать. Аж голова закружилась. Такое ощущение сродни утреннему подходу ребенка к новогодней елке. Под которой таится самая вожделенная игрушка в мире.

Скоро. Совсем скоро я приступлю к воплощению мечты в реальность. Надо только «дозреть». Рисовать надо начинать только тогда, когда иначе невозможно.

Приготовила впрок поесть. Чтоб потом не отвлекаться на всякие глупости. И, счастливо улыбаясь, начала готовить рабочее место на кухне. Там свет оказался лучше. Трясущимися от нетерпения руками распаковывала прекрасные вещи. От которых захватывало дух. Фантастические названия красок привели меня в еще больший восторг. Оставалось прикинуть, на чем будут красоваться мои будущие произведения. Холст отпадал. Я не умела делать подрамники. Я вообще мало чего умела, но меня этот досадный пробел в образовании ничуть не смутил. Еще в школе учитель рисования рассказывал о полезности оргалита. Оставалось его приобрести.

– А как вы его донесете? – участливо поинтересовалась милая дама в строительном магазине.

– Сегодня дождя нет.

– Зато есть ветер. Может, вам его привезти? Завтра будет машина.

По понятным причинам ждать так долго я была не в состоянии.

На улице бушевал настойчивый ураган. Лист оргалита оказался гигантским. Размаха рук явно не хватало. Пришлось уцепиться за него кончиками пальцев. Взять под мышку невозможно – габариты не те. А про длину листа и говорить нечего. Метра три, не меньше.