— Хватит, — выпалила так громко, что от неожиданности замолчала, а он рассмеялся. Почему его смех всегда слышится таким издевательским, словно видит меня насквозь и знает, что он меня волнует. Все в нем волнует, и вот эти наглые и пошлые намеки тоже вызывают реакцию. И за это хотелось впиться в его красивое лицо ногтями.

— Ты любила одеваться при мне… ты любила, чтоб я тебя одевал, а еще ты любила, чтобы я тебя раздевал.

К моим щекам прилила вся краска, и они стали пунцового цвета, я почувствовала, как сильно они горят.

— Впрочем, какая разница, это все было в прошлой жизни, верно? А в этой я все еще твой муж и все еще имею на тебя все права. Отдыхай, малыш. Можешь не выходить к гостям.

Он вышел из комнаты, оставив после себя свой особенный запах. Тот самый, что так невидимо вплетался в мою одежду. И повсюду преследовал меня навязчиво и неуловимо. И самое ужасное — он мне нравился… я втягивала его в себя и понимала, что он правильный. Нет, ничего в этом правильного нет. Это рефлексы, как у животного. Просто я и раньше чувствовала его запах и привыкла к нему. Так реагируют на что угодно привычное.

Ведь Данила, как его там по отчеству, говорил мне об этом, говорил о том, что Макс использовал свою власть надо мной, чтобы привязать к себе. Что ж, я склонна в это поверить. Сама мысль о том, что теперь он будет находиться слишком близко от меня, вызывала чувство непреодолимого страха и паники, даже боли, в какой-то степени. Свою слабость осознавать и понимать, что никто не вступится, ведь если все это правда, для окружающих этот человек в своем праве. А еще меня мучил страх. Дикий и необъяснимый ужас, что я снова впаду в патологическую зависимость от него. Что он каким-то непостижимым образом способен заставить меня сходить по нему с ума.

И это опасно… это, словно сжимать в пальцах лезвие опасной бритвы и точно знать, что одно неверное движение — и оно изрежет меня на куски. И никто, ни один врач даже самый талантливый не сошьет меня обратно.

Я слышала, как они съезжались, его гости. Как скрипели покрышки по подъездной дороге. Слышала женские и мужские голоса и играющую где-то внизу музыку. А я заперлась изнутри в детской спальне, и мне не становилось легче или спокойней. Я была уверена, что он войдет в любую дверь, если захочет. Либо с ключом. Либо выбьет одним ударом. Несдержанный. Вспыльчивый и эмоциональный. Ходячая граната с вырванной чекой, никогда не знаешь, рванет ли она сейчас или позже.

Мне было страшно, я не чувствовала этот дом своим, я не знала, что здесь вообще мое в этом мире, который лишь за одни сутки стал чужим и враждебным.

Мне не с кем поговорить, некому пожаловаться. Они все скрывали от меня правду. Я чужая для них. Для всех.

Посмотрела на часы и твердо решила не идти на проклятый ужин. Мне нечего там делать. Я имею право отказаться. И плевать на этих его партнеров, плевать на всех. Они мне никто. Я никого из них не знаю, не помню. Но и сидеть в этой комнате было невыносимо. Мне казалось, я сойду с ума от мыслей, что лезли в голову. Можно было принять снотворное, но и это было страшно.

Я даже выглянула в окно, с любопытством разглядывая гостей. Шикарно одетые, в дорогих украшениях они заходили в дом. И все же меня одолевало любопытство. Какую жизнь я вела в этом доме? Если я была хозяйкой, как говорит Макс, чем я занималась в свободное время? Помимо того, что развлекала самого хозяина? Как проходил мои день в этом доме.

Я вышла из комнаты и, оглядываясь, проскользнула к лестнице, ведущей наверх на веранду, я хотела рассмотреть их со стороны. Определить степень опасности. Но не увидела ничего странного. Гости собрались у бассейна, официанты разносили напитки, женщины увлеченно беседовали и разглядывали разноцветный фонтан, который хрустальными струями стекал прямо в бассейн. Мужчины играли в карты за столом и курили сигары. Мой муж был среди них. Если бы я не знала, какое он чудовище, я бы в очередной раз залюбовалась им. Потому что никого красивее никогда не встречала, уверена и в прошлой жизни тоже. Посмотрела на открытые ворота и охрану, снующую с рациями возле бассейна.

