Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

– В таком случае почему бы не допустить, что какой-нибудь отвергнутый поклонник задумал убить Тома Маро из ревности? – оживился Антуан Сарден. – Много времени не надо: он спускается в забой, стреляет, но попадает в Букара, а затем, пока все вокруг рушится, пытается удрать. Это мог быть и Шов-Сури, несмотря на возраст. И он не ушел далеко. Выходит, убийца тоже мертв. Точка. Закрывайте расследование, инспектор! Хватит торчать в сером, богом забытом поселке!

– Я буду, как вы выразились, торчать здесь сколько потребуется. Ваши выкладки логичны, но Филиппу Мийе было шестьдесят пять, он много пил и хлебнул в жизни горя. Даже сгорая от любви к Йоланте, стал бы он рисковать, чтобы устранить Тома? Бастьен Мийе, племянник погибшего, говорит, что его дядя имел порочный интерес к маленьким девочкам – еще один слух, опровергнутый Онориной Маро и другими женщинами, работавшими в шахте.

– В том, что показания расходятся, нет ничего удивительного! – не спешил уступать Антуан Сарден. – Я читал «Жерминаль», роман Эмиля Золя о жизни шахтеров на севере Франции. Постоянная работа под землей с единственным праздником – воскресным выходом на солнце и свежий воздух – дурно сказывается на нервной системе некоторых людей, обостряет эмоции. Углекопы редко получают образование. Они – натуры примитивные, временами способные на жестокость. И вообще, ничего противоестественного, если старик начинает засматриваться на молоденькую.

Девер был неприятно удивлен, и это ясно дал понять его взгляд, адресованный коллеге.

– Сарден, послушать вас, так славным углекопам место в зверинце! Однако я вас понимаю. Я тоже приехал сюда, ничего не зная ни о местных, ни об их образе жизни, и рассуждал практически так же. Но мое мнение быстро переменилось. Десятилетиями эти люди спускаются под землю, а шахт в здешних краях несколько, и добывают уголь. Сначала его использовали исключительно как топливо при производстве стекла на местном заводе. Теперь часть угля идет на продажу. Работа в забое тяжела, но углекопам хорошо платят и дают комфортабельное жилье. Никто не жаловался на условия труда – ни раньше, ни теперь. Я опросил уйму работников и их жен. Никакие они не дикари! Их дети ходят в поселковую школу, а сами они – вежливые и сердечные люди.

После такой отповеди Антуан Сарден ненадолго приумолк. Его начальник быстрым шагом подошел к окну, откуда просматривался фасад ресторана «Ла-Рюш». Заходящее солнце освещало кроваво-красными лучами верхушки деревьев.

Напрасно полицейский ждал, что на пороге заведения появится Изора. Его взору предстал мужчина крепкого сложения с седыми кудрями. Это был Станислас Амброжи. Отец новобрачной с грустным видом набивал курительную трубку.

«Несчастный человек! Как он, наверное, горюет о судьбе сына! Остаться безногим в столь юном возрасте! У Онорины Маро – та же беда: сын ослеп, хотя, надо признать, в целом Жером – очень симпатичный парень. Будущий муж Изоры Мийе… Интересно, как они сошлись? Может, встречались перед войной или хотя бы нравились друг другу. А когда он вернулся инвалидом, она его не бросила. Что ж, для прекрасной мадемуазель жертвенность – не пустое слово… Нет, все не так! Я уверен, она сохнет по старшему брату, Тома. Может, и у меня есть шанс? Если бы я только мог ей понравиться! Мы бы поженились, я бы попросил перевода в Париж, и мы бы зажили в квартире на бульваре Капуцинов, которую я получил в наследство. Я показал бы ей другую жизнь – театры, шикарные магазины…» – размечтался инспектор.

Заместитель что-то бубнил себе под нос:

– Надо обязательно найти орудие преступления!

Девер резко повернулся и нацелил на подчиненного указательный палец:

– Я слышу это ежедневно, с тех пор как вы приехали в Феморо! Но увы, пистолета мы так и не нашли. Пуля в надежном месте – я отправил ее в комиссариат. Мы знаем, что она была выпущена из Люгера – немецкого пистолета калибра девять на девятнадцать миллиметров. Пистолеты в большом количестве поступали во Францию в качестве контрибуции и после незначительных модификаций передавались на вооружение уже нашей армии. Раздобыть такую штуковину несложно, но в Феморо, судя по показаниям, ничего подобного ни у кого нет. Я получил в жандармерии список тех, кто имеет разрешение на огнестрельное оружие, и тех, кто владеет ружьем. Информация ничего не дала.

