– Нет. Не виновата. Я не должен был… Не имел права.

– При чем тут право? – удивилась я. – Ну вот скажи, при чем тут какое-то право? Ты зачем убежал? Почему не вернулся? Почему не позвонил?

– А ты? – Мы забрасывали друг друга вопросами, два обиженных ёжика.

– Значит, ты получил высшее медицинское образование, работал в психушке, людей лечил, а теперь ведешь свои эти семинары, консультируешь людей, но мы все равно будем играть в эту игру – кто кому позвонил первым? Я не звонила, потому что не знала, что тебе сказать, чтобы не сделать все еще хуже. Ты ведь знаешь, что я шагу не могу ступить, чтобы не вляпаться в какое-то дерьмо. Но ты-то умнее меня! – Я возмутилась, потому что по ходу произнесения этой Возмущенной Речи я взаправду вляпалась в последствия жизнедеятельности бульдога Мальчика и теперь яростно счищала их со своей подошвы о бордюр. – Вот черт.

– Я не умный, а эрудированный. Хотя рядом с тобой сразу хочется перечитать что-нибудь из Эйнштейна.

– Перечитай теорию относительности. Потому что ведь все это очень относительно. Помнишь – нельзя одновременно лететь и стоять в каком-то определенном месте? Нельзя измерить скорость и положение частицы…

– В одно и то же время.

– Относительно моего прошлого Юра Молчанов очень большой, такой большой, что все еще обладает некоей остаточной гравитацией. Она тянет, все еще искривляет пространство, приближает мой горизонт событий, тех, что давно уже забыты.

– Значит, это все Эйнштейн?

– Именно, – рассмеялась я. – Он со своей относительностью не дает мне быть совершенно равнодушной, когда Молчанов появляется в твоем ящике. Но ведь относительно нас с тобой Юра Молчанов крошечный, не больше оловянных солдатиков. Говорящее эхо в телевизоре. Относительно моего будущего он – бесконечно малая величина.

– Ну вот! Что ж ты сразу так не объяснила? Так-то ведь все стало ясно! И даже без коробок с котами обошлись. Одним Эйнштейном.

– Ты что, проспал всю ночь в машине? – спросила я осторожно.

– А ты следила за мной? – Игорь улыбнулся, он был доволен.

– Тебе не кажется, что у нас с тобой на двоих слишком много терпения? Ну как вышло, что ни ты не прибежал обратно, ни я не побежала? Ну, мне простительно, ты ж меня сам накормил снотворным.

– Потому что я маньяк, – вставил он.

– Да, возможно. Но я просто лежала, плакала, считала до FF…

– До чего?

– Двести двадцать пять в шестнадцатеричной системе. Но там до них быстрее досчитываешь, если считать шестнадцатыми…

– Ага, ага, – задумчиво кивнул Апрель. – Поехали домой?

– Так мы не расходимся? Это правда? Когда ты уехал утром, я думала, что все. Прошла любовь, тапочки почтой.

– У тебя нет тапочек.

– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросила я. – В коробках смотрел?

– Не то слово. Сама увидишь, – заявил он, заставив меня замолчать в раздумьях. А это ведь не так просто.

– Когда ты так и не позвала меня назад, я тоже думал, что все, – признался Игорь, щелкая пультом сигнализации. Голос немного обвиняющий. Плевать. Главное, вишневый «Опель» стоял тут же, на стоянке.

Неторопливый, спокойный Апрель усадил меня в машину, захлопнул дверцу, обошел «Опель» с другой стороны, сел сам, завел двигатель, включил музыку – что-то джазовое – и набросился на меня. Он словно постоянно хотел поймать меня в момент, когда я меньше всего ожидаю атаки. Апрель схватил меня за плечи, буквально силой притянул к себе, обхватил за спину, сжал так, что мне стало почти больно, – и это «почти», эта грань была такой острой, что я чуть не задохнулась от волнения. Как полет в небе с одним парашютом на двоих, мы цеплялись друг за друга, будто разделение стало бы смертельным. Игорь стянул с меня куртку, взял мое лицо в ладони, посмотрел на меня пристально, с обвинением.

– Почему мне постоянно кажется, что тебе наплевать на меня?

– Это тебя не было всю ночь. Ты ушел из дома, – ответила я, и тогда Игорь отпустил меня и тихо тронулся, машина покатилась по темной улице.


Через десять минут мы уже поднимались к Игорю в квартиру. В лифте мы молчали, он больше не прикасался ко мне и вообще вел себя настороженно, напряженно, словно ожидал от меня чего-то, но не говорил мне, потому что это секрет.

– Почему ты так смотришь? – наконец не выдержала я.