Я вдруг подумала, что, если они все настолько заняты, я могу просто удрать. И в ту же секунду Макс вскинул голову и посмотрел прямо на меня, бокал застыл у него в руках, а потом губы растянула его эта фирменная дрянная улыбочка, от которой я вся наэлектризовывалась. И он вдруг сделал этот жест… кивком головы. Такой обычный жест и в то же время… так кивают только своим, только близким "иди сюда" или "иди ко мне". И внутри все всколыхнулось, появилось непреодолимое желание прийти. Оно стало таким сильным, что я решительно вышла из своей комнаты, прошла в соседнюю и распахнула там двери настежь.

И застыла на пороге. Взгляд тут же задержался на широкой кровати, на зеркалах вместо потолка, отражающих ложе во всей красе. Перед глазами вдруг возникли сплетенные на ней, яростно занимающиеся сексом. Выгибающаяся обнаженная женщина с острыми сосками и широко раскрытым в крике ртом, закатившимися глазами и разметавшимися по подушкам волосами и дико двигающийся сверху на ней мужчина, впившийся в ее бедра пальцами и хватающий жадным ртом ее соски… Макс и… и я. Задохнулась от яркости картинки… нет, это не могут быть воспоминания, это лишь мое воображение. Сумасшествие какое-то. Стало невыносимо жарко и потянуло низ живота.

Я отвернулась и прошла к гардеробной, распахнула двойную дверь и вдруг поняла, что точно знала, где она находится. Интересно, это впервые происходило со мной в этом доме. Я зажгла свет и осмотрела свои наряды. Выбирать особо не хотелось, и взяла первое попавшееся платье ярко-алого цвета, достала из ящика туфли на высоком каблуке. Переодевалась я настолько быстро, что мне позавидовал бы новобранец в армии. Постоянно оглядываясь на дверь. От волнения у меня не получалось застегнуть платье, и когда я наконец-то справилась с замком, то вся взмокла. Подошла к зеркалу, и рука привычно потянулась к расческе в левом ящике. Снова удар током — и это я тоже знаю. Получается — я помню очень многое. Где-то в подсознании хранятся воспоминания и всплывают, только когда я делаю что-то, что делала слишком часто.

Я спустилась вниз, готовая в любой момент сбежать, лететь без оглядки. Особенно когда увидела, как резко Макс обернулся и прожег меня взглядом.

В элегантной рубашке и в то же время небрежно расстегнутой на груди, с подтянутыми рукавами жакета. Сжимает в руках бокал и смотрит на меня из-под приопущенных век. С ног до головы миллиметр за миллиметром осматривает меня. Смесь аристократизма, цинизма и животных инстинктов. Я остановилась, полная твердой решимости вернуться обратно, но в этот момент он улыбнулся и отсалютовал мне бокалом. Удивительно, как улыбка может преобразить лицо, мне захотелось зажмуриться. И этот взгляд, черт бы его побрал за этот невыносимый взгляд. Хотя он и есть черт. Если бы дьявол спустился на землю, он бы точно принял облик моего мужа.

Макс пошел мне навстречу и, взяв меня под локоть, наклонился к моему уху:

— Ты выбрала мое самое любимое платье, малыш. А еще я был уверен, что ты придешь, ты ведь ужасно любопытная девочка.

— Мне стало скучно.

— Кто бы сомневался… а ведь раньше ты боялась, когда собиралось много людей.

Да, боялась… я помнила, что всегда, оказываясь в слишком людных местах, я чувствовала себя очень дискомфортно.

— И кто меня излечил от этого страха? — спросила очень тихо, продолжая рассматривать гостей.

— Я. Не волнуйся, вряд ли тебе начнут задавать много вопросов. В любом случае я рядом. И… я рад, что ты пришла.

Подняла на него взгляд, и тут же опять перехватило дыхание — этот цвет существует в природе? У людей вообще бывают настолько синие глаза? Очень светлые сейчас. Неправдоподобно светлые, и закат отражается в них розовато-сиреневыми пятнами, как и мое лицо. И взгляд… он не колол, он согревал. Словно меня окутало теплой шалью. Как настолько можно транслировать эмоции и заражать ими других?

Конечно, он доволен, что я сделала так, как он хотел.

— Так почему красный? Для меня?

— Просто бросилось в глаза.

— И ты решила бросаться в глаза всем мужчинам на этом вечере?

Чуть нахмурилась.

— А раньше я любила нравиться мужчинам?

— Ты любила нравиться только мне. Тебе было наплевать на других…

Опустил взгляд к вырезу моего платья, затем на мою шею, покрывшуюся таким же румянцем, как и щеки. Я чувствовала, как от его взглядов горит моя кожа. Я напряглась от ощущения, что физически чувствую эти касания.