В дверь постучали. Инспектор крикнул «Войдите!», и на пороге появилась молодая женщина в черном платье и сером жилете – светлая шатенка с кудрями до плеч и карими, тщательно подкрашенными глазами.

– Мсье Девер, меня попросили передать вам приглашение на ужин – сегодня вечером, в доме у мадам и мсье Обиньяк. Вас ожидают через час, если не возражаете. И вашего коллегу, разумеется, тоже. Полагаю, вы знаете, где находится дом господина Обиньяка?

– Да, конечно. Кто вы, мадемуазель? – поинтересовался Девер. – Я в Феморо уже три недели, но мы еще не встречались, иначе я бы вас запомнил.

На щеках нежданной гостьи выступил румянец: скорее всего, она не ожидала, что полицейский станет ее расспрашивать.

– Простите, я не представилась: Женевьева Мишо. Служу экономкой у Обиньяков. Я недавно вернулась к работе после длительного отпуска: уезжала, чтобы скрасить последние дни своей матушки. Она живет в Люсоне, точнее, жила… Позавчера я ее похоронила, – тихим голосом призналась она.

– Примите искренние соболезнования, мадемуазель Мишо, – посочувствовал Девер.

– И мои тоже! – подхватил Сарден, на которого свежесть и образованность девушки произвели благоприятное впечатление.

Женевьева Мишо не была красавицей, но ее приятные черты и ладная фигурка радовали глаз. Она повернулась, чтобы уйти, но инспектор жестом попросил задержаться.

– Мадемуазель Мишо, вы слышали о трагедии, которая всколыхнула весь поселок?

– Конечно, мсье! Хозяйка мне все рассказала. Убийство – это ужасно! И несчастный случай со взрывом!

– Быть может, у вас есть жених среди углекопов? – рискнул поинтересоваться Девер.

Женевьева уже поняла, что инспектор завел разговор не просто так, и, чтобы продемонстрировать лояльность полиции, ответила весьма подробно:

– Нет, мсье. Мой жених, Арман Мийе, воевал и считается пропавшим без вести. Я не осмеливаюсь говорить, что он погиб, потому что это разные вещи – пропал без вести и умер. Словом, я все еще надеюсь на чудо.

– Арман Мийе? С фермы, которая находится на землях де Ренье? Брат Изоры Мийе?

– Да, – подтвердила девушка.

– Простите мое любопытство, но я, кажется, успел поговорить со всеми членами местной общины, и нигде меня не принимали хуже, чем у Мийе! Вы рассчитывали жить с родителями мужа?

Женевьева Мишо поморщилась и помотала головой.

– Мы с Арманом строили другие планы, – негромко ответила она. – Мечтали открыть кондитерскую, благо у моей матери имелись кое-какие накопления. Жених не хотел работать на земле. Он был человеком образованным и деликатным, совсем как Изора, которая не похожа на родителей и скоро станет учительницей. На этом я с вами прощаюсь, господа. Меня ждет хозяйка.

И она ушла, оставив после себя едва ощутимый аромат лаванды.

– Знаете что, Сарден? Мир несправедлив! – заявил Жюстен Девер, раскуривая следующую сигариллу. – Несправедлив и жесток!

Феморо, вечером суббота, 4 декабря 1920 г.

Сидя между Жеромом и Станисласом Амброжи, почти напротив молодых, Изора допивала четвертый бокал вина. Она с аппетитом отведала паштета из зайчатины, яиц под винным соусом и улиток, запеченных с консервированными томатами, чесноком и сборным мясным фаршем. Ее губы блестели от соуса и от этого казались еще ярче.

Прическа девушки слегка растрепалась, а белый воротничок с широкими отворотами больше обычного раскрылся на шее.

– Изора, ты сама на себя не похожа! – шепнул Жером ей на ушко. – Сходи в уборную, ополосни лицо прохладной водой!

– Не хочется вставать. – Девушка на самом деле едва ворочала языком. – Скоро ли подадут торт? И вообще, ты не можешь знать, как я выгляжу, потому что ты слепой. Сам же говорил, что не увидишь, как я старею!

– Зато я хорошо слышу, как ты разговариваешь! Болтаешь глупости мсье Амброжи и громко хохочешь. Ты слишком много выпила, и завтра тебе будет очень плохо. Прошу, остановись!

– Мсье Амброжи исправно подливает в мой бокал! – прыснула Изора. – И что плохого? Мы же на свадьбе!

Она засмеялась горловым чувственным смехом, не замечая обращенных к ней зеленых глаз Тома и укоризненного взгляда Йоланты. Некоторые холостяки из числа местных жителей тоже посматривали на красивую подвыпившую девушку, мечтая увести ее из ресторана. Правда, еще в начале банкета было объявлено, что они с Жеромом Маро скоро обручатся, поэтому мечтателям приходилось довольствоваться грезами.