– Ничего, – ответил он, выходя из лифта. Тихо открыл передо мной дверь в коридор, прошел туда следом за мной, затем вставил ключ в дверь квартиры, но не повернул его. – Открой ты.

– Зачем это еще? – Я посмотрела на него с подозрением. Малдер не улыбался, он был сосредоточен, сконцентрирован, его глаза внимательно следили за мной.

– Открывай, открывай, – кивнул он. – Ты же тут живешь.

– Н-да? – Я с опаской повернула ключ и толкнула дверь. Еще до того, как включить свет в коридоре, я споткнулась обо что-то, отчего непроизвольно выругалась и ухватилась за все еще ноющую ступню. – Больно! Ой!


«Ой» не имело отношения к моей ноге, это относилось к тому, что я узрела, когда все-таки включила свет. Сначала я испугалась – мне показалось, что на квартиру напали, что ее ограбили, что грабители все еще могут быть внутри. Затем страх сменился шоком и изумлением. Я озиралась по сторонам, не в силах разгадать загадку ядерного взрыва, случившегося тут, в отдельно взятой квартире.

– Что тут случилось? Восстание вещей? – спросила я, переступив через то, обо что споткнулась – через обувь. По всей видимости, вся обувь, имевшаяся в доме, валялась тут, на полу в прихожей. Так же тут валялись круглые жестянки с гуталином, одежные щетки, тапочки и еще бог весть что.

– Теперь ты не считаешь, что я аккуратный, как маньяк? – спросил «виновник торжества», глядя на меня таким взглядом победителя, что я невольно расхохоталась. – Теперь я стал тебе ближе и роднее? Смотри, все валяется на полу!

– Значит, ты так представляешь мой мир? – уточнила я. – Ну-ка, ну-ка, глянем, – с этими словами я прошла дальше, в комнату. Настроение мое улучшалось с каждой минутой. Вот, значит, чем занимался мой дорогой «Апрель никому не верь», пока я выбивала пыль из воланов, – крушил свой комфортный мир. Все рубашки из шкафа теперь висели на спинке кресла. Носки валялись на полу, но валялись, надо сказать, аккуратно, такими художественными островками на паркете. Аккуратными горками лежали книги – оказывается, они у Апреля были, только лежали где-то в глубине шкафов. Я переступила через какие-то штуковины из черного металла и поролона, назначения которых даже не смогла предположить. Но и спрашивать на всякий случай не стала. Помолчу – за умную сойду.


В ванной на стиральной машине стояло все, что до этого лежало в белом шкафчике с зеркалом. Наполовину использованная мужская вода «после бритья», запах которой моментально заставил меня зажмуриться и промурлыкать что-то неразборчивое. Пена для бритья, механическая бритва, обычная бритва, ножницы, какой-то прибор, отдаленно напоминающий стоматологическое сверло в миниатюре – я таких и не видела никогда. Рядом – скромно, как приживалки – моя зубная щетка и дезодорант. А еще говорят, женщины заполоняют всю ванну. На кухне творился еще больший кавардак: посуда, пакеты, ложки, вилки, бутылки с вином…

– Сколько же ты тут потратил времени и сил?

– Весь вечер, – признался Игорь. – Очень сложно наводить… беспорядок.

– Но зачем? Только для того, чтобы доказать мне, что ты не маньяк? – усмехнулась я. – А что, если я больше всего ценю в тебе то, что ты маньяк? И вообще, я хочу тебе сказать, что у тебя даже бедлам какой-то художественный получился.

– Серьезно? – огорченно пробормотал Малдер. – А я так старался.

– Именно! Нет, настоящие неряхи добиваются результатов непринужденно, работая над беспорядком долгими месяцами, день за днем. А где слои пыли? Почему носки парные? Почему все так чисто? Ты уж извини, но быть растяпой – это талант, почти искусство. А у тебя получился какой-то этюд. Натюрморт с вином.

– Кстати, не выпить ли нам? – предложил Апрель, подняв вверх палец.

– Спонтанный ты мой, – рассмеялась я. – Какое оригинальное и свежее предложение. А штопор где? – Апрель задумался, растерянно оглядывая горы вещей на кухне.

– Не знаю! – в конце концов выпалил он весьма довольным тоном, словно это было бог весть какое достижение. – Представляешь, впервые в жизни я не знаю, что у меня где. И что же теперь делать? Не пить?

– Такого допустить нельзя.

– Не думаю, что могу выдавить пробку пальцем.

– Правда? Тогда отойди-ка, – скомандовала я деловито, а затем прошерстила поверхность острым, опытным взглядом. Нам с сестрой не раз приходилось открывать вино черт знает чем. Да и в институте… в общежитии, где я регулярно бывала по разным поводам…

– Что именно ты ищешь? – поинтересовался Малдер, но я покачала головой.

