Ульяна Соболева - Лезвие

— А ты сходишь с ума, малыш?

— Я от тебя вечно пьяная, Маааксииим… я в нескончаемом кайфе, как наркоманка.

— Хочешь дозу? Прямо сейчас?"

Эхом в голове ее слова, и злость опять откатывает отливом, хочется вдавить ее в себя до хруста и не выпускать из объятий. Как же я соскучился по ней, истосковался.

— Чего ты от меня хочешь, Макс?

— Максим.

— Что?

Глаза распахнулись, и я от разочарования отпрянул назад. Просто взгляд. С неприязнью, с равнодушием. Не ее взгляд. Чужой.

— Ты называла меня всегда Максим.

— Не я. Она. Какая-то другая я. Которой, возможно, больше никогда не будет. Пойми это. Она может не вернуться, и останусь только я… а я другая. Что же мы тогда будем делать, Макс? Так жить? Ты меня запирать в доме, а я отчаянно мечтать вырваться на волю?

Она была права. Чертовски права, и я знал это. Мой разум все понимал… а сердцем я не готов был ее отпустить. Я все еще на что-то надеялся. Я все еще пытался удержать руками воздух, в котором остался лишь ее призрак.

— Я хочу так ничтожно мало, Даша, — прислонился лбом к ее лбу, — шанс хочу… с тобой быть хочу, тебя хочу, понимаешь? Я хочу тебя.

И нет, я не вложил в это "хочу" первобытно-примитивный смысл. Я хотел всю ее в своей жизни… и она впервые правильно меня поняла.

— Это много, — ответила так же шепотом и в глаза мне посмотрела, — для меня это пока что непосильно много. Ты давишь меня… ты меня душишь… Максим.

Ее "Максим" полоснуло тонким лезвием по нервам и сжало горло тисками.

— Давай попробуем по-другому, — хрипло шепотом, не отпуская ее взгляд, потому что он… он вдруг перестал быть настолько чужим и ледяным.

— По-другому?

— Да. Давай ты сама установишь правила.

В ее глазах промелькнуло недоверие. Она искала подвох в моих словах.

— Не трогай меня, пока я тебе не позволила.

Я отпрянул назад, но зрительный контакт не прервал и все так же смотрел ей в глаза.

— Я не привык спрашивать разрешения, но, если ты скажешь "нет", это зачтется.

Кивнула и взмахнула своими длиннющими ресницами, мне внутри все перевернула.

— Мое условие — ты сопровождаешь меня везде, где мне потребуется твое присутствие.

— Ты не будешь по утрам сидеть у меня в комнате и пялиться, как я сплю.

Усмехнулся.

— Потому что ты не накрашена и не почистила зубы?

Уголки ее губ тоже слегка вздернулись вверх.

— И поэтому тоже.

— Хорошо. Я не буду сидеть в кресле и пялиться на тебя по утрам. Я буду стоять у двери и пялиться оттуда.

— Нет, — уже улыбается, — ты будешь стучаться, а не ломиться, как к себе домой.

— Ну, вообще-то, я у себя дома.

— Моя комната — это ты в гостях. Поэтому стучись.

— Ладно, я буду стучаться.

"Если не забуду".

— Ты будешь принимать мои подарки.

— А ты мне еще ничего не дарил.

— Разве?

— Да.

— Может, именно поэтому я в такой немилости?

Она снова улыбнулась, и мне до боли в скулах захотелось схватить ее за лицо обеими руками и жадно сожрать ее улыбку голодными губами.

— И не смотри на меня так.

— Как?

— Как Зверь.

— Голодный Зверь, ты хотела сказать. Ну лицемерить взглядом я еще не научился. Я действительно голоден.

Посмотрел на ее грудь, прикрытую тонким шелком блузки, и перевел взгляд на ее губы.

— А может, ты отпустишь меня к Андрею, и мы там начнем все по-другому?

Хитрая маленькая ведьма. Прекрасно работает голова, и тут же выстраивается стратегия.

— Нет. Я тебя не отпущу ни к Андрею, ни к Карине, ни к кому бы то ни было еще.

— Совсем-совсем?

— Совсем. Разве что в моем сопровождении.

Ей все же удалось меня расслабить. Я чувствовал какое-то облегчение за все эти дни беспрерывной войны.

— Скоро концерт у Лексы. Мы приглашены. Я хочу, чтоб ты пошла вместе со мной. И хочу, чтоб наша семья не сомневалась, что у нас действительно все хорошо.

— А взамен я могу тоже что-то попросить?