К страху примешивалось странное чувство триумфа, совершенно необъяснимое, но где-то в подсознании я понимала, чтобы нравиться такому мужчине, как Макс Воронов, нужно быть нереально красивой и совершенно особенной, уникальной. Неужели я была для него именно такой… и нужна ли мне страсть этого человека. В прошлом она меня покалечила душевно и физически.

— К этому наряду есть одна вещица. Она принадлежит тебе…

Он сунул руку в карман, в этот момент к нему подошел один из его псов в черном элегантном костюме.

— Есть прогресс, вы должны это услышать. Он начал говорить.

Макс смерил его гневным взглядом:

— Мне не до этого сейчас, ты не видишь, я занят? Записывай все. Я потом просмотрю.

На самом деле, он не хотел, чтобы говорили при мне. И я вдруг подумала, что речь идет о том несчастном, которого держат на привязи, как животное, и мучают. Тот человек, о котором говорил Данила. Я содрогнулась от ужаса, и Макс внимательно посмотрел мне в глаза:

— Что тебя напугало? Он? Или то, о чем мы говорили с ним?

— Ты. Меня пугаешь только ты. Потому что ты отдаешь приказы кого-то истязать и снимать это на камеру, чтобы ты посмотрел.

— Меньше слушай то, что не предназначено для твоих ушей, и будешь спокойней спать. Когда ты выбрала стать частью моей жизни, прекрасно знала — какая она и какой я.

— Это было в прошлой жизни, как ты сказал.

— У каждого преступления есть срок давности, свое ты совершила недавно, и отвечать тебе за него придется по всей строгости закона.

Вроде бы шутит, но взгляд стал серьезным и совершенно непроницаемым.

— А закон — это ты?

— Верно. А закон для тебя — это я. Идем к гостям. Давай утолим их любопытство, и каждый сыграет свою роль.

Макс провел меня к столу и познакомил с гостями, я кивала и глупо улыбалась на комплименты. Я чувствовала себя беспомощной, особенно потому, что сейчас я всецело зависела от своего мужа, и только он поддерживал беседу. А я рассеянно смотрела на лица людей, так легко узнаваемых, ведь я видела их по телевизору, и не раз. За масками добродушных политиков и шоуменов прятались чудовища, бесчувственные монстры, люди, которые фигурировали в досье Данилы Петровича. Оказывается, у меня отменная память на лица.

Женщины бросали на меня любопытные взгляды. Я бы сказала — полные зависти. Они громко смеялись. Иногда задавали мне вопросы, и я отвечала, стараясь соответствовать их манере. Постепенно вечер превращался в пытку. С одной стороны Макс, с другой эти дамы, которые так и норовили застать меня врасплох самыми нелепыми вопросами.

Когда мужчины удалились в кабинет, а я осталась наедине с серпентарием, одна из змей, довольно известная певица, с самой очаровательной улыбкой спросила:

— Всегда удивлялась женщинам, которые связывали свою жизнь с настолько ослепительными и яркими мужчинами. Вы ведь ревнуете его к другим женщинам… более… крас… в смысле, более известными, например?

Ревновать? Я никогда не задумывалась об этом, пожалуй, я еще ни разу не испытывала подобное чувство. Но именно в этот момент что-то ощутимо кольнуло в груди при взгляде на эту блондинку с длинными ресницами и пышной грудью. Интересно, она себя имеет в виду? Он с ней спал?

— Зачем ревновать, если этот ослепительный и яркий мужчина выбрал именно меня?

Женщины переглянулись, и та, что спросила, засмеялась, а меня укололо еще сильнее и продолжило колоть. Теперь мне казалось, что у нее отвратительно надутый рот и волосы — белая мочалка. И как бы талантливо она не пела…

— Ну, милая моя, мужской выбор — это весьма относительный критерий. Иногда они женятся на одних, а спят с другими. Все знают, как Макс любит красивых женщин. Я бы с ума сходила от ревности.

— У вас такие богатые познания о выборе женатых мужчин. Вы уже были замужем или вас обычно выбирают для других целей?

Улыбка с ее лица мгновенно пропала. Ей не понравился мой ответ. Она не привыкла, чтобы с ней говорили таким тоном, но промолчала. Перевела разговор на другую тему, а я вдруг подумала о том, что, как жене Макса, мне позволено все — даже нахамить этой размалеванной дуре, знаменитой приме, и она проглотит. Так кто тогда мой муж в этом мире? Сколько власти он имеет? Ответ напрашивался сам собой — его власть безгранична. Потому что все они его боятся, и его, и всю нашу семью. Тот человек был прав.