– Я скажу, когда увижу.


Я отмела несколько потенциально подходящих предметов, продолжая искать. Вскоре нашлись мои персональные принадлежности для ремонта – я-то не то, что некоторые: ни лупу, ни отвертки, ни щипчики никогда не убирала, бросила на кухне, на подоконнике. Там они и валялись, где я их оставила.

– Что ты собираешься делать? – спросил Игорь, глядя на меня, как на фокусника из цирка. Не хватало только кролика и шляпы.

– Понимаешь, дитя, есть три валидных способа, как открыть бутылку вина без штопора, и каждый из них я опробовала, причем не раз. Первый способ – с помощью ботинка, у которого есть нормальный каблук – у меня работает через раз, причем в такой последовательности – один раз я выбиваю пробку слишком сильно и проливаю вино на окружающие предметы, другой раз я разбиваю бутылку, и, опять же, все в вине и битом стекле. В третий раз, удачный, бутылку я открываю нормально, но ботинком отбиваю кусок штукатурки от стены. Так что я этот способ не очень люблю. Только если ничего другого нет.

– А второй способ?

– Второй – это ножом. Или ножницами, на крайний случай. Тут все дело в том, чтобы правильно воткнуть нож в пробку. Если обеспечить достаточное сопротивление материала, то пробку можно вывинтить – главное, ее не раскрошить.

– Подозреваю, тут тоже не все просто. Как я понимаю, в большинстве случаев пробка все же крошится.

– В половине, – кивнула я. – В оставшейся половине я режу себе руки. Не самый лучший результат. Остается третий способ – это когда под рукой есть отвертка и пассатижи.

– Конечно же, это все у тебя есть.

– Да. Теперь, как говорит ведущий какой-нибудь программы «Сделай сам», нам нужно внимательно посмотреть по сторонам и найти что-то, прикрученное винтом. Желательно найти довольно большой винт. Ага, вот. Столик твой как раз винтами и закреплен.

– Будешь вывинчивать?

– А что мне остается. Я не могу иметь с тобой дело на трезвую голову, – рассмеялась я, выворачивая винтик.

– Но у тебя нет пассатижей.

– Ничего, – покачала головой я, вытаскивая длинный винт из стола. – Хорошо, что пробка – материал нежный. Видишь, как легко винт ввинчивается туда? А для того, чтобы вытащить его оттуда, вполне подойдут мои щипцы, – и тут я с ловкостью фокусника извлекла пробку из бутылки. Игорь изумленно причмокнул и принялся аплодировать. Я подозревала, что если бы он захотел, то легко бы нашел свой штопор. Апрель не хотел портить шоу, не хотел портить вечер. Мы хотели разлить вино по бокалам, но я покачала головой.

– Нет? – удивился Игорь, но я уже отпила немного вина из бутылки и отдала ее ему.

– Мы будем пить так, – заявила я.

– Чтобы стать ближе друг другу? – рассмеялся Игорь, аккуратно отпивая из горлышка. – Гхм, так даже вкуснее.

– Что ты сказал, если бы с каждым глотком мы получили возможность задать вопрос? Любой вопрос? Не хочешь отвечать – пропускай глоток. Хочешь выпить – говори правду.

– Ничего себе, – присвистнул Апрель. – Давай, идет. Я согласен. А ты уже достаточно пьяна для правды? У меня много вопросов. – Игорь попытался отпить из бутылки еще, но я отобрала ее у него. Он проводил бутылку демонстративно обиженным взглядом, но я покачала головой.

– Не по правилам. Ты не ответил на вопрос. Зачем ты устроил этот кавардак? На самом деле.

– Ну, я же сказал…

– Хотел попробовать свою будущую жизнь со мной на зубок? Нет, не верю! – И я торжественно отпила из бутылки. – Правду, пожалуйста!

– Правда может сделать меня уязвимым, – ответил Малдер, улыбаясь. – Правда – она как человек без одежды.

– Человек без одежды? Ты специально уводишь мои мысли в сторону? – возмутилась я. – Так какая муха тебя укусила? И куда именно?

Малдер вздохнул, посмотрел на меня с какой-то подозрительной смесью сомнения и сожаления, словно прикидывал, смогу ли я перенести суровую правду, которую он собирается мне рассказать. Затем кивнул.

– Я решил… я достану все, пусть будет так, будто мы с тобой только что вместе сюда заехали. Знаешь, как будто у меня тоже все в коробках. Мы будем распаковываться, решать, где что лежит, как что у нас будет устроено. Потому что иначе ты так и будешь жить в десяти коробках, аккуратно стоящих в углу у балкона. Такой ответ принимается?