– И что? – с нескрываемым сарказмом веселилась мама.

– Того. Эвакуатор вызвал и на станцию отправил колымагу эту упертую. Теперь она там живет собственной жизнью. То фарами мигает, то окна откроет-закроет, то двери заблокирует. Авто-шизофрения.

– Программу из Германии высылали?

– А то. Только хрен эта программа им помогла. Не машина, а свихнувшийся интеллект.

– А с тобой что было? – внесла я свою лепту в непонятную беседу.

– Я стал ловить попутку. Потом вспомнил, что вместе с машиной отправил в Питер мобилу. Ну забыл! Я хотел тебе позвонить, честно. Прикинь, меня подвозить никто не захотел. Так и сидел в кафе при заправке. Новый год, все празднуют, а я как дерьмо в проруби. Хорошо, совсем память не отшибло. Вызвонил ребят. Они поартачились, конечно, но против шефа не попрешь, хоть и праздник. Другую тачку пригнали. Вот так я и добрался. А тебя нет. Хорошо, соседка сказала, что ты куда-то уезжать намылилась. Здорово дом долбанул, – прибавил он сокрушенно.

– Здорово. А ты самовар забрал?

– А то. Как не забрать. В него такая приятная открытка была пристроена. Я ее беречь буду. Кстати, ты «до» или «после» воспаления легких ее подписала?

По-честному, никакой открытки в моей памяти не было. Может, я и написала там что-то особо чувствительное, но, хоть убей, не помню.

– Мы заявление в загс подали, – уточнил Коловорот, обращаясь к маме.

Небрежный тон не очень вязался со смыслом сказанного. Я сначала испугалась, что окончательно потеряла память. Смутно вспомнила что-то про паспорт. Потом решила испугаться маминой реакции. А потом сообразила, что пугаться впору за себя.

– Я не помню, как ты признался мне в любви, сделал предложение, и я тебе ответила согласием.

– Совсем с дуба рухнул? Хочу тебе напомнить, она – моя дочь!

– Да ну? А так сразу не скажешь. Если мне не изменяет память, ты послала ее куда подальше. Чтоб спокойно рубить бабло и кувыркаться с молодым мужем. Хотела независимости? Кушай. Что касается работы – можешь всегда на меня положиться, а вот в нашу личную жизнь попрошу не лезть.

Тихое безмолвие, нарушенное слабым поскуливанием Карлоса. И тяжелым маминым пыхтением.

– Вот и договорились, – радостно подвел черту Коловорот.

– Что-то я не припомню ничего такого, – вяло сопротивлялась я, протягивая руку за очередным пирожным.

– Ну-ну, не стоит так стесняться присутствия мамы. Может, ты не припомнишь, как согласилась в качестве свадебного подарка принять собственный художественный салон? Еще район попрестижнее выбирала? Представляешь? – это уже к маме. – Я ей говорю, давай лучше я тебе ресторан подарю. А она – нет, ни за что. С салона выхлопа никакого. Один геморрой.

– Ты ей лучше цирк подари, – ехидно парировала мама, собираясь уходить. – Ну вас к черту. Вы неплохо спелись. Впрочем, во всем этом безумии есть один плюс. С погибшим ребенком мне встречаться было нельзя, а с твоей женой – запросто. Только ты ее нашим общим друзьям не показывай.

– А ты не хочешь расщедриться и выделить ей приданое? – нахально улыбаясь, спросил мой будущий муж.

– Когда помру – наследство получит.

– Ага. Лет через пятьдесят. Она тогда сама старухой будет, – глумился Коловорот. – Что за народ прижимистый пошел? Жмоты. Ладно. Проехали. Сами как-нибудь разберемся.

– Колово… тьфу, Николай, не язви. С меня подарок на свадьбу.

– Эй, а где я теперь жить буду? – заволновалась я.

– Здесь. Или на даче, которая в Финке. Там пейзажи красивые, а у тебя они пока не получаются. Кстати, мой подарок лежит под елкой.

– Ты мне фотокамеру купил? – радостно завопила я, соскакивая с постели.

– Как вы мне все надоели. – За мамой захлопнулась дверь.

Потом снова приоткрылась. И в нее ворвался безумный от счастья Карлос.