Онорина, примостившись рядышком с мужем, сурово поглядывала на будущую невестку.

– Что ни говори, Гюстав, а Изора совершенно не умеет себя вести! Отсюда слышно, как она хихикает. Нужно отвезти ее домой, к родителям, еще до того, как начнутся танцы, иначе она нас опозорит.

– Что ты такое придумала? Девочка, наверное, никогда так вкусно не ела и не пробовала спиртного. Крепкий кофе, свежий воздух – и будет как новенькая. Она тоже имеет право повеселиться!

– По-твоему, так люди веселятся? Гюстав, она выставляет себя на посмешище! Ну ничего, сейчас я ей все выскажу, объясню, как ведут себя женщины в семье Маро!

Муж едва успел удержать ее за руку, кивком головы показывая на Тома. Новобрачный встал и хлопнул в ладоши.

– Предлагаю перед десертом завести музыку и немного потанцевать! – громко провозгласил он. – Надо помочь нашим животам переварить вкусную еду!

Официантка поспешила к стоящему в простенке между окнами механическому фортепиано из полированного дерева. Резонаторный ящик, обтянутый серым полотном, предохраняла медная решетка. В него вставлялись специальные перфорированные карточки, и начинала литься музыка. Инструмент работал от электричества и был гордостью ресторана.

– Йоланта, вальс! – обрадовался Тома, протягивая жене руку. – Пойдем, милая!

Под громовые аплодисменты супружеская чета закружилась на пятачке, который освободили от столов – выстроили буквой L и сдвинули в глубину зала. Гости оживились, и скоро танцевали не только молодые.

– Жером, пригласи меня на вальс! – взмолилась Изора.

– Нет, я не смогу.

– А я тебе помогу! Будешь держаться за меня, и у тебя получится!

– Я только выставлю себя на посмешище! Надо мной и так потешаются, хватит.

Станислас Амброжи слушал их разговор с непроницаемым лицом. За столом он тоже выпивал, однако по нему это не было заметно.

– Идемте, мадемуазель! Приглашаю вас на танец! – вдруг предложил он, желая положить конец перебранке. – Ты позволишь, Жером?

– Вам не обязательно мое разрешение. Спросите у Изоры!

– Изора с удовольствием разрешает! – пошутила девушка, вставая.

Поляк приобнял партнершу за талию, и довольно крепко, потому что она в этом нуждалась, – Изора с трудом стояла на ногах.

Феморо, в тот же вечер, в то же время

Жюстен Девер искал предлог, который позволил бы уйти, не обидев хозяев дома. Вивиан Обиньяк, очаровательное создание лет тридцати, изобретала все новые изощренные уловки, только бы они остались: еще глоточек коньяка, и анекдот, и альбом с фотографиями…

– Отпусти господ полицейских спать, иначе они больше никогда не придут к нам на ужин! – в шутливом тоне укорял ее супруг.

Антуан Сарден спрятал зевок в ладони. Он приятно провел вечер, хотя роскошная обстановка и многочисленная прислуга немного смущали. Женевьева, экономка Обиньяков, ему очень понравилась, но уже в десять она ушла спать. Она занимала маленький флигель в глубине сада, где когда-то жил сторож.

– Разве я слишком вам докучаю, инспектор? – недоумевала хозяйка дома. – И потом, пока вы у нас в гостях, я могу вздохнуть свободно. Ведь в поселке или окрестностях скрывается убийца!

– С такими великолепными сторожевыми псами опасаться нечего, дорогая мадам Обиньяк, – парировал Жюстен Девер. – Не думаю, что они позволят чужаку разгуливать по дому.

Он кивнул в сторону пары огромных рыжих боксеров, вытянувшихся перед большим камином в черной мраморной облицовке. Вивиан Обиньяк улыбкой выразила свое согласие. Миловидная женщина с короткими обесцвеченными кудрями обладала соблазнительной фигурой, которую подчеркивало платье-футляр из зеленого шелка. В ложбинке между грудями поблескивал жемчужный крестик на цепочке.

– Я читала об одном ограблении, где злоумышленники сначала отравили охранявшую сад собаку! – совершенно серьезно заявила Вивиан.

– У вас имеется еще и супруг, который просто так не даст себя отравить! – В голосе Девера угадывался намек на иронию.

Директор усмехнулся – довольно-таки нервно, и полицейский это заметил. Еще в начале вечера, едва они с Сарденом переступили порог, он обратил внимание на припухшие веки мадам Обиньяк.