Как быстро ты учишь правила, девочка, и отбираешь у меня контроль. Начинаешь управлять ситуацией… ты просто еще не представляешь, насколько ты можешь вертеть мною.

— Но когда-нибудь… ты ведь позволишь мне выезжать из дома самой?

— Возможно, с охраной. Так что ты хочешь попросить взамен, Даша?

— Я хочу увидеть нашу дочь… она мне сегодня приснилась.

И выражение ее глаз изменилось… нет, там не появилась вселенская материнская любовь, там спряталась грусть и растерянность. А я боялся думать, что будет с Таей, когда она увидит маму. Фая говорила, что малышка кричит и зовет ее каждую ночь.

— Она очень маленькая… и она пока не поймет, если ты будешь не такой, как всегда. Но ты ее увидишь. Издалека. Я обещаю, что очень скоро. Постепенно все случится, если ты, и правда, захочешь.

Даша кивнула и тяжело вздохнула.

— Мне просто очень страшно… — вдруг сказала она.

У меня болезненно сжалось все внутри. Моя маленькая девочка. Я невольно потянулся, чтобы обнять, но она сделала шаг назад, и я опустил руки. Потянулся к двери, достав ключ из кармана штанов, открыл ей и выпустил в коридор. Когда за ней закрылась дверь, я сполз по ней на пол и обхватил голову руками, ударяясь о нее затылком.

"— Не я. Она. Какая-то иная я. Которой, возможно, больше никогда не будет. Пойми это. Она может не вернуться, и останусь только я… а я другая. Что же мы тогда будем делать, Макс? Так жить? Ты меня запирать в доме, а я отчаянно мечтать вырваться на волю?".

И я не знал ответов на ее вопросы… не знал и боялся, что именно так и будет, пока я просто не убью ее за то, что она другая.

Он сдержал слово… Потом я узнаю, что Макс Воронов всегда держит данные обещания… и нет, в этом нет ничего хорошего. Лучше бы он был самым жутким лжецом. В эти дни я все же начала чувствовать себя более уверенно. Не то, чтоб спокойно, но трясти от страха и напряжения меня перестало. Максим соблюдал те условия, которые я поставила. И мне вдруг показалось, что я наконец-то смогла отодвинуть его на приличную дистанцию. Наивная глупая дурочка. Никакой дистанции не было и в помине. Зверь просто решил сделать вид, что играет по моим правилам. Они вроде как и соблюдались, и мне это давало ложную иллюзию, что я все же как-то держу ситуацию под контролем. На самом деле просто он решил, что пока что его устраивает данная ситуация, и позволял мне тешить себя фантазиями и иллюзиями на его счет. Он вообще умел играть любую роль, как для меня, так и для других.

И когда несколько дней меня никто не преследовал, никто не врывался в мою комнату, не стоял назойливо над душой, жить в этом доме стало немного спокойней. И тогда пришло здоровое любопытство. Ведь в этом доме, по словам Макса, все выбирала и покупала именно я, и была здесь полноправной хозяйкой. Я жадно осматривала каждый уголок дома. Заглядывала в комнаты, балконы, подсобки. Не было ни одного места, куда б я не засунула свой нос и… что поражало — меня действительно никто не остановил и ни одна дверь не была запертой. Никто и ничего от меня не прятал. И, да, мне здесь все нравилось. Я готова была поверить, что выбирала сама, потому что меня не раздражало ничего вплоть до мелочей, возникало ощущение комфорта и уюта. Наверное, еще и это успокаивало — дом не казался мне чужим и враждебным, как его хозяин.

Если я искала какую-то вещь или даже хотела взять книгу — они оказывались именно в том месте, где я думала, что они должны быть, и я радовалась. Да, мне нравилось устраивать такие проверки себе.

Поправляла рамки с картинами, вглядываясь в них и понимая — это точно выбрано мною. Неужели я могла с такой любовью обставлять дом, где меня обижали и унижали? Это выбивалось из той картины, которую мне нарисовали, и казалось странным. Почему у жертвы и вещи было право слова, выбора, и она сама обставляла ненавистный ей дом… Хотя… ведь мне сказали, что я его любила. Несмотря ни на что, я была одержима своим палачом. И в это тоже было трудно поверить.

Макс в эти дни не искал со мной общения, не приходил в мою комнату, и я не видела его дома… но слышала, как по вечерам его машина подъезжает к воротам. Как поднимается по лестнице, иногда затаив дыхание слышала, как его шаги затихают у двери моей спальни… а потом снова звучат в тишине в направлении его комнаты или кабинета. Но он не давал мне ни на секунду забыть, что я принадлежу ему. Неизменные цветы каждое утро. Весь дом заставлен ромашками. Где он их доставал в таком количестве, я понятия не имела. Но они постоянно были свежесрезанными.

Потом я узнаю, что их выращивают специально для меня в оранжерее в конце сада. В любое время года мои любимые ромашки расставлены в вазах по всему дому. На завтрак, обед и ужин мне подавали именно то, что я люблю. Иногда я злилась и назло всем заказывала что-то другое… потом мне становилось стыдно. Еще через день для меня была выделена другая спальня, ее закончили в кратчайшие сроки. Сделали в ней ремонт и перевезли все мои вещи вплоть до безделушек. Я хотела возмутиться, что комнату обставили без меня и… и не смогла, потому что мне все в ней понравилось. Все без исключения, даже две картины с изображением бушующего моря и зимнего лесного пейзажа. Он знал обо мне даже это. Пугает, когда кто-то изучил тебя настолько, что знает о тебе буквально каждую мелочь. Он окружал меня заботой, а мне это напоминало тоненькую паутину, которой паук обволакивает маленькую и глупую бабочку. И хотя сам тарантул даже не приближался к ней, она точно знала, что ее рано или поздно сожрут.

Все было иначе, кроме одного — за пределы дома меня не выпускали. Мне говорили, что такого приказа они не получали. А я… я еще не готова была идти и просить моего мужа о чем-то. Я наслаждалась иллюзорной дистанцией между нами и была ему за нее благодарна.

Я опять начала принимать лекарства, назначенные мне неврологом и психотерапевтом. Иногда меня от них сильно клонило в сон, я сама не заметила, как уснула в гостиной с книгой в руках. Утром открыла глаза уже в своей комнате на постели и… и в одном нижнем белье. Меня перенесли, уложили и раздели, пока я спала. Вся краска вдруг прилила к лицу вместе с яростью на того, кто это сделал. Можно было и не раздевать… я только представила себе, как он смотрел на меня спящую и почти голую, как всю начинало трясти. На столе снова цветы, кофе и слоеные шоколадные булочки. Автоматически откусила одну из них и посмотрела на свой сотовый. На заблокированном экране светилось новое сообщение с неизвестного номера.

"Не выбрасывай завтрак — поешь. Я не рассматривал. Я только перенес в постель и стянул с тебя это ужасно тесное платье, иначе ты бы в нем задохнулась. Разрешаю записать мне штрафное очко, и я выполню любое твое маленькое желание".

Улыбнулась. Точнее, закусила улыбку вместе с нижней губой. Очаровательнейший мерзавец. Не рассматривал он.

Следом еще одна смска.

"Лгу — рассматривал. Долго. Согласен на большое желание".

Усмехнулась и отпила кофе. Вкуснооо. Как я люблю. Пиликнуло еще одно сообщение.

"Кроме отпустить".

Я тихо рассмеялась и тут же замолчала. Это было впервые. Я впервые улыбнулась ему и засмеялась. Впервые мне действительно было хорошо. И он не напрягал меня… нет, совсем не напрягал. И от мысли, как горел голодом его ярко-синий взгляд, мне вдруг стало очень жарко. Низ живота ошпарило кипятком.

Когда пришла четвертая смска, я умывалась, глянула на дисплей:

"Сегодня у Лексы концерт, я тебя о нем предупреждал. Он будет проходить в закрытом клубе. Я хотел бы видеть тебя в белом и купил для тебя платье. Я исправился и сделал тебе первый подарок — он подойдет к цвету твоих глаз. И небольшая личная просьба, когда откроешь маленькую бархатную коробку, надень то, что в ней, пожалуйста. Это мое условие на сегодняшний вечер".

Я вышла из ванной и направилась к столу, где стояло несколько картонных пакетов и та самая коробочка, о которой было сказано в сообщении. Так как я проспала большую часть дня, то уже вполне можно было собираться.

За подносом пришла молодая девушка с длинной темной косой, в очках. Она аккуратно сложила на него мою чашку и блюдце, но прежде чем уйти, тихо сказала.

— Вы простите, что я вас отвлекаю. Но Максим Савельевич попросил меня сказать вам, что я вернулась. Меня зовут Таня. Я убираю в вашей комнате по воскресеньям.

Я улыбнулась ей и кивнула, а сама почувствовала укол где-то под ребрами. Ощутимый укол. Стало даже не по себе. Он нарочно попросил ее это сказать, чтоб я поняла, что обидела и оскорбила его своими подозрениями. Во мне бушевали противоречивые чувства, с одной стороны, мне действительно было стыдно, а с другой — разве он не мог играть для меня в любую из его манипуляторских